Евгений Татарский - Записки кинорежиссера о многих и немного о себе
— Хабенский наш артист, он будет сниматься в фильме «Адмирал Колчак»!
— Но его же нашел Татарский?
— Нет, это наш артист! — сказал тот.
Я позвонил Косте. Костя, будучи человеком абсолютно порядочным, мне ответил так:
— Евгений Маркович, вы знаете мое отношение к вам. Если вы запускаетесь и предлагаете мне сниматься, я сделаю все, чтобы сниматься у вас! Колчак, Нахимов — подождут! Как вам надо будет, так мы и сделаем!
На этом я закончил «салонное танго» и разговоры «Костя, не Костя, Костя!»
Разговор с продюсером
Но эта история как-то не сложилась, я с ней расстался, о чем несильно жалею. Это была мелодрама. История про режиссера без работы. Он работал на массовых представлениях в Петродворце… Ничего, забавная история! Современная полумистика. Могло бы выйти забавным…
А привел мне эту барышню-сценаристку один человек, он хотел быть директором картины, организовал студию, зарегистрировал ее. Под эту студию деньги получил… Но потом, к несчастью, заболел и умер.
Сначала он не мог достать деньги, потом деньги нашлись, но…
Когда я заканчивал «Убойную силу», ко мне подошел Борис Молочник:
— Женя, я сейчас работаю директором картины у Жигунова, он хочет с тобой познакомиться и предложить тебе работу. Можно он завтра приедет?
Я занимался озвучанием в это время, студия была на Охте. Приехал Жигунов, рядом с ним была такая милая, ухоженная барышня, редактор его студии «Пеликан». А он мне предложил работать у него на сериале «Ниро Вульф и Арчи Гудвин»
— Евгений Маркович, у вас такое лобби в Москве, что я могу обратиться только к вам и ни к кому другому!
Я говорю:
— То есть?
— Я недоволен режиссером, который начинал всю эту историю. Не знал, кто, потом мне сказали…
— Кто сказал?
— Композитор Дашкевич, Борис Молочник… — начал он перечислять.
Там был режиссер со звонкой фамилией. А потом он куда-то исчез…
Мне Борис сказал:
— Я не могу так работать, его нигде нет!
Я согласился. Прочитал, можно работать. Дело чистое, благородное!
Начал подбирать артистов. Сфотографировал всех, кого хочу снимать, написал режиссерский сценарий. Мы подбирали костюмы, одевали, гримировали. Время действия фильма — 1936 год, Соединенные Штаты Америки.
Звонок из Москвы, редактор звонит Борису Молочнику:
— А чем вы занимаетесь?
— Как чем? Одеваем, гримируем!
— Как одеваем? Как гримируем? Мы же вам никого не утвердили?
Моя жена сильно переживала, что все лето я опять занят. Ей одной придется жить с внуком на даче. И когда я услышал, что из Москвы сказали с подтекстом: «Вы можете одевать кого хотите, но пока мы не утвердили! Это мы решаем, кто будет и что будет!»
Я жене сказал:
— Галя, не переживай, кажется, все лето я буду с тобой на даче. Сейчас я улечу в Москву к Жигунову, а потом приеду.
Я Борису сказал:
— Возьми билеты на самолет себе и мне, завтра мы будем у Жигунова в Москве!
Мы прилетели, приехали на студию. Я открыл дверь ногой в кабинет к Жигунову:
— Жигунов, ты кого тут не утверждаешь?
А до этого я ему уже показал фотографии, но вопрос с артистами как-то повис. Жигунов сказал:
— Евгений Маркович, я все-таки продюсер!
— Продюсер! Знаешь, ты где? Чтобы вовремя были деньги на картину, вот тут ты продюсер! А дальше я решаю, кто будет сниматься, а не ты!
А он мне как-то говорил, что ему очень нравился мой фильм «Приключения принца Флоризеля». Я говорю:
— Ты мне не рассказывай! Здесь, в Останкино, мне никого не утверждали на картину «Принца Флоризеля». Я еще не был режиссером этой картины, но уже сказал им: «Тогда снимайте сами!» В результате я снимал тех, кого хотел. Но они знали, о ком говорили: о Дале, о Полищук, о Дмитриеве! А кого ты знаешь из этих артистов? Никого ты не знаешь! Лобик не морщи! Это все артисты, которые никогда не снимались в сериалах. Это принципиальная моя позиция. Все они театральные ленинградские артисты. Никого из них ты не знаешь! А если я режиссер, я тебе гарантирую качество, и что эти артисты — хорошие, и что они хорошо выполняют свою работу!
— Евгений Маркович, а если бы я не был продюсером, вы бы меня утвердили?
Я говорю:
— Сомневаюсь! Как артиста я тебя не знаю! Я не видел работ с тобой. Я просто верю в себя, что даже если ты совсем плохенький, я тебя вытяну и заставлю сыграть как надо!
