Франсуаза Саган - Днем и ночью хорошая погода (сборник)
Этьен (тихо): Дорис, не нервничай так. Зельда просто хочет докурить сигарету. Она, вероятно, расстроилась из-за этой трубы, из-за того, что не смогла ею воспользоваться. Это естественно. Я тоже расстроился бы, если бы у меня вот так заклинило.
Дорис: Тебя это расстроило бы, если бы ты жаждал увидеть гору… как там ее… крупным планом и исток Драка. Только тебе на все это наплевать, и Зельде тоже. Зельде чихать на этот вид — и вблизи и издали, просто…
Этьен (отчетливо): Просто — что?
Дорис: Я хочу сказать, что этот вид никому не нужен. Мы пошли сюда, потому что утром в холле гостиницы Зельде попался на глаза этот буклет. Точно так же она могла подхватить там ресторанное меню или железнодорожное расписание. Конечно, погода прекрасная, мы отлично прогулялись, да и Зельде полезно было пройтись. Все отлично, но давайте на этом и остановимся. Не будем разыгрывать тут комедий для единственной зрительницы, которая к тому же в них не верит. Давайте вести себя нормально. Зельда выздоровела… Мне кажется, Шарвен ясно выразился на этот счет: она здорова. То, что мы наблюдаем, это не болезнь, а капризы. Или я не права, Зельда? Отвечай, я не права?
Зельда (зевая): Да нет, ты права. Просто мне хотелось посмотреть на это очаровательное шале-кафе на склоне, о котором говорил Этьен. Я не успела его разглядеть. И если бы у меня был франк…
Дорис (кричит): Нету! Нет у меня франка! Есть пятифранковые монеты, есть купюры по сто франков, есть дорожные чеки, доллары, а вот швейцарских франков — ни одного!
Зельда (рассеянно): Жаль.
Они молча, не двигаясь, смотрят друг на друга.
Этьен (быстро): Хорошо. Дорис, и правда становится холодно. Спускайся-ка ты одна, а я подожду Зельду и спущусь вместе с ней немного позже. Думаю, так будет проще, правда?
Дорис (с каменным лицом): Нет, это как раз не проще, дорогой.
Они все втроем усаживаются на скамейку. Зельда, улыбаясь, слушает музыку, двое других — с мрачным видом. С колокольни доносится один удар колокола.
Зельда: Это, должно быть, четверть или половина седьмого. Как вы думаете, сколько времени мы проговорили? На эти часы нельзя положиться. Этьен говорит, что они окончательно спятили. Странно, в Брабане они шли нормально. Можно подумать, что швейцарцы действуют на людей лучше, чем на часы; а мне всегда казалось, что наоборот. Помнишь, Дорис, что сказал о Швейцарии Орсон Уэллс в «Третьем человеке»? Ты тогда еще захохотала как сумасшедшая, громко-громко, а за тобой весь зал…
Дорис (холодно): Нет. Я смотрела «Третьего человека» в Нью-Йорке и вовсе не «хохотала как сумасшедшая». Разве что улыбнулась.
Этьен: На самом деле это я «хохотал как сумасшедший» в Париже; и ты тоже, дорогая.
Зельда: Да?.. Надо же… Я, должно быть, снова вас перепутала. Хотя это ведь старый фильм? И это было еще до… до моих каникул. (Показывает рукой на свою голову.)
Дорис: Может быть, твои каникулы уже тогда начались, милая, только никто об этом не знал.
Зельда (радостно): Нет-нет! Нет! Профессор Шарвен сказал совершенно точно. У меня было не в порядке с головой с апреля семьдесят пятого по май семьдесят восьмого, и все. Ровно три года и один месяц. Психиатры выражаются очень ясно, когда говорят обо всех этих неясных вещах. Им так, наверное, легче, бедняжкам. Хотя все мужчины любят даты, числа, круглые цифры; а вот женщины — наоборот…
Дорис: Ну знаешь, я хоть и женщина, но не питаю никакой страсти к разным туманностям, фантазиям, отклонениям…
Зельда: Говоря о женщинах, я не имела в виду тебя, Дорис. Не сердись. Ой, смотрите, кто это?..
Входит мужчина, по виду — буржуа, солидный, руки в карманах.
Мсье? (Встает.) У вас, случайно, нет одного франка? Не могли бы вы мне его дать?
Мужчина: Франк? Зачем он вам?
Зельда: Чтобы включить вот эту штуку. (Трясет подзорной трубой.) Без монетки она не работает.
Мужчина (смеясь и шаря по карманам): Что ж, франк найдется, коль скоро это не на выпивку…
Этьен (сухо): Послушайте, любезный, вас, кажется, нормально спросили.
