Валентин Герман - Философская драма. Сборник пьес

Поворачивается к Женщине и делает вид, что кладёт что-то на чашу весов. Рука Женщины с этой тарелкой опускается, а вторая – поднимается вверх.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Вот он – стыд! Да!.. Весомо, весомо… Ну а сюда – душу… То бишь – ясную душу! Да?..

Кладёт на вторую «чашу» нечто воображаемое; «весы» не шевелятся.

Ай-я-яй!.. Не выходит. Не получается уравновесить. Вот незадача… А как же вы в сердце своём чаши-то эти уравновешиваете? А?.. Ведь уравновешивали же. Жили себе – не тужили. До советника дослужились. К министру на приёмы являлись… Являлись? Являлись!.. Ночами спали спокойненько… Неужто с такой вот… кривобокой… душой? Это ж мУка.

Шлепает Женщину по спине, она выпрямляется; Дылда смотрит на Коротышку.

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«Попов строчил – сплеча и без оглядки,Попались в список лучшие друзья;Я повторю: как люди в страхе гадки —Начнут, как Бог, а кончат, как свинья!..».

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да уж… Постой: как там?

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА:

«…как люди в страхе гадки».

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА:

В страхе, значит!.. Страх? Ну конечно! Ах, милый вы мой! Что ж вы сразу-то не сказали? И себя, и меня заставили голову ломать. Да неужто ж мы – такие страшные?.. Неужто вы нас так боитесь?.. Или, может, эти весы нам врут? Ведь и так бывает? Эй, весы!..

Шлепает Женщину по заду; тарелки судорожно задергались вверх-вниз, потом успокаиваются.

Ну признайтесь, признайтесь, господин советник: разве мы вам такой ужас внушаем?

Попов не то качает головой, не то кивает; затем, всё же, решается и качает отрицательно.

А вот это зря. Зря, милый Тит Евсеич!.. Ведь нас… нас… именно бояться надо. Именно – бояться. Да не в том дело, что – снял штаны, так страшно, а надел или, вообще, оделся от и до, и – всё, можно успокоиться и на всё плевать… Нет! Успокаиваться, родной мой, никогда не следует. Мало ли, что из туалета может вдруг куда-то пропасть…

Поворачивается к Коротышке.

Как там у нас, в нашем, так сказать, первоисточнике?

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«Забыться может галстук, орден,пряжка…».

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да-да! Вот именно: орден! Или – галстук!..

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА:

«Но – пара брюк!..»

Вкладывает одну тарелку в другую и срывает со своих глаз платок; все смотрят на нее.

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА:

«…Нет, это уж натяжка!..»

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да Бог с ними! Бог с ними!.. Забылись, и – Бог с ними! Не в брюках дело.

Вот! И – ничего!..

Коротышка, а за ним и Попов, помедлив, делают то же самое.

Вот! И – ничего!.. А министр?

ПОПОВ: Что – министр?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Он-то – в панталонах был?

ПОПОВ: То есть?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: То и есть, что слышали. Я спрашиваю, были ли на министре панталоны?

ПОПОВ: Разумеется.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Разумеется? Да это ещё выяснить надо. Что значит «разумеется»? Опишите-ка брюки министра.

ПОПОВ: Ну… Брюки как брюки. Не помню… Что-то тёмное.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Тёмное? Это у вас в памяти что-то тёмное.

ПОПОВ: Чёрные, наверное…

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Вы уверены?

ПОПОВ: Да я… Я не обратил внимания.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: На министра?

ПОПОВ: На брюки министра.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Предположим. А у курьеров? У полковника, который вас якобы допрашивал? У швейцаров, наконец?

ПОПОВ: У швейцаров – униформа.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Униформа? А у других?

ПОПОВ: Я не помню.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Ну так я вам напомню…

Роется в бумагах.

Как там, в первоисточнике?

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«Меж тем тесней всё становился кругОсоб чиновных, чающих карьеры;Невнятный в зале раздавался звук,И все принять свои старались меры,Чтоб сразу быть замеченными. ВдругВ себя втянули животы курьеры,И экзекутор рысью через залПридерживая шпагу, пробежал…».

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Замечательно! Не пятки, скажем, сдвинули, а – животы втянули!.. Дальше!

