Евгений Шварц - Приключения Гогенштауфена
Кофейкина. Это не важно! Ты одно пойми: грозит тебе беда. (Снова хватает метлу, с ожесточением метет.)
Гогенштауфен. Этого… того…
Кофейкина. Враг твой – беспощадный. У него мертвая хватка. Ты человек живой – этого она тебе ни в Жизнь не простит. Но ты не бойся! Веселый будет бой. Мы за тебя.
Гогенштауфен. Да кто вы?
Кофейкина (показывает на Бойбабченко). Она старуха живая, до жизни жадная, увертливая, с врагом смелая, а я… это…
Гогенштауфен. Ну? Что же вы это… а? Товарищ Кофейкина?
Кофейкина. А я, извините, товарищ Гогенштауфен, я, товарищ Гогенштауфен, – волшебница.
Удар грома, молния. В часах сильный звон. Свет в комнате делается значительно ярче. Загорается перегоревшая настольная лампа. Пишущие машинки звонят, стучат. Арифмометры вертятся сами собой, подпрыгивают высоко над столами и мягко опускаются обратно. В углу с грохотом раскрылось и закрылось бюро. Кариатиды – бородатые великаны, поддерживающие потолок, – осветились изнутри.
Гогенштауфен. Что это делается кругом?
Кофейкина. А это из‑за меня, товарищ Гогенштауфен. У меня энергии масса. Все кругом прямо оживает. Волшебница ведь я, извините.
Бойбабченко. Волшебница. Понимаешь? В смысле – ведьма. И не подумай, товарищ Гогенштауфен, что в смысле характера или там наружности она ведьма. Нет. Она полная ведьма! На сто процентов! Я с ней весь вечер сегодня объяснялась – все поняла!
Гогенштауфен. Но волшебниц на свете не бывает, слышите вы, безумные, – не бывает!
Кофейкина. Вообще, действительно, не бывает, но одна всегда была и есть. Это я.
Гогенштауфен. А это все равно, что и нету! Сколько миллиардов людей жило, живет и еще будет жить – против этого страшного числа одна единственная ведьма все равно, что ничего. Считай, что вообще, действительно, их нету.
Кофейкина. Но только в данном частном случае – вот она я! Волшебница!
Музыка, свет, движение усиливается.
Первая кариатида (глухим басом). Волшебница, поддерживаю!
Вторая кариатида. Поддерживаю, волшебница.
Бойбабченко. Да ты сядь, товарищ Гогенштауфен.
Кофейкина. Кресло, сюда! На-на-на!
Кресло вздрагивает.
Ну, живо!
Кресло подбегает сзади к Гогенштауфену. Ударяет его под колени. Гогенштауфен падает в кресло.
Посиди, ты волнуешься.
Гогенштауфен. Нет… Волнуешься… Это… Опытом… опытом… не приучен.
Кофейкина. Воды!
Стол с графином подбегает к Гогенштауфену. Графин подымается в воздух и наливает воду в стакан. Стакан взлетает к губам Гогенштауфена. Гогенштауфен покорно пьет.
Бойбабченко. Я понимаю, товарищ Гогенштауфен, неудобно тебе… Мне самой, когда я узнала, кто она такая, тоже было нехорошо. Я к доктору побежала и ее с собой потянула. Кровь ее дала на экстренное исследование.
Гогенштауфен. Ну и что?
Бойбабченко. Ну и получила анализ. Красных у нее кровяных шариков столько-то, белых столько-то, еще много разного написано, а внизу диагноз стоит.
Гогенштауфен. Какой?
Бойбабченко. Волшебница.
Гогенштауфен. Так и написано?
Бойбабченко. Так. Я к главному профессору ходила. Он очки на лоб вздел, весь трусится: сам, говорит, удивляюсь, первый случай, говорит, в моей жизни, странно, говорит, но верно. Видишь! Против науки не пойдешь. Привыкла я! Это все очень просто. Никакого переносного смысла нету. Сказка и все. Привыкай.
Кофейкина. Скорей привыкай. Ты в опасности, друг! Упырева твой враг, чего-то готовит. Ты ей ненавистен.
Гогенштауфен. Почему?
Кофейкина. Мы кто?
Гогенштауфен. То есть?
Кофейкина. Что есть наше учреждение? Финансовая часть огромного строительства. К нам люди со всех сторон ездят сметы утверждать. Попадет к тебе человек, как ты его примешь?
Бойбабченко. Как бабушка родная примешь ты человека. Объяснишь, наставишь, а также проинструктируешь. Каждую часть строительства знаешь ты, как мать сына. Каждую родинку ты, бедный, чувствуешь. Каждую мелочь постигаешь. От тебя человек идет свежий, действительно, думает, центр думает!