Мужчина (с удивлением и раздражением): Вы считаете, это нормально: в таком виде, как у вас, выпрашивать у прохожих франки?
Этьен (извиняющимся тоном): Послушайте, моей жене очень хочется разглядеть поближе эту вершину, а у нас не оказалось мелочи. Если у вас есть пять монеток по одному франку, это нас устроило бы наилучшим образом.
Мужчина: Ну ладно, тогда другое дело! Хотя мне все равно, франк так франк, главное — тон, понимаете? Весь вопрос в тоне.
Зельда: Мой муж никогда не умел выбрать нужный тон для разговора с незнакомыми людьми; впрочем, и с остальными тоже. Он даже со мной не умеет разговаривать — никак не может выбрать нужный тон, а ведь он знает меня много лет.
Мужчина (смутившись): Слушайте… Э-э-э-э… Погодите… Кажется… Да, вот.
Зельда: Прекрасно! Как это мило с вашей стороны. Вы уверены, что хотите мне ее дать? Вы уверены, что не посчитаете меня смешной, что я не буду выглядеть в ваших глазах избалованной девочкой? Вы дарите мне ее от чистого сердца?
Мужчина: Ну да, конечно. В общем-то, мне это понятно, бывают такие глупые желания, со всяким может случиться.
Мужчина явно польщен. Зельда, слегка опершись о его руку, играет монеткой.
Зельда: С моим мужем такое не случается. Я вот сейчас вставлю монетку в эту машину. Мне хочется разглядеть этот пейзаж поближе, увидеть, как тает снег, как прыгает зайчик с круглыми глазами, как скачет лань. А может быть, я даже увижу это здание, там, такое красивое… Как оно называется?
Мужчина (со смехом): Ну знаете, сейчас все лани уже попрятались! А то здание, там, это Брабан, лечебница для умалишенных.
Зельда: Для умалишенных? Какой ужас!
Зельда вставляет монетку в подзорную трубу и наклоняется, медленно ее поворачивая. Мужчина смотрит на нее.
Мужчина: Красиво, но совсем не весело. Я там бывал.
Зельда (поднимая голову): Вы там бывали? Вы…
Мужчина (со смехом): Нет, не бойтесь. Я навещал одного человека — одну знакомую.
Зельда (фальшивым тоном): Должно быть, это ужасно? Особенно если этот человек вам дорог — видеть его вот так… И ничего нельзя сделать, ничем нельзя помочь, и уезжаешь, а он или она остается там… Это, должно быть, так противно.
Мужчина (немного смутившись): Да! Конечно! Но прошу заметить, это была подруга моей матери, старая дама, и, на мой взгляд, она всегда была чокнутая, так что…
Зельда: Да, это совсем другое дело.
Труба останавливается. Зельда выпрямляется.
У вас есть еще монетка? Я все вам верну.
Мужчина: Не беспокойтесь.
Зельда: Нет-нет, верну обязательно. Вы были так любезны, вы поверили нам. А ведь мы могли оказаться грабителями.
Мужчина (смеясь): Стоять здесь и требовать с прохожих по франку? Ну, вы не слишком много заработали бы таким образом! Что за странная идея…
Зельда: Да, у меня часто бывают странные идеи. Но как я верну вам эти деньги? Вы живете в деревне?
Мужчина: Я остановился в «Черном охотнике». Но я вовсе не хочу, чтобы вы мне их возвращали. Мне было приятно помочь вам.
Зельда: Ну, если вы не хотите денег, может быть, я угощу вас сегодня вечером в баре «Черного охотника»? Возможно, бокал вина не так стеснит вас, как монетка. Кстати, меня зовут Зельда, как Зельду Фицджеральд. Мой дедушка повстречался с ней в «Рице» в тридцатые годы и так влюбился, что заставил мою бедную маму дать мне ее имя. Все это тем более смешно, поскольку к тому времени, как я появилась на свет, Зельда уже давно сгорела заживо в своей клинике. Он этого, разумеется, не знал.
Мужчина: Никогда не слышал об этих Фиц… Фицджеральдах.
Зельда (чуть ли не извиняясь): Ах, ну это совершенно естественно: они были чудаки-американцы и практически никогда не бывали во Франции. И потом, он никогда не был нобелевским лауреатом… Так приходите сегодня вечером в бар «Черного охотника». Мы поболтаем, вы расскажете мне, о чем вы думаете, чего вам хочется, потому что вы ведь совсем как я, и на вас тоже бывает находит что-то такое, какие-то прихоти, капризы…
Мужчина (смущенно глядя на Этьена): Но… Э-э-э-э… Если ваш муж не против, я, конечно, буду очень рад.