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«Вошёл министр. Он видный былмужчина,Изящных форм, с приветливым лицом,Одет в визитку…»

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Это мы уж читали. И тем не менее… Опять вы на что угодно внимание обращаете, кроме ног…

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«Чиновник по особым порученьям,Который их до места проводил,С заботливым Попова попеченьемСдал на руки дежурному. То былВо фраке муж, с лицом, пылавшимрвеньем…»

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Ну достаточно!.. Или – ещё? Да нет… Так были на них всех брюки? Или нет?..

Попов молчит.

То-то и оно!.. Что ж вы тогда из-за своих так переживали? За экран прятались… Атам, в вашем сне, такой обычай оказался: там – все без брюк, все – с голыми коленками… Фантазия, так сказать, Морфея, причуда…

ПОПОВ: А чего ж тогда министр?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: А министр – сам по себе… Он вот без фантазии оказался…

ПОПОВ: Да?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да. А что? По-вашему, министр не может быть без фантазии? Да сколько угодно. Особенно – у нас, в России… И что же тогда у нас выходит? Выходит, один-единственный раз господин Попов – как все оказался… С голыми коленками… Как он! Как она! Как я, наконец!.. И – испугался! А чего испугался? Кого испугался?

ПОПОВ: Как – кого? Министра!

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Министра без… штанов?

ПОПОВ: А… бэ…

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (передразнивая): А… бэ… Дались вам эти панталоны. Что вы в них прячете такого, чего у других нет? И ведь какого страху нагнали… Ну, ладно. Всё в порядке. Можете идти.

ПОПОВ: Что? Всё?.. И – ничего подписывать не надо?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА (машет рукой): Бросьте! Что за крючкотворство?.. Эй, проводите Попова.

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (подходит): Всё? Ну. поздравляю, от всей души, так сказать…

Жмет Попову руку.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (виснет на Попове): Ой, я так рада! Так счастлива!

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Ну, как говорится, с облегченьицем.

Жмет руку.

А успокаиваться – не советую. Впрочем: шучу, шучу!.. Отдыхайте. Приятных, так сказать, снов!

(Женщине)

Ты платок-то вернула?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: А как же!..

Достает платок, завязывает на нем узелок и засовывает Попову в карман.

Это – чтоб нас не забывал.

Целует Попова. Попов растерянно благодарит всех. Шинели уходят, помахав ему издали руками. Попов остаётся один. Стол отъезжает в глубину, на авансцену выдвигается кровать. Попов ложится, укрывается. Свет постепенно гаснет. В темноте звучит сладостный ангельский хор.

ХОР:

Приснился раз, Бог весть с какой причины,Советнику Попову странный сон:Поздравить он министра в имениныВ приёмный зал вошёл без панталон!..

Около кровати загорается свеча. Попов просыпается, садится, откидывает одеяло. Видны его голые ноги. Он видит на спинке кровати свои брюки, радостно вскакивает, хватает их и собирается надеть. Но в это время за сценой раздаются чеканные шаги. Появляются все три шинели. Из-под распахнутых пол видно, что они в брюках. Они молча окружают кровать, глядя на Попова, застывшего с брюками в руках.

ПОПОВ (кричит): Это что? Это снова сон? Или это наяву?.. Это сон? Или наяву? Сон? Или…

Они молча сжимают кольцо, заслоняя его своими спинами от зрителя.

А-а-а-а!..

Затемнение.

КОНЕЦ ПЬЕСЫ

Недоразумение, или Откуда возьмутся праведники?

Пьеса в 2-х действиях

Шёл Господь пытать людей в любОви,Выходил Он нищим на кулИжку…Старый дед на пне сухом в дубровеЖамкал дёснами зачёрствелую пышку…

Увидал дед нищего дорОгой,На тропинке с клюшкою железной,И подумал: «Вишь, какой убогой…Знать, от голода качается, болезный…».

Подошёл Господь, скрывая скорбь и муку:Видно, мол, сердцА их не разбудишь…И сказал старик, протягивая руку:«На, пожуй… МалЕнько крепче будешь…».

АЛЬБЕР КАМЮ

(При участии ВАЛЕНТИНА ГЕРМАНА)

Действующие лица

Марта

Мария