Кофейкина. А к ней попадет – сразу обалдевает. Она его карболовым духом. Она его презрением. Она ему: вы у нас не один. Он думает: как же так, я строю, а она меня за человека не считает? Я ей, выходит, мешаю? Я ей покажу! Силу он тратит, кровь тратит – а ей того и нужно. Живую кровь потратить впустую. Мертвый класс. Вот.
Бойбабченко. А тут твой проект.
Кофейкина. Всю систему упрощает. Всю работу оживляет.
Бойбабченко. Этого она не простит!
Кофейкина. Она все сделает, чтоб тебя расслабить!
Гогенштауфен. Как расслабить?
Кофейкина. Размагнитить. И будет она, окаянная, по такой линии действовать, где ее труднее всего взять.
Гогенштауфен. По какой же это?
Кофейкина. По бытовой. Сплетней запутает, клеветой оплетет.
Бойбабченко. С Марусей разлучит, разлучница поганая.
Кофейкина. Ее только чудом и можно взять. Чудом и возьмем Упыреву-то.
Гогенштауфен. Ах, будь ты трижды рыжий!
Кофейкина. Только имей в виду, – ты экономист, ты меня поймешь, – все чудеса у меня по смете.
Гогенштауфен. По чему?
Кофейкина. По смете. Могу я в квартал совершить три чуда, три превращения, а также исполнить три любых твоих желания. Так и надо будет планировать! Мелкие чудеса, стул, например, позвать и прочее, – это, конечно, сверх сметы, на текущие расходы… Но капитальные чудеса – строго по смете.
Гогенштауфен. Фу-ты, черт. Ну, а кто она, Упырева-то, вредительница, что ли?
Кофейкина. Даже хуже.
Первая кариатида. Хуже, поддерживаю.
Вторая кариатида. Поддерживаю, хуже.
Гогенштауфен. Ах, будь ты… Фу-у!.. Мне даже жарко стало.
Кофейкина. Действительно, ночь жаркая, но мы откроем окошки. (Дует по очереди на окна. Окна распахиваются.) Диаграммы – кыш!
Диаграммы, висящие на стене в глубине сцены, скатываются в трубочки.
Кофейкина. Ну, Гогенштауфен, легче тебе?
Гогенштауфен. Как будто легче.
Бойбабченко. А я волнуюсь… Неудобно… Или даже, может быть, жутко… Ведь она и мне до поры не сказала, кто эта Упырева… Поступки сказала, а сущность…
Кофейкина. Увидишь! Сейчас увидишь. Сейчас оба увидите капитальное чудо. Чудо номер один. Приготовились?
Бойбабченко. Да.
Кофейкина (смотрит на стену. Свистит). Ф-р-р-р! Начали!
Стена постепенно становится прозрачной. За стеной – Упырева. Сидит одна за столом. Неподвижна, как манекен.
Кофейкина (выдергивает из щетки палку. Водит палкой по Упыревой). Видишь? Вот она. (Тычет палкой.) Упырева! Видишь, лицо какое?
Бойбабченко. Отрицательное!
Кофейкина. Вот именно. Вполне отрицательное. Обрати внимание – рот. Маленький, резко очерченный. Нешто это рот? Разве таким ртом можно разговаривать по-человечески? Нет. Да она и не разговаривает по-человечески. Она злобой набита, недоброжелательством полна. Она яды источает.
Бойбабченко. Гадюка она?
Кофейкина. Хуже. А теперь – вглядись, вглядись. Разве таким ртом можно есть по-человечески? Нельзя! Да она и не ест по-человечески.
Бойбабченко. На диете она?
Кофейкина. Хуже! А глаза? Разве они глядят? Они высматривают! Добычу они высматривают.
Бойбабченко. Вроде коршуна она?
Кофейкина. Хуже! А руки! Смотри, когти какие.
Бойбабченко. Красноватые.
Кофейкина. То-то и есть. А лобик. (Стучит палкой.) Слышишь звук?
Бойбабченко. Жуть!
Кофейкина. То-то и оно! Что говорит она? Что высматривает? Что когтит своими когтями? О чем думает змеиной своей головой?
Бойбабченко. О подлостях!
Кофейкина. О живом человеке. Появится на работе живой человек – горе ему, горе, горе! Высмотрит, выживет, живую кровь выпьет. Догадываешься, кто она? А, Гогенштауфен?
Гогенштауфен. Опытом… Опытом не приучен.
Кофейкина. А ты, Бойбабченко?
Бойбабченко. Бюрократка она!
Кофейкина. Хуже. Она их предвечная праматерь, или, по-русски говоря, шеф. Она враг всего живого, а сама питается живым. Она мертвого происхождения, а сама помирать никак не хочет. Она вечно в движении – зачем? Чтобы все движение навсегда остановить и в неподвижные формы отлить. Она смерти товарищ, тлению вечный друг.
