Люди этого часа - Север Феликсович Гансовский

Б о р и с  с трудом влезает на подоконник и спрыгивает в комнату. Он в красноармейской форме, перепачканный, босой, без ремня. Руки у него связаны впереди.

Б о р и с. Девчата, штору задерните. (Делает несколько шагов и садится на стул.)

В а р я. Борис, ты?

Б о р и с. Я, конечно. Штору давай.

Варя спохватывается и задергивает штору.

В а р я. Откуда ты взялся, Боря?

Б о р и с. От немцев убежал. Немцы самолет наш сбили и схватили нас двоих. Утром. А я убежал. Часа три назад… Девчата, руки развяжите. И попить дайте. Воды…

В а р я. Ой, опомниться не могу. Лида, ты видишь? Это же Борис.

Б о р и с. Руки развяжите. Затекли.

В а р я. Сейчас. (Бросается развязывать Борису руки.)

Л и д а (несмело подходит к Борису). Боря, это ты?

Б о р и с. Я, Лидок.

В а р я. Проволокой они ему закрутили! Не откручу никак, силы не хватает.

Б о р и с. Кусачки есть у вас? Или плоскогубцы?

В а р я. Лидка, ну иди же помоги!

Варя и Лида вдвоем пытаются развязать проволоку.

Б о р и с. Нету кусачек?

В а р я. Да нет. Не открутим мы. Может, к Федору Николаевичу сбегать? У него щипцы должны быть.

Б о р и с. К какому Федору Николаевичу?

В а р я. Ну, географ наш… Или нельзя, чтобы он знал? Вдруг он спросит, зачем кусачки?

Б о р и с. Подожди, какой географ? Наш Федор Николаевич, с лысиной? Которого «Родным краем» звали?

В а р я. Ну да. Наш географ.

Б о р и с. Ну, к нему-то можно. Я сейчас только из-за него и спасся. Убежал.

В а р я. Как — из-за него? Из-за Федора Николаевича?

Б о р и с. Из-за него. Вы давайте за кусачками.

Л и д а. Бегу. (Кидается к двери и выбегает.)

Пауза. Стук Лидиных ботинок раздается по лестнице.

Б о р и с. Ух, черт! Даже не верится… (Оглядывается.) Убежал. Как сон… (Все еще тяжело дышит.) Вот уж не гадал. Думал, все. Конец.

В а р я. Как же ты убежал, Боря?

Б о р и с. Потом. (Оглядывается на окно.) Посмотри, в саду никого нету?

В а р я (кидается к окну, отодвигает штору, смотрит). Никого.

Б о р и с. Фу-фу… Вот уж не думал, что так кончится.

Пауза. Дверь распахивается. Поспешно входит  Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч  с кусачками в руке и  Л и д а.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Что-то она мне говорит, я и не понимаю. Что у вас тут случилось?

В а р я. Это Боря Цветков, Федор Николаевич. Из нашей школы.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч (присматривается). Боря Цветков?.. Какой Цветков? Из десятого «А»?

Б о р и с. Я, Федор Николаевич. Здравствуйте. (Хочет встать и падает на стул.) Фу, черт, замучился!

В а р я. Ему проволоку надо перекусить.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Проволоку? Да-а, сию минуту. Где у меня кусачки? (Обнаруживает кусачки у себя в руке и прилаживается с ними к проволоке.)

Б о р и с. Вы тут, Федор Николаевич. Вот тут. Не бойтесь. Так. А теперь отгибайте… Ух! (Встряхивает освобожденными руками). Посинели совсем. Даже не чувствую.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Откуда же ты? Кто тебя так?

В а р я. Он на самолете был, который утром сбили, Федор Николаевич. А теперь от немцев убежал.

Б о р и с. Я, Федор Николаевич, из-за вас только и убежал. Вам спасибо.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Как — из-за меня?

Б о р и с. Воды, девочки, обещали.

Л и д а. Я сейчас. (Выбегает на кухню, возвращается с кружкой и подает Борису.)

