Приказ номер один - Гастон Самуилович Горбовицкий
П л а т о в (глядя на Чашкину). И когда ты только на пенсию уйдешь…
К а л и н к и н (вскочив). Тетка Глаша…
Ч а ш к и н а. Какая я тебе тетка Глаша? Пиночет!..
К а л и н к и н. Понял. (Садится.)
П л а т о в. Итак, два — один. Так и запишем. (К Пановой.) То есть… три — один, мнение Светланы Павловны известно…
П а н о в а. Я его изменила.
П л а т о в. То есть?
П а н о в а. Я против согласования приказа директора. (Первухиной.) Запишите.
П л а т о в (не сразу). И могли бы… прокомментировать?
П а н о в а. Могла бы.
П л а т о в. Буду очень просить вас.
П а н о в а. Да что-то жалко стало человека.
И г н а т ь е в. Мило!.. И этого, полагаете, достаточно?
П а н о в а. Для меня — да.
И г н а т ь е в. Как же тогда, простите, вы допустили в своем собственном секторе всю эту свару? Не вмешались?
П а н о в а. Не сочла нужным.
П е р в у х и н а. А сейчас — сочли?
П а н о в а. А сейчас — сочла. Вы пишите, не отвлекайтесь.
И г н а т ь е в. Светик, дружок, а вам не кажется, что для руководителя вы проявили оригинальную непоследовательность?
П а н о в а. Сергуня, лапушка, нельзя толковать женщине про политику и про загарчик одновременно, это сбивает относительно твоих истинных намерений. (Резко, жестко.) Еще вопросы?
П е р в у х и н а. Светлана Павловна, уж позвольте нам…
П а н о в а (перебив, Платову). Кто, собственно, ведет собрание?!
П л а т о в. Вы правы. Не будем отвлекаться — в нашем распоряжении считанные минуты. Итак… Итак, голоса разделились?
Пауза.
П е р в у х и н а. Владимир Петрович… Не совсем.
П л а т о в. Не понял.
П е р в у х и н а. Владимир Петрович, разделились — это только в случае, если лично вы сами — воздержались, а если вы лично…
П л а т о в. В жизни не воздерживался! Я голосую…
Калинкин встает.
П е р в у х и н а (поспешно). Владимир Петрович, вы извините, есть еще одно решение вопроса.
П л а т о в. Какое решение?
П е р в у х и н а. Гуманистическое, Владимир Петрович!.. Решение не по статье тридцать третьей пункт четвертый КЗОТа, как в приказе, а по статье тридцать первой.
П л а т о в. Объясните попроще.
П е р в у х и н а. Увольнение не по инициативе администрации, а по собственному желанию. (Поспешно.) Конечно, при наличии согласия дирекции на изменение основания приказа и формулировки!
И г н а т ь е в. Виктория Николаевна!..
Игнатьев поворачивается к Петровой, та выжидательно смотрит на Платова.
Ах, да! Владимир Петрович, предлагается срочно пригласить на местком директора!
П л а т о в. Виктория Николаевна…
П е т р о в а. Хорошо.
П л а т о в. Есть мнение…
П е т р о в а. Это мнение, Владимир Петрович, оно… разочаровывает! И вообще, вся эта… скажем, несогласованность в работе местного комитета, она — разочаровывает. Наш гуманизм стал беспределен и безграничен до беспринципности. Резиновый гуманизм. Похоже, что к тунеядцам, прогульщикам, антиобщественным личностям у нас куда больше внимания и заботы, чем к основной массе достойных и добросовестных тружеников.
И г н а т ь е в. Кому живется весело, вольготно на Руси!..
П е т р о в а (продолжая). Не пора ли нам всем задуматься, наконец, над тем, что этот наш «гуманизм» к калинкиным неизбежно и неотвратимо оборачивается антигуманизмом к его окружению, к сектору, ко всем нам. К тем, наконец, кто уже собрался в актовом зале для ответственных решений и дел. Поэтому я позволила себе заметить, что работа местного комитета разочаровывает. (Пауза.) Я очень надеюсь, что в дальнейшем мы будем лучше понимать друг друга. Ну, а пока, что ж… Что же, для облегчения вашего решения я согласна изменить формулировку в приказе.
