Пётр Киле - Восхождение

- Куда занесло нас?

- На север, как в горы, мы вознеслись!

- Не здесь ли дворец небесный поверх облаков стоит? Из яшмы и нефрита хранилище тайн и чудес.

Здесь ночь, исходящая светом, сияет, как новый день.

Мы мчались северным краем по шару земному вокруг на таинство неземное на стыке стран и времен.

Хор куртизанок вереницей слева и справа:

- Амур! Амур! Бог милый и лукавый, пуская стрелы для забавы, он служит нам, на грех. Но сладостен успех.

- Дитя что знает о любови? Невесты мы Христовы, не мил нам грех, как прошлогодний снег.

- Куда несемся за Денницей мы бесконечной вереницей? Иль это наши сны?

- На бал у Сатаны!

- Скорее карнавал, как в Риме, у Северной Пальмиры.

Раздаются голоса ведьм:

- Мессир! Мессир! Виват! Мы вас заждались!

Ночной козел зычно:

- Согласен, коль признали вы во мне владыку, вам служить. А знаете, кто с нами здесь на празднестве ночном?

Голоса ведьм:

- Тот, кто на нас не смотрит? Дон-Жуан, не ведающий о своем призваньи? Мы счастливы приняться за него!

- Какой он Дон-Жуан? Художник он, с гетер не сводит глаз, любуясь ими, без тени вожделения и страсти.

Ночной козел раздумчиво:

- Все это, может быть, и так, как вы, сударыни, разумно рассудили. Но я открою, кто он: Люцифер!

Воистину владыка из владык!

Ведьмы хором: «Лю-ци-фер?!»

Ночной козел разочарованно:

- Как! Люцифер вам не по вкусу? Разве не он верховный ваш владыка?

Голоса ведьм:

- Не он! А Сатана – владыка наш!

А этот нехороший. Он - Антихрист! Отдай его на растерзанье нам!

Ночной козел с изумлением:

- Сдается мне, вы что-то путаете. Преследует вас церковь. Люцифер – враг церкви.

Голоса ведьм:

- Нет! Мы веруем в Христа! Мы все, какие есть, его невесты. Преследуют нас, женщин, за грехи, в чем он повинен. За него страдаем!

Ночной козел, возвышая голос:

- Сказать по правде, Люцифер не дьявол, как я не Сатана, Ночной Козел!

На опушке леса у старинного тракта, как в тумане, обозначаются две фигурки. То мать и дочь.

- О, мама, где мы? Ночь светла, как днем. А на горе-то зрелище какое! О, страх! Иль это воскрешенье мертвых?

Мать смеется:

- Идем. Мы выглядим не лучше тех, кого там видишь; тени мы, мы духи. Принарядиться можем, как угодно, являясь на вселенский маскарад.

Но тайны гроба тут открыты многим, и королев иных здесь привечают, как шлюх последних. Лучше быть самим, в кругу своем повеселимся всласть.

Была я маркитанкой; рыцари, хотя носились с образом Марии иль дамы сердца, мне служили правдой земных страстей, сходя в могилы здесь, в полуночном краю, глухом от века. А ныне, видишь, город дивный вырос.

Дочь с восхищением:

- Давно смотрю я на него, не веря глазам своим. Но это, мама, призрак? Он страшен и прекрасен, как мираж.

Седовласый поэт:

- Мираж, что сотворен царем, как богом, в краю полуночном, убогом, и светом просвещенья озарен, взошел здесь новый небосклон.

В просвете бело-лиловых облаков возникает женская фигурка изумительной красоты; спускается вниз вся в сиянии света, словно в легчайших одеяниях.

Молодой поэт:

- О краса ненаглядная! Чудо чудес! Вечная женственность сходит с небес.

Аристей, подбегая к девушке:

- Психея? Эста? Вас я узнаю!

Психея смущенно:

- Не будучи уверена, жива ли, теряюсь я, но вас-то узнаю. Вы Аристей!

Аристей одобрительно:

- Вас принимают здесь за образ Вечной женственности, с неба сошедшей в ослепительном сияньи…

Психея, с улыбкой оглядываясь:

- А что здесь происходит?

Аристей, рассмеявшись:

- Пресловутый, сказать по правде, шабаш ведьм. У трона владыки девушек собралась стайка, невесту выбирают для него.

Психея свысока:

- Да это же сатир!

- А вы - та нимфа?!

Психея с горестным вздохом:

- Ах, Аристей! Что вы задумали на голову мою еще?

Аристей уносясь:

- Не бойся!

Ночной козел зычным голосом, указывая на Психею:

- Она моя!

Ведьмы тотчас хватают Психею и приводят к трону владыки, к разочарованию или радости юных девушек.

Ночной козел с изумлением:

- О, несравненная краса! Психея!

