Руди Штраль - Арно Принц фон Волькенштейн
Принц. Что — «точнее»?
Тилли. Было раз. Когда было мне семнадцать, а Норберту двадцать один. В те годы он писал прелестные стихи.
Принц. Баллады? Романсы?
Тилли. Нет, частушки для агитбригад. Но это было так романтично! А уж как революционно!
Штоцек (кричит со стоянки). Эти чертовы сиденья не раскладываются, хоть тресни! А еще этот драндулет «люкс» называется! Пойди помоги, Тилли!
Тилли. Оставь, Норберт. Позвони лучше снова.
Штоцек. Без путевок — бессмысленно.
Тилли. Все в порядке — они у меня. Их вернул этот… этот человек.
Штоцек (возвращается, ледяным тоном). Вот как?
Принц. Ах, сударь, не гневайтесь! У меня голова идет кругом, все такое новое, незнакомое… Мне надо собраться, освоиться в современности. Какой сейчас, собственно, год?
Штоцек. Какой год?!
Тилли. Семьдесят девятый.
Принц. А точнее? (Неуверенно.) Тысяча четыреста семьдесят девятый?
Штоцек (шепотом, Тилли). Тилли, я, кажется, догадываюсь!
Принц. Тысяча пятьсот семьдесят девятый?
Тилли. Да что вы!
Принц. Шестьсот семьдесят девятый?
Штоцек (Тилли). Все ясно: он ненормальный!
Принц (с возрастающим беспокойством). Семьсот? Восемьсот? Девятьсот?
Штоцек. Во, теперь в точку! Сейчас тысяча девятьсот семьдесят девятый год. (С наигранной беспечностью.) Да, что и говорить, современность — беспокойная пора! Но ничего, как видите, живем…
Принц (убитым голосом). Тысяча девятьсот семьдесят девятый… Какой ужас, какой ужас!..
Штоцек. Без паники, молодой человек. Все будет в порядке. (Кладет руку на плечо Принцу и увлекает его за собой к воротам замка.) Коллектив, если вы знаете, что это такое, большая сила. В беде не бросит. Ну давай же, Тилли, звони!
Тилли. Но тогда получится, что нас трое!
Штоцек. Ну и что?
Тилли. Он же в путевке не указан!
Штоцек. Сейчас совсем другая ситуация. Нужны срочные меры!
Принц. Вы убеждены?
Штоцек. На сто процентов.
Принц. Но что можно сделать, когда сейчас тысяча девятьсот…
Штоцек …семьдесят девятый год! Последние две цифры чрезвычайно существенны!
Принц (в отчаянии). Так я один на всем белом свете!
Штоцек. На сей счет будьте совершенно спокойны: земной шар как раз страшно перенаселен. Правда, что касается нашей страны…
Тилли. Он имел в виду совсем другое. (Принцу.) Вы хотите сказать, что у вас не осталось никого из семьи? Бедный мальчик!
Принц (безутешно). Один на всей земле… Совершенно один! (Кладет голову на плечо Тилли.)
Штоцек. Осторожно, Тилли, может, он социально опасен! Еще бы, родился-то в раннем средневековье!
Тилли. Норберт!
Штоцек. Я имел в виду — в его сознании: сумеречном, маниакальном. От такого чего угодно можно ждать!
Тилли. Не знаю…
Снова распахиваются ворота. На сей раз появляется женщина в белом: Директриса дома отдыха. Принц с ужасом смотрит на нее и, улучив мгновение, когда Штоцек и Тилли оборачиваются к Директрисе, тотчас незаметно исчезает.
Директриса. Добрый вечер — или, лучше сказать, доброе утро! Вы и есть та самая пара без путевок?
Штоцек. Да… То есть нет.
Тилли. Вот они. (Протягивает Директрисе путевки.)
Директриса. Так, так. Стало быть, ваша фамилия Штоцек и вы из Потсдама-Эйхе?
Штоцек. Мы-то да. А этот субъект…
Директриса. Какой субъект?
Штоцек. Вот те на! Только что был здесь!
Директриса. Вы это, кажется, уже говорили нашему сторожу.
Штоцек. Да, да, он тоже только что был здесь! То есть я хотел сказать, он тоже только что исчез, но…
Директриса. Не имеет значения. Вы устали с дороги, и вам нужен срочный покой. Добро пожаловать на отдых. Да, забыла представиться. Моя фамилия Злюкке, я — директор этого дома отдыха. Пойдемте?
