Том Стоппард - Художник, спускающийся по лестнице
Доннер. Это еще Льюис сказал.
Битчем. Какой Льюис?
Доннер. Уиндем Льюис.[3]
Битчем. Нет, на самом деле это сказала Эдит Ситуэлл.
Доннер. Чушь.
Битчем. Она сказала это мне, когда я с ней танцевал.
Доннер. Ты никогда не танцевал с Эдит Ситуэлл.
Битчем. Нет, танцевал.
Доннер. Ты путаешь ее с той американкой, которая пела негритянские спиричуэле на балу в честь совершеннолетия Нэнси Кьюнард.[4]
Битчем. Нет, я танцевал с ней на свадебном балу Королевы Мэри.[5]
Доннер. Ты спятил!
Битчем. Ну, не на свадебном, разумеется, а на балу в честь спуска на воду.
Доннер. Нет, это был бал в честь совершеннолетия Нэнси Кьюнард!
Битчем. Почему в таком случае он проходил на кораблестроительной верфи?
Доннер. Ты явно что-то путаешь, британские суда не спускают на воду под звуки негритянского джаза.
Битчем. Я имел в виду не бал в честь спуска на воду, а бал в честь первого плавания.
Доннер. Я отказываюсь спорить с тобой. Что бы там ни было, ты несешь полную чепуху.
Битчем. Это кажется чепухой только тем, кто не знает, зачем слушать и как правильно это делать.
Доннер. Битчем, ты о чем это сейчас говоришь?
Битчем. Ну, Доннер, похоже, твой склероз зашел далеко. Разумеется, о моих записях. Если бы у меня был свой человек в начальстве Би-би-си, мое творчество давно бы уже стало популярным искусством!
Доннер. Популярным – может быть, искусством – вряд ли. Художником называют того, кто обладает талантом делать более или менее хорошо то, на что люди, лишенные таланта, не способны совсем или же способны в очень ограниченной степени. Искусство, не требующее таланта, – это логический абсурд, на котором паразитируют личности вроде тебя, обладающие артистическими наклонностями, но лишенные способностей.
Битчем вновь хлопает ладонью по столу, пытаясь убить увертливую муху.
Битчем. Не попал!
Доннер. Талантом называется сочетание творческих способностей и творческого воображения.
Битчем. Да куда же она подевалась?… А, вот она… (Вновь бьет по столу.) Черт!
Доннер. Способности без воображения свойственны ремесленникам: это полезные люди, которые снабжают нас множеством полезных вещей – например, плетеными корзинками для пикников. Воображение без способностей – особенность современного искусства.
Битчем. Я восхищен твоей безупречной логикой.
Доннер (в отчаянии бьет кулаком по столу). Битчем!
Битчем. Неужели попал?
Доннер. Я пытаюсь открыть тебе глаза на то, что твой король – голый.
Битчем. Но, Доннер, сколько я тебя знаю, ты только тем и занимался, что пытался выяснить имя портного, который пошил ему новое платье. Символизм, сюрреализм, имажинизм, вортицизм, фовизм – дадаизм, дрип-экшн, хард-эдж, поп-арт, концептуализм, пост-концептуализм – да не прошло и нескольких дней с тех пор, как ты оставил всех нас без сахара, пытаясь изготовить съедобную Венеру Милосскую – и вот, поздравляю, ты вернулся туда, откуда начинал в детстве! Какая муха тебя ужалила!
Доннер. Я вернулся к традиционным ценностям, потому что только они, а не твои фокусы представляют ценность для истории искусства. Я не хочу раскаиваться в своем прошлом, но в нашем возрасте легкомысленность несколько нелепа, ты не находишь?
Битчем. В нашем возрасте нелепо практически все. Единственное, на что нам как художникам остается надеяться, так это лишь на то, что, утратив все свои комплексы, мы сумеем дойти до крайних степеней нелепости. Собственно, этим ты и занимаешься, взявшись сейчас за портрет Софи. Ведь ты же не можешь не видеть, что это типичный запоздалый поп-арт в прерафаэлитской манере, что в наши дни нельзя рассматривать иначе как попытку воскресить на новом витке принципы дадаизма…
Доннер отвешивает Битчему пощечину.
Доннер. Заткнись, черт бы тебя побрал! – как ты смеешь даже произносить ее имя?! – да как ты смеешь?! (Доннер плачет.) И прекрати наконец вытирать ванну моим полотенцем! (Пауза.) О, извини! Прости меня, прошу тебя…
Битчем. Это ты меня прости, Доннер… Я и представить себе не мог, что это для тебя так серьезно.
Доннер (всхлипывая). Нуда, я же им лицо вытираю.
Битчем. Да нет, я говорил о твоей новой… Доннер, что стряслось? Что произошло между тобой и Мартелло? Ты сам не свой… с тех пор, как ты разбил свою Венеру и начал рисовать этот портрет… Ты стал… избегать меня.
Доннер. Это не нарочно.
Битчем. Я чем-то тебя обидел? Все дело в молоке, да?
