Вечер трудного дня - Николай Николаевич Крупский
Фиона отпирает дверь в коридоре. Уходит.
Юрий. И достану холодную бутылку «Дом Периньон», покурим немножко и пригубив шампанского…
Он оглянулся, ее нигде не бело. Он проверил в коридоре ее одежду. Подошел к столу, протянул правую руку, чтобы взять еще тарелки, и отнести их к стойке, но, выругавшись, в гневе сметает на пол оставшуюся посуду.
Юрий. Опять с ней что-то не так. Опять, опять, опять… (Он смотрит на руку, по тыльной стороне ладони течет кровь.) Черт… Твою египетскую!
Он подходит к шкафу, бубня себе что-то под нос. Достает аптечку и находит в ней йод и бинты. Пытается откупорить бутыль с раствором и со второй попытки ему это удается. Прислоняет горлышко к порезу на ладони и переворачивает. Вскрикивает от боли. Бутылочка с йодом падает на пол.
Юрий. Господи, господи, господи… (Кое как перематывает кисть, другим бинтом вытирает йод с пола. Грязный бинт выкидывает в ведро.)
Взяв несколько чистых листов бумаги, расстилает их по полу, чтобы впитать йод. Потом садится на кровать и начинает и разглядывает свою руку и разбитую посуду на полу. Берет пепельницу, которая уцелела после падения; закурив сигарету, он смотрит в стену. Докурив, он выключает свет и ложится спать. Лежит, смотрит на пламя свечи, пока не засыпает.
Ему снится сон.
Действие пятое (сон)
Юрий стоит среди деревьев. Похоже на сад. Оглядывается по сторонам и прислушивается к звукам леса. Вот звучит водопад – звук отдаленный и напоминает шепот дождя. Вот пение птиц и стрекотание цикад.
Юрий улыбается. Подходит к дереву и прислоняется к нему спиной. Глубоко вдыхает аромат леса и садится на землю. Но неожиданно начинает лить сильный дождь. Сверкают молнии, Юрий вскакивает и прижимается к стволу высокого дерева, пытаясь укрыться от дождя.
Юрий. Как из ведра. Но… но разве сейчас не зима?
На сцену выходит Монах в черной сутане, зрители слышат грозную мелодию Карла Орфа из сценической кантаты «Кармина Бурана».
Монах. Здравствуй, Юродивый!
Юрий (удивленно). Здравствуй, но я тебя не знаю. Кто ты и почему…
Монах. Не нужно лишних слов. Ты меня знаешь. Я всегда присутствую рядом с тобой, (Юрий пытается заглянуть под капюшон, но видит только черноту; снова прижимается к дереву.) Я всегда хожу за тобой следом.
Юрий. Но я же говорю, что не знаю…
Монах. Я твое безумие, сумасшествие, психоз, шарики-за-ролики, Витас или Шура, называй меня как хочешь, все одно.
Юрий (улыбается и указывает пальцем). Я понял, это все сон! Только во сне можно услышать такие речи, такие…
Монах. Такие безумные? (Юрий крепче хватается за дерево и со страхом смотрит на гостя).
Юрий. Я хочу проснуться, не хочу этого слышать.
Монах. А писать почему-то можешь. Даже если ты проснешься, я все равно буду присутствовать рядом с тобой, в тебе, в твоей голове (Монах обходит и стучит костяшками пальцев по дереву).
Юрий. Да кто ты такой!?
Монах. Твое безумие! (Монах скидывает свой капюшон, и мы понимаем, что это Евгений облаченный в монашеские одежды).
Евгений. А теперь пора сходить с ума. Теперь пора, Юрий. Пора сходить с ума.
Монах-Евгений смеется, как шут крутит пальцами у носа, у виска, строит гримасы, смеется… Гремит гром и все вокруг медленно темнеет.
Юрий. Хочу проснуться, хочу проснуться, хочу…
Действие шестое (после сна)
Юрий в своей постеле.
Юрий. Проснуться, хочу проснуться! Хочу…
Он вскакивает с кровати весь в поту и слезах. Хватается за голову и повторяет эти два слова. Наконец осознает, что стоит посреди своей комнаты. Юрий оглядывается. Смотрит на часы.
Юрий. Два ночи. Все-таки сон. (Смотрит на столик где стоит печатная машинка и белеют аккуратненькие стопки бумаги.) Может записать?
Он берет с барной стойки недопитую бутылку шампанского, пьет с горла. Зевает, ставит на стол бутылку. Садится и начинает печатать, диктуя самому себе.
Юрий. Безумие может прийти неожиданно. У безумия много лиц (раздумывает). Безумие похоже на монаха в черной рясе. (Улыбается своим забавным мыслям.) Сойти с ума может каждый и даже не сможет заметить, когда это произойдет. Не обратит внимание на то, что стал безумцем, сумасшедшим.
Пауза.
Юрий. Полным кретином! (И снова стучит по клавишам.) Человек может сойти с ума даже во сне.
Он молчит и пялится грустными глазами на напечатанное.
Юрий. Даже во сне…
Встает со стула и расхаживая по комнате бубнит себе под нос последние слова. Затем садится за стол и продолжает работу. Зевает, печатает медленнее, пока не засыпает за рабочим столом.
Занавес опускается.
Акт 2
Действие седьмое (хорошие и плохие новости)
Занавес поднимается.
Юрий просыпается за столом. Разминает шею. Встает со стула, берет кипу исписанных листов и бегло просматривает каждую. Улыбается и кладет их обратно, рядом с пишущей машинкой.
Юрий. Отлично. Новая книга. Она, может, получится, черт ее дери, даже лучше предыдущей.
Звонит телефон. Он спешит к нему.
Юрий. Алло?.. Мама! Привет!.. Да, да, у меня все хорошо. Даже отлично! (Он собирает оставшиеся грязные тарелки на столе.) Да… Да ты что! И сколько тебе предложили?… Но это потрясающе!
Юрий собирает разбитые и уцелевшие тарелки с пола. Бросает их в ведро под столом.
Юрий. У него снова удар? Когда читал мою новую книгу? (Юрий в изумлении уставился на пишущую машинку.) Да, я понимаю. (Юрий рассматривает свою перебинтованную руку. Садится на матрас и разматывает бинт.) Нет же, я пишу каждый день. Новая идея уже есть, да… Хорошая! (Он искренне улыбается, но его лицо становится сосредоточенным, когда рассматривает порез на ладони.) Я тоже тебя люблю. Подожди не вешай трубку. Когда вы приедете? Через неделю… Отлично. Ладно… Да мы еще встречаемся (смеется). Маааама! Перестань. Все, я вешаю трубку… Ага… Да. Пока. Привет отцу!
Юрий вешает трубку и разглядывает бинты.
Юрий. Через неделю, приедут через неделю…
Он встает с кровати, собирает с пола листы пропитанные йодом и выбрасывает в мусорку вместе с бинтом. Напивая себе под нос одну и туже строчку, моет посуду.
Юрий (поет). Они приедут через неделю… через неделю приедут они… через недельку… они приедут ко мне…
И снова телефон. Юрий смотрит на него с улыбкой и вытирает руки полотенцем.