Б о р и с (пьет). Сбили они нас. Вернее, мы сами сели. У нас бензопровод пробитый был. Гриша Петров, штурман, раненый был, я его тащил. И взяли. Гришу сразу не знаю куда унесли. А меня на вокзале в подвал. Сапоги сняли. Руки вот проволокой. А под вечер пришли трое с автоматами, дали по зубам — и в машину. С полчаса, наверное, ехали. Машина закрытая, но чувствую, что через весь город везут. И вдруг у них мотор забарахлил. Один раз, второй. Потом совсем стал. Постояли-постояли, конвойным ждать надоело, показывают мне: вылезай. Вылезли, смотрю, а это дорога на кожевенный завод. И повели. Вдвоем.

В а р я. Теперь на кожевенном заводе тюрьма.

Б о р и с. Да… Ведут. Конец, думаю, пришел. А смеркаться стало. Над рекой, справа, туман. И вдруг — сам не знаю, как мне в голову пришло, — вспомнил плиоцен.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Плиоцен?!

В а р я. Что ты вспомнил?

Б о р и с. Плиоцен. Плиоценский период в истории Земли. Ну, из геологии. Помните, Федор Николаевич, вы нас на экскурсии все водили. Изучали родной край. И площадку мы там выкопали над рекой, в обрыве. Ракушки брали для школьного музея, трилобитов, окаменелости разные… Плиоцен, одним словом. По географии учили.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Ох, что-то ноги у меня ослабели. (Оглядывается.)

В а р я. Вы садитесь, Федор Николаевич. (Подает стул.)

Б о р и с. Ну, вспомнил я этот плиоцен. А это рядом там…

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Не плиоцен! Палеоцен. Плиоцена у нас в области нету.

Б о р и с. Ага… Короче говоря, вспомнил эту площадку. Вы нас, старшеклассников, все заставляли площадку по воскресеньям выкапывать. И тропинку к ней. Чтобы маленькие могли ходить смотреть ракушки…

В а р я. Ну дальше, Боря, дальше!

Б о р и с. Вспомнил я площадку и думаю — плиоцен-то ведь наш, советский. А площадку я хорошо помню. От березки прямо вниз. Три воскресенья там рыли. Ну, думаю, выручай, плиоцен!

В а р я. Палеоцен! Тебе же Федор Николаевич говорит — палеоцен. Ой господи!..

Б о р и с. Ну правильно, палеоцен. Минуту выждал, одного — головой в живот, другого — ногой. И побежал. Стрелять, думаю, не будут. Понимают, руки связаны — далеко не убежишь. И верно, не стали стрелять, выругались и погнались. Бегу, дыхания уже не хватает. Они сзади догоняют. А тут берег уже, обрыв. И вот она, березка. Плиоцен.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч (встает). Палеоцен!

Б о р и с. Палеоцен!.. Я — к этой березке. А немец один уже прямо в затылок дышит. Только бы не промахнуться, думаю. И у-ух вниз! И удержался. Точно попал на площадку. А сверху немец рраз! — и в воду. А там обрыв-то метров пятнадцать, камни… Второй, с автоматом, гад, задержался. Прыгнул — и тоже на площадку попал. Ну, я ему помог. Ногой. А потом тропинкой вниз, к реке. В кусты залез, пока совсем стемнело, подождал. Куда, думаю, идти? Ну ж вспомнил, что вы тут рядом живете. Так что, если бы не плиоцен…

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч (после паузы). Значит, наш, советский палеоцен?

Б о р и с. А чей же? Не фашистский же.

В а р я. Вот. А вы, Федор Николаевич, говорите, не так учили!

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Да… Да… (Встает, прохаживается по комнате.) Наш. Правильно. Верно. Отлично, Цветков. Отлично… «Армию уничтожили, авиации не существует». Нет, врешь! Шалишь! (Вытирает глаза и оглядывает присутствующих.) Простите. День рождения у меня сегодня. Радость какая — палеоцен!

Пауза.

В а р я. Ой, Борька! Неужели это ты тут сидишь? И мы… (Отворачивается и закусывает губу.)

Л и д а (переводит растерянный и испуганный взгляд с Вари на Бориса и на Федора Николаевича). Боря, а ты в армии, да?

Б о р и с. В армии, конечно.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Значит, армия