П е р в у х и н а (с чувством). Спасибо вам, Виктория Николаевна! (Калинкину, придвигая лист бумаги.) Пишите!.. К тому же, товарищи, если увольнять по статье за прогул и прочее, это и в показателях за квартал давать надо. (Калинкину.) Пиши, пиши!
П е т р о в а (Платову). Надеюсь, теперь я могу считать вопрос согласованным…
К а л и н к и н (отодвигая бумагу). Нету у меня этого «собственного желания».
Общая пауза.
Неужели не надоело врать-то? Сами же себе?
Ч а ш к и н а. Ты не бросайся словами!.. (Вдруг.) Хотя я считаю, товарищи, что в этом — он прав!
И г н а т ь е в. Фантастика!.. Сколько лет вы на общественной работе?
Ч а ш к и н а. Всю жизнь! А вы?
И г н а т ь е в. Я всю жизнь — на производственной работе. Неужели не надоело?
Ч а ш к и н а. Мне?
И г н а т ь е в. Вам — ясно, другим — не надоело?
Ч а ш к и н а. Что?
И г н а т ь е в. То, что вот вы — всю жизнь на общественной работе? И только благодаря этому, в конце концов, мы все сейчас еще здесь, а уже не там, в зале?
Ч а ш к и н а. Я была на этой работе, еще когда…
И г н а т ь е в. Когда я под стол пешком ходил, дальше?
Ч а ш к и н а. …Еще когда была война, и всю войну, все тысяча четыреста восемнадцать дней я была…
И г н а т ь е в (резко). Не надо про войну! (После паузы.) На войне я оставил отца, которого так и не увидел. Который даже не успел узнать, что я есть. На войне, в блокаду, я потерял свою маму… Когда действительно еще под стол пешком ходил. Не ходил. Не мог. Полз. Половик грязный сосал, дистрофик… (Умолкает.)
П е р в у х и н а. Сергей Данилович, извините, как вас понимать… Вы, извините, против общественной работы?
Между тем К а л и н к и н вышел, но никто этого, кажется, даже и не заметил.
И г н а т ь е в. Не передергивайте! Я против того, чтобы общественная работа становилась пожизненной профессией тех, кто оказался ни к чему другому не пригоден профессионально!..
П л а т о в (вмешиваясь и перебивая). Сергей Данилович!
И г н а т ь е в (продолжая). …Ну, почему для того, чтобы быть избранным, достаточно одного личного желания? Почему хватаются за любого, изъявившего согласие, по принципу «лишь бы не меня»? Выходит, в этом хозяйстве что-то не так! Что-то здесь не то, выходит! Если это дается на откуп… (Чашкиной.) Вам! (Первухиной.) И — вам!..
П л а т о в (вновь перебивая). Сергей Данилович!
И г н а т ь е в. …Ведь такого, как Владимир Петрович Платов, только по ошибке, анекдоту, по явному недоразумению избрали!.. Шеф, Сентюрин не получит нашей телеграммы по первоочередному комплексу.
П л а т о в. Скандал.
И г н а т ь е в. Шеф, Сентюрин прилетел сам.
П л а т о в. Где он?
И г н а т ь е в. Сентюрин сидит со всем своим управлением у меня. Сентюрин сядет сейчас с нами в президиум. Шеф, Сентюрин может повернуть дело… Куда?! Как?!
П л а т о в. Идемте! (Остановившись.) Сейчас, сейчас…
И г н а т ь е в (в ярости). Шеф, мы кончим, наконец, весь этот балаган?!
Ч а ш к и н а. Это — человеческая судьба!
И г н а т ь е в. А там — чьи?!
Ч а ш к и н а. Вы пока еще только зам, и это — счастье!..
П л а т о в (перебивая). Глафира Степановна!
Ч а ш к и н а (продолжая). …И это наше счастье, что замы, как правило, редко наследуют места своих руководителей!..
П а н о в а. Действительно, балаган. Да кто кого судит здесь, в конце-то концов?!.
П л а т о в (перебивая). Светлана Павловна!
П а н о в а (продолжая). …Кто вы все такие, чтобы судить-рядить про все и вся?!
П е т р о в а (Платову, показав часы). Надо идти открывать актив: неудобно,
