Евгений Шварц - Приключения Гогенштауфена
Кофейкина. Ты.
Бойбабченко. Я?
Кофейкина. Ты.
Бойбабченко. Не знаешь ты меня! Я всегда найду путь, как за правду постоять!
Кофейкина. Всегда ли?
Бойбабченко. Всегда. Если трудно – обходным путем пойду. Вот мои соседи, например, кошку обижали. Котят топили. Кошка орет, а они топят. Прямым путем, уговором их не взять. Хохочут звери над животным. Легко ли это выносить при моей доброте? Пошла я в жакт и заявила, что соседи мои в квартире белье стирают. Ахнули соседи, пострадали и смягчились. Боятся теперь против меня идти. Во мне, мать, энергия с возрастом растет. В двадцать лет я хороша была, а в шестьдесят – втрое. Не знаю, что дальше будет, а пока я молодец!
Кофейкина. Это мне известно. Поэтому с тобой и договариваюсь. Поэтому посвящаю тебя во все дела. Она готова напасть, я готова отразить, и все прекрасно.
Бойбабченко. Ничего прекрасного не вижу. Торчишь у дверей и все. В чем же твоя готовность? Чего ты ждешь?
Кофейкина (просто). А жду я, матушка, пока пробьет полночь.
Бойбабченко. Чего?
Кофейкина. Двенадцать часов жду. Поняла?
Бойбабченко. Зачем?
Кофейкина. Ты энергична, но против моей энергии твоя энергия ничего не стоит. Слушай меня. Давай сюда ухо. (Шепчет что-то на ухо Бойбабченко.)
Бойбабченко. Ах!
Кофейкина. Не ахай! (Шепчет.)
Бойбабченко. Ох!
Кофейкина. Не охай. (Шепчет.)
Бойбабченко. Ух!
Кофейкина. Не ухай. (Шепчет.)
Бойбабченко. Что ты мне сказки рассказываешь!
Кофейкина. А что плохого в сказке?
Бойбабченко. И все так, как ты говоришь?
Кофейкина. Все.
Бойбабченко. Но это форменная сказка.
Кофейкина. Ну, и что же с того? Весело, отчетливо. Она подлостью, а мы…
Вспыхивает на секунду яркий свет.
Бойбабченко. Что это?
Кофейкина. Не дрожи! Это трамвай по проволоке дугой ударил. Еще ведь нет двенадцати. Эх, мать! Оставь хозяйство! Идем за мной! Я простая, я легкая. В два да ликвидируем врага, и каким путем – небывалым путем! Идешь?
Бойбабченко. Подумаю.
Кофейкина. Скорее! До двенадцати надо решить! Решай! А если решишь, –
Энергия плюс чудо, минус разум,И мы с управделами сладим разом.
Картина вторая
Комната в учреждении. Ночь. Гогенштауфен работает за столом.
Гогенштауфен. Который час? Без четверти двенадцать… Так. Мне осталось всего на пятнадцать минут работы. Хорошо! Через полчаса дома буду – отлично! Где арифмометр? Вот он – замечательно! (Поет на мотив Буденного, вставляя слова кое-как, растягивая слоги, делая неверные ударения.) Мы – красная кавалерия, и про нас, четырежды пятна-а-а-адцать шесть! Дес! сять! Да два в уме, да два в уме, товарищ Гогенштауфен, бы-линники речистые ведут рассказ. (Говорит.) Так и запишем. Пиши, Пантелей Гогенштауфен. (Опрокидывает чернильницу.) Замечательно! Это что же такое? Все залил! Все! До чего мне надоели эти мелкие несчастья – уму непостижимо. (Поет.) Вчера, садясь в трамвай, калошу потерял, потом старушке злобной вдруг на платье наступил, потом я подавился ко-ко-косточкой, а ночью, идиот, пролил чернильницу! Хотел пойти домой, поесть как следует и лечь, а вместо этого…
Звонок телефона.
Ага! Алло! Да, я! Конечно, как же я могу не узнать голоса квартирной хозяйки? Нет, не скоро, увы. Что? Пропал мой ужин? Куда? Почему? Да, я открыл окно уходя. А комнату запер. Кошка в окно влезла? Жрет мои котлеты? Крикните ей «брысь». Что? Кричали? Не слышит? Глухая, ангорская? Интересно. Ну, черт с ней. Что? Кто приходил? Маруся Покровская? Что срочно передать? Громче говорите! А? Чего вы щелкаете? Кто? А? Группа «А»! Полное молчание. Аппарат испортился, будь ты трижды рыжий. Ну, и ладно. (Поет.) Приду домой, а лопать нет ничего, ангорская кошечка слопала все-е! Маруся приходила, не узнать до завтра почему, са-а-мая прекрасная де-вушка! (Переставляет лампочку. Лампочка гаснет. Полная тьма. Гогенштауфен встает, ищет выключатель. Поет крайне уныло.) Ах, будь ты трижды ры-ыжий, ах, будь ты трижды рыжий, ах, будь ты трижды ры-ы-ыжий, ах, будь ты. (С грохотом натыкается на что-то.) Найди тут выключатель! Где я? Ничего не понимаю. Темнота и больше ничего. Фу-ты, даже как-то неприятно. Как будто я не у себя в учреждении, а…
На секунду вспыхивает яркий зеленый свет.