Доннер. Нет. Просто мне в последнее время… как-то грустно.
Битчем. Ты считаешь, я виноват в том, что случилось с Софи?
Доннер. Не знаю. Прошло столько времени. Правда, очень похожа?
Битчем. О да! Думаю, ей понравилось бы. Если бы она, разумеется, могла ее увидеть. Картина, достойная выставки в Академии…
Доннер. Да.
Битчем. Странно, Доннер… перед войной, когда мы жили в Сохо, ты все время придумывал, как бы протащить живого страуса в Королевскую Академию… что же это на тебя теперь нашло? В Цюрихе в тысяча девятьсот пятнадцатом ты сказал Тарзану, что тот слишком консервативен.
Доннер. Тарзану?
Битчем. Да нет, не Тарзану. Кому же ты это сказал? Очень похожая фамилия. В пятнадцатом году в Цюрихе ты ему сказал, что он слишком консервативен…
Доннер. Может, это был царь Николай?
Битчем. Да нет же, дело было в Цюрихе.
Доннер. Цюрих я помню… это после нашего похода. Боже мой, ну и поход был! Ты с этим своим конем, Битчем, был просто великолепен!
Битчем. Да, я тоже этого никогда не забуду! Какой был поход! Когда мы добрались до Цюриха, я износил свою обувь почти до дыр. Вошел в «Кафе Руссо», сел, закинул ногу на ногу и заказал лимонный сок с мякотью.
Доннер. «Кафе Руссо» – в Монте-Карло. Там мы очутились позже.
Битчем. В Монте-Карло было «Кафе Рюсс».
Доннер. Точно?
Битчем. Закинул ногу на ногу и заказал свежий лимонный сок.
Доннер. По-моему, ты сказал глупость.
Битчем. Разумеется. Лимонов-то у них не было! Официант рассыпался в извинениях. «Лимонов нет из-за войны», – все повторял он. «Боже мой! – вскричал я. – Неужели Швейцария тоже воюет? Неужели немцы взяли штурмом Монблан?» Дурень официант даже не улыбнулся, но мужчина за соседним столиком громко засмеялся и предложил мне стакан сквоша, сделанного из лимонной кислоты, заметив при этом: «Если бы лимонов не существовало, их следовало бы выдумать». В ту пору почему-то эта шутка казалась намного более смешной.
Доннер. Вольтер, это был Вольтер!., я имею в виду кафе, «Кафе Вольтер»!
Битчем. Странный тип.
Доннер. Кто, Вольтер?
Битчем. Нет, Ленин.
Доннер. А, Ленин! Действительно, очень странный.
Битчем. Большой либерал, судя по тому, как он обращался с лимонной кислотой, но очень странный. Эдит сразу сообразила, что это за тип. Она ему сказала: «Не знаю, что вы там затеваете, но в Швейцарии у вас из этого точно ничего не выйдет». И оказалась права.
Доннер. Эдит никогда не бывала в Швейцарии. У тебя опять память пошаливает.
Битчем. Да нет, она была там.
Доннер. Не в то время. Тогда там были Хьюго Балль, Ханс Арп, Макс, Курт, Андре… Пикабиа… Тристан Тцара…[6]
Битчем. Тристан Тцара!
Доннер. Что – «Тристан Тцара»?
Битчем. Это его ты обвинил в консервативности. Но он на самом деле был дерзок. Написал на снегу свое имя и сказал: «Так-то вот!.. Пожалуй, я назову эту картину «Альпы».
Доннер. Это сделал Марсель. Он все время обыгрывал Ленина в шахматы. Несмотря на его постоянные шуточки, в нем чувствовался подлинный талант. Однажды он сказал мне: «Художником можно стать двумя способами. Первый: делать то, что все считают искусством. Второй: заставить всех считать искусством то, что делаешь ты». Гениальные слова! Руководствуясь ими, можно добиться всего, не рискуя ничем! – не рискуя попасть под огонь критики, потому что наше искусство само устанавливает для себя правила; не рискуя стать объектом исторических параллелей, потому что у нашего искусства нет истории; не рискуя, что тебя начнут оценивать, потому что наше искусство само себе устанавливает цену. После этих слов мы не должны были больше ни перед кем отчитываться. Мы сами себя произвели в художники.
Битчем. Как, впрочем, поступали художники всех времен от Праксителя до Родена. В классицизме нет ничего божественного: просто их клуб существует дольше и в нем больше членов.
Доннер. Да, божественного гораздо больше в современном искусстве – ведь оно держится исключительно на вере. Вот почему художники стали такими же самодовольными, как попы. Ведь им больше не приходится доказывать истинность своих убеждений. Как попы, они требуют лишь, чтобы зритель поверил в то, что хлеб, вино или банка консервированного супа, которые они видят, – нечто большее, чем хлеб, вино или банка консервированного супа…
Битчем. Доннер… какая муха тебя укусила? Неделю назад ты еще был впереди планеты всей, а теперь, вы только посмотрите! Что тебе Мартелло такого наговорил?