Сценка с сатиром и нимфой привлекает внимание молодой женщины, бродившей одна в отдалении; покачнувшись, она чуть не падает, что отдает тоской и грустью в сердце Аристея. Он поднимает руки, словно обращаясь к небесам, и взлетает, и вдруг над городом, как от зари, вспыхивает парусник, и несутся от него золотые лучи, как стрелы, пронзая ночного козла. Тот издает ужасный крик и предстает Дионисом, с тирсом, увитым плющом, в руке, с венком из винограда на голове.

Психея восклицает:

- Свершилось! Боги Греции воскресли!

В безумной радости она пляшет, а с нею и ведьмы, старые и юные, теперь, видно, вакханки пресловутые. Топи и болота сияют свежей зеленью и водой до лугов и лесов, среди которых выделяются пригородные парки и дворцы, и совсем рядом - стройный город с золотыми шпилями, на кончике одного из них - ангел, другого - золотой парусник, столь чудесный, словно плывущий в воздушном океане здесь и в неизмеримых далях Вселенной.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Вдоль рек, по опушкам леса всюду цвела черемуха, расцветали на глазах яблони и вишни.

Длинной вереницей спускалось с горы шествие из козлоногих сатиров и пленительных нимф, из вакханок и тех, кто сопровождал их, подчас известнейших лиц всех времен и народов, из богинь и богов. Оно растекалось по паркам и садам Петергофа, Гатчины и Царского Села, что наблюдал откуда-то сверху Аристей, словно пролетая в поднебесье.

С наступлением дня не все участники мистерии исчезли, а застыли в их статуях и бюстах по садам и в интерьерах дворцов.

Диана, последовав за Психеей, вошла в дом графини Анастасии Михайловны в Царском Селе, чтобы отдышаться, ведь и душе-невидимке необходим приют.

Было уже утро. Выглядывая в окно из библиотеки в сад, она в стекле увидела свое отражение и отпрянула от неожиданности, при этом чья-то тень промелькнула на полу; и тут она ясно ощутила себя, а не одни глаза, свое тело, свое дыхание, живую жизнь в себе, как при пробуждении от сна.

Она застыла, боясь шелохнуться, как статуя. Эста вошла и всплеснула руками.

- Диана! Это не сон! - Эста забегала около нее.

- Ты меня видишь?

- Вижу! Как и себя. Как это утро. У Аристея есть даймон. Он вернул тебя к жизни.

- А где он?

- Думаю, он скоро явится, если проявляет заботу о нас, пребывая даже в странствиях.

- Хорошо. Предупреди графиню. Устрой меня где-нибудь. Я не спала целую вечность.

- На пресловутом шабаше ведьм произошло не только воскресение богов, но и смертных.

- Это был шабаш ведьм? - Диана упала в кресло в счастливом изнеможении, как после спектакля.

- Уж конечно, не пресловутый шабаш ведьм, а мистерия с воскресением Диониса, - отвечала Эста.

- Мне кажется, я там видела Аристея. Он пролетал над Вороньей горой, как ангел, весь из света.

- Как Люцифер! - рассмеялась Эста. - Он-то и сотворил чудо.

- Как поверить? Может быть, это всего лишь видения моей блуждающей души, - засыпая в кресле, прошептала Диана.

Задергивая жалюзи, Эста увидела внизу в саду Леонарда и выбежала к нему.

- О, Психея! - Леонард не помня себя заключил девушку в объятия, и она осыпала его поцелуями. Впервые после всех недоразумений, превращений и разлуки они встретились лицом к лицу, сами по себе, какие есть, какими стали, казалось, спустя столетия.

- Эрот! - рассмеялась Эста сквозь слезы. - Наконец-то! Где ты, милый мой, был?

- Все хорошо?

- Да. Все хорошо, что хорошо кончается.

- Мне кажется, все только начинается, как новый день, - Леонард поднял руку на свежую синеву небес, с белыми кучевыми облаками, которые отражались чисто и ясно в водах пруда, как стая лебедей.

Эста рассмеялась и, наклоняясь над водой, взглянула на себя, как в зеркале. Леонард тоже поглядел в серебряное зеркало вод, а затем глаза их встретились - здесь и там, в бездонной глубине времен, куда они проваливались и всплывали вновь. Чтобы их снова не затянуло, они, взявшись за руки, вышли на дорожку.

- Что хорошо кончается, то длится вечно, - продолжал Леонард носиться с мыслью, высказанной Эстой. - Первообразы в нас и воссоздаются через нас. Так творится вечность, и мы причастны к ней. Вот почему и поныне здесь все дышит для нас атмосферой юности поэта и древнего мира. Здесь наша мифическая родина.

- Хорошо сказано, - подал голос Аристей, показываясь из-за деревьев за поворотом аллеи.

Эста вскинулась и обняла художника с благодарностью, а глаза ее наполнились слезами.

- Что с вами, Эста? Диана? - Аристей тотчас все понял, и радость возвращения сменилась болью, неожиданно глубокой и сильной, всеобъемлющей.