Он сидел несколько побитый, огорченный.
— Давай так договоримся, что касается артистов, решаю я! Я с тобой могу посоветоваться, но не более того! Если ты говоришь: «Я продюсер, я решаю», то тогда без меня!
На этом мы сошлись. У меня работали те, кого я хотел видеть.
Один из них стал потом любимым артистом Жигунова. Это Смолкин. Они сильно подружились. Первый раз он его увидел у меня. Он играл театрального импресарио. Хорошие артисты были! Я абсолютно доволен всеми, кто снимался в тех пяти фильмах, которые я снял с Жигуновым, а с Сергеем Мигицко и Сергеем Паршиным мы стали друзьями.
А потом была уволена с работы милая барышня, которую Жигунов привез в первый раз — Алла Маратовна Медведева. И он взял совсем другого редактора, который сильно мне не понравился… Не по внешним признакам, а потому что сценарии становились все хуже и хуже, и наконец я сказал:
— Это что за сценарий?
— Ну… Евгений Маркович!
— Без «ну»! Что это за сценарий? Что здесь говорит персонаж? Ты это читал? — спрашивал я Жигунова. — Редактор должен этим заниматься!
— Редактора вы не трогайте, это наше знамя!
Я ему бросил сценарий:
— Вот со своим знаменем и живи без меня!
И мы расстались. Надо сказать, что мы расстались на высокой ноте в легком конфликте. Но я не переживал. Он мне сказал:
— Вы уволены.
Я сказал:
— До свидания, друг мой, до свидания!
И ушел.
Как я стал народным артистом
Надо отдать ему должное, когда мы встретились много лет спустя в Ленинграде, он спросил:
— А вы народный артист?
Я говорю:
— Не народный я артист!
— Почему?
— Потому что не дали!
— Как не дали?
— Так, не дали!
— Я поговорю со Швыдким!
А Жигунов был членом президентского совета по культуре. Потом мне звонит кто-то из аппарата Швыдкого, тогда он был министром культуры, звонит и говорит:
— Михаил Ефимович будет в Ленинграде. Он хотел бы с вами встретиться.
— Где, когда?
— Он завтра будет в Мраморном дворце!
Это было какое-то совещание, куда я был приглашен как председатель Союза.
А до этого Жигунов мне рассказал про то, как он встретил Швыдкого и спросил:
— Михаил Ефимович, а почему Татарский не народный артист?
Тот что-то пробурчал.
А Жигунов продолжает:
— Певцов, значит, народный артист, а Татарский нет?!
— Ну…
— Нет, вы мне скажите! Почему Певцов — народный артист, а Татарский нет?
В общем, Швыдкой покраснел.
Мы встретились в Мраморном дворце. После совещания я подошел к нему:
— Михаил Ефимович, моя фамилия Татарский, я режиссер «Ленфильма».
— Знаю, знаю, знаю…
Я говорю:
— Как-то тут со званием…
— Все документы отдайте Голутве!
Я отдал Голутве документы, потом рассказываю о встрече со Швыдким Алексею Герману:
— Лешка, я встретил тут Швыдкого. Он говорит: «Я вас знаю, знаю, знаю», а я точно знаю, что мы незнакомы!
— Так он соврал!
Я говорю:
— То есть?
— А ты не знаешь? Он еще в театральном институте входит в аудиторию, говорит: «Добрый день всем!» И уже соврал!
Я говорю:
— Ладно, раз соврал, значит, соврал! Документы я все равно отдал.
Прошел год после этого. Еду я в машине на работу, и мне звонит один журналист «Комсомольской правды»:
— Евгений Маркович, поздравляю!
— Что такое?
— Сообщение ТАСС о присвоении вам звания!
— Точно знаешь?
— ТАССовское сообщение, мы же получаем его раньше, чем последние известия по телевизору.
— Спасибо!
Так я стал Народным артистом России. Чем, надо сказать, очень горжусь. Потому что это не были интриги, не были просьбы, ничего этого не было. Просто повторно на коллегии министерства рассмотрели мою кандидатуру и через год мне присвоили звание Народного артиста России.
А в 2009 году президент Д. А. Медведев вручил мне орден «За заслуги перед Отечеством» 4 степени.
«Весельчак Бо»
«Ниро Вульф и Арчи Гудвин»… Это была такая стилизация про Америку 30-х годов. И мне кажется, что она получилась.
Снимали мы в Доме ученых в Ленинграде. Замечательный дворец. Я очень благодарен всем сотрудникам этого дворца. Это потом стала любимая площадка Бориса Ефимовича Молочника.
Я пригласил на роль Ниро Вульфа Донатаса Баниониса. Бедный Банионис, театральный литовский артист, очень обязательный, он учил все тексты. Там были горы текста, мы очень быстро снимали. И он приходил утром исключительно мрачный, потому что всю ночь учил текст и, закрыв глаза, представлял, что сейчас этот текст ему нужно будет говорить.