Здравствуйте – а это что такое? Что за свет? Честное слово – или это от усталости, но только я не узнаю комнаты. Куда бежать? (Бежит, с грохотом натыкается на что-то). А это что? Здесь ничего такого большого, холодного, гладкого не стояло!
Снова на секунду вспыхивает свет.
Опять!
Музыка.
Кто это играет?
Часы бьют двенадцать.
Кто это звонит?
От стены отделяется белая фигура.
Кто там ходит?
Голос. Я.
Гогенштауфен. Кто я?
Голос. Это мы, мы!
Гогенштауфен (в ужасе). Какие мымы?
Зажигается свет. У выключателя Кофейкина и Бойбабченко.
Гогенштауфен (падает в кресло, вытирает лоб платком). Здравствуйте, товарищ Кофейкина.
Кофейкина. Здравствуйте.
Гогенштауфен. Что тут за ерунда делалась? А? Скажите! Что за свет вспыхивал?
Кофейкина. А это, товарищ Гогенштауфен, трамвай по проволоке дугой бил. Возле нас поворот.
Гогенштауфен. Действительно… А что за музыка играла? Что за звон звонил?
Кофейкина. А это, товарищ Гогенштауфен, часы. Музыка потому играла, что часы двенадцать били. Такой у них под циферблатом музыкальный механизм.
Гогенштауфен. Позвольте, а днем в двенадцать они почему не играют?
Кофейкина. Играют и днем, товарищ Гогенштауфен. Но только у вас в двенадцать перерыв на завтрак, вы в этой комнате не бываете.
Гогенштауфен. Верно. Значит, все просто?
Кофейкина. Вполне. Позвольте вас, товарищ Гогенштауфен, познакомить. Подруга моя, соседка нашего учреждения, товарищ Бойбабченко. Домохозяйка. Очень она любит наше учреждение.
Бойбабченко. А в особенности – вас.
Гогенштауфен. Меня?
Гогенштауфен. За что же, собственно?
Бойбабченко. Жаль мне вас, товарищ Гогенштауфен, ох как жаль!
Гогенштауфен. Виноват?
Кофейкина. Жалеем мы вас, она говорит. И правильно говорит. И нет в этом ничего для вас обидного! Простите, прибрать надо. (Метет.)
Гогенштауфен. Я не обижаюсь! Я только не понимаю – за что меня это… любить. И того… как его… Вы того… Простите, я когда… теряюсь… нескладно говорю. Это… Почему жалко?
Кофейкина. Потому что вы художник, прямо сказать.
Гогенштауфен. Я простой экономист!
Кофейкина. Экономист, да не простой. Знаю я, что вы за проект готовите.
Гогенштауфен. Это… того… нескладно говоря… Проект… наш план… того… Усилить. А, будь ты трижды рыжий! О чем говорим мы, в конце концов? Что за странности со всех сторон? Ну, знаете вы мой проект – так чего же вам жалеть меня?
Бойбабченко. А конечно, жалко! Сидели мы с ней в темноте, слушали вашу песню, и сердце у меня дрожало.
Гогенштауфен. Сердце?
Бойбабченко. Дрожало, родной. Так я плакала! Ты пел хорошо, жалостно!
Гогенштауфен. Я плохо пою.
Бойбабченко. Нешто мы формалистки? Нам форма – тьфу. Нам содержание твоей песни всю душу истерзало! (Поет.) Четырежды пятнадцать шесть! Дес! сять! (Всхлипывает.) Поет, бедный. Поет и не знает ничего! Не знает…
Гогенштауфен. Что не знает?
Кофейкина. Тебе грозит беда!
Гогенштауфен. Какая?
Кофейкина. Страшная.
Часы снова бьют двенадцать. Музыка.
Гогенштауфен. Почему часы опять играют?
Кофейкина (бросила мести. Метла метет сама собой. Пауза). А уж такой у них, товарищ Гогенштауфен, музыкальный механизм под циферблатом. Как двенадцать – играют, бьют!
Гогенштауфен. Так ведь было уже двенадцать, было!
Кофейкина. Они, товарищ Гогенштауфен, спешат. Фактически, астрономически, то есть по звездам, двенадцать часов исполнилось только сей миг. Вот и заиграла музыка, звон зазвонил!
Гогенштауфен. Ничего не понимаю!
Кофейкина. Это не важно! Ты одно пойми: грозит тебе беда. (Снова хватает метлу, с ожесточением метет.)