Штоцек. Я хотел бы только объясниться насчет того типа…
Тилли. Но не сейчас же, Норберт! Идем наконец.
Штоцек (покорно). Ладно, как ты скажешь. Стой! Моя пила! Осталась на крыше! (Убегает на стоянку.)
Директриса. Какая еще пила? Ваш супруг собирается здесь мастерить?
Тилли. Да нет, это у него хобби такое — играть смычком на пиле.
Директриса. Понимаю.
Тилли. Потому-то он и был так рад, когда нам достались путевки в ваш санаторий. В прошлом году мы отдыхали на Балтийском море, но в тамошнем пансионате были такие тонкие стены…
Директриса. Понимаю.
Тилли. Хотя, вы знаете, пила звучит совсем неплохо — надо только привыкнуть. Настраивает порой на задумчивый лад, понимаете?
Директриса. Уж я-то, да.
Штоцек (возвращается с длинным футляром). Какое счастье, что вспомнил. (Директрисе.) Одну пилу у меня однажды уже свистнули. Так вы представляете, как обошелся с ней вор?
Директриса. Как?
Штоцек. Стал ею пилить! (С возмущением.) В прямом смысле слова! Взял и спилил елку! Кстати, о проходимцах. Этот тип, якобы наш знакомый…
Тилли. Ах, Норберт, завтра объяснишь!
Директриса. И в самом деле — отложим этот разговор. Сейчас вы как следует отоспитесь, и завтра мир для вас будет выглядеть совсем другим!
Штоцек (настороженно). То есть как это «совсем другим»? «Выглядеть другим» значит «быть другим», а «быть другим» значит «стать другим». Но за ночь мир стать другим никак не может! Подобное есть результат длительных исторических процессов!
Тилли (перебивает его). О господи, нашел время лекции читать!
Штоцек. Прости, дорогая, но в вопросах мировоззрения я стою твердо. (Входя в ворота, неожиданно спотыкается.)
Директриса. Осторожно.
Штоцек (валясь на землю). Да, да, стою твердо!
Все трое исчезают за воротами. Облако закрывает луну, на сцене воцаряется мрак. Где-то в отдалении протяжно звучит поющая пила.
2
Некоторое время спустя. Комната Тилли и Норберта: старинное помещение с эркером и альковом. На видном месте опись имущества, распорядок дня и плакат с лозунгом: «ОТДЫХАЮЩИЕ! БЕРЕГИТЕ ЛЕС!» Тилли распаковывает чемоданы, Штоцек, сидя на краешке кровати, задумчиво водит смычком по пиле.
Тилли. Ну, начал пиликать! Дорвался!
Штоцек. Что за выражение — пиликать! Звучит неуважительно по отношению к смычковому инструменту. К тому же я только проверяю, не пострадал ли инструмент в дороге. (С тяжким вздохом.) Эх, был бы у нас «вартбург»! Тогда б я ее в салоне возил, а не на крыше.
Тилли. Вот она, погоня за материальными благами при социализме!
Штоцек. Ты меня не подначивай, Тилли. Знаешь ведь, что на эту тему я шуток не терплю. (Бережно убирает пилу и смычок в футляр.) Я не пью, не курю, чтоб там какие-нибудь шуры-муры на стороне крутить — боже упаси! Так позволь мне хоть эту слабость!
Тилли. Да я разве против?.. У меня, знаешь, что-то никак не идет из головы этот несчастный. Сердце сжимается, как подумаю: вот бредет он среди ночи, лишенный рассудка…
Штоцек. Да брось ты! Никакой он не сумасшедший. С ним надо было бы как-нибудь похитрее, чтоб его задержать. Нет, говори что хочешь, а мое первое впечатление было верным: он самый настоящий хулиган. И шутки его хулиганские!
Тилли. Вот и нет. Если это и вправду была шутка, то очень даже забавная.
Штоцек. Уж больно ты добрая, Тилли. Неужели ты не понимаешь, куда такие шуточки могут завести, особенно подростков?
Тилли. Какой же он подросток? Ему как минимум уже двадцать три, двадцать четыре. (Рассмеявшись.) Если, конечно, отбросить столетия…
Штоцек. Что ты этим хочешь сказать?
Тилли. Прости, Норберт, но я вовсе не исключаю, что завтра выяснится, что он отвечает здесь за культмассовую работу и таким манером встречает прибывающих на отдых.
Штоцек. Ну, это был бы верх идиотизма! Такие вещи следует осуждать со всей принципиальностью!
