Зот Тоболкин - Пьесы

Подле конторы  П е т р  и  Н а д е ж д а.

Н а д е ж д а. Ну что, поганец, отличился? (Срывает с сына значок.)

П е т р. Не знаю, как это вышло, мам. Не хотел я, честное слово!

Н а д е ж д а. У груди лежал, молоком моим питался. Может, молоко порченое было?

П е т р. Не наговаривай на себя, мама! Не казнись! Сам натворил, сам и отвечу.

Н а д е ж д а. Кабы я тебя не рожала, кабы матерью твоей не была!

П е т р. Не такой уж я отпетый, мам! Просто не сдержался, и все.

Н а д е ж д а. Инвалида ударить! Для этого кулаки вырастил? Ты бы силу-то на пользу употребил! К наковальне стал да молотом помахал.

П е т р. Если хочешь — стану!

Н а д е ж д а. А попробуй не стань! Попробуй отказаться, паршивец! Прокляну.

П е т р. Не кляни, мать. Я ж не отказываюсь.

Н а д е ж д а. Теперь иди к нему. Иди прощения проси. (Дав сыну затрещину, прогоняет его.)

Подходит  Д о м н а.

Д о м н а. Переживаешь, Надёжа?

Н а д е ж д а. Где-то недоглядела, из-под рук выпустила. Вот и расплачиваюсь. Он же не только Игната, он всех нас ударил.

Д о м н а. Тебя больше других.

Н а д е ж д а. Не обо мне речь, подружка. Матери во всем причинны. Что сын натворил и что с сыном сотворили.

Д о м н а. О тебе, о тебе, Надёжа!

Н а д е ж д а. Люблю я тебя, подружка! За то люблю, что людей понимаешь. И всегда при себе нужное слово имеешь.

Д о м н а. Ой, не всегда, Надёжа! Ой, не всегда!

Пауза.

В лес бы сейчас! На снегу бы сейчас распластаться — и лежать, лежать, в небушко глядя.

Н а д е ж д а. Давит тебя! Хоть бы раз выревелась! Может, вся боль со слезами вытечет.

Д о м н а. Ревела.

Н а д е ж д а. Ты?! Ни в жизнь не поверю!

Д о м н а. Правда, ревела. И хоть бы от кого — от Гришки Мантулина. Черствая ты, говорит, холодная, словно камень! Вот тут и хлынули у меня слезы. И еще сегодня ревела. О чем — не спрашивай.

Н а д е ж д а. Известно, о чем бабы ревут. Живем, на лучшее надеемся. А все лучшее позади.

Д о м н а. А мне не верится. Как тоска одолеет — внушаю себе: чего, мол, ты, дурища, разнюнилась? Солнышко каждый вечер закатывается и каждое утро восходит. И человек на утренней зорьке заново рождается.

Н а д е ж д а. Ты, вижу, и подымаешься раньше всех. Зорьку проспать боишься?

Д о м н а. Как можно, Надежда? Вдруг это та самая зорька, жданная? (Невесело улыбаясь, заходит в контору.)

Здесь многолюдно. Но видим лишь первые скамейки. За столом  Н и к и т а  Х о р з о в,  Л у ж к о в.

Л у ж к о в (позванивая по графину). Тише, товарищи, тише!

П е т р, потупясь, стоит у порога. Надежда толкнула его в спину.

Н и к и т а. Петро Афанасьевич! Ты у нас почетный гость. Проходи в красный угол! Надежда. Иди, иди, пусть на тебя посмотрят!

Петр идет к столу, точно к лобному месту.

Н и к и т а. Начнем, что ли?

Д о м н а. А ты по какому праву в президиум лезешь?

Н и к и т а. То есть как? Есть установленный порядок, и вообще…

Д о м н а. Какой же это порядок, ежели клеветник сидит в президиуме? Ну-ка, скажите, бабы, где ему место?

Г а л и н а. За решеткой. Так он и оттуда ужом выскользнет.

Д а р ь я. Налил глаза: ни стыда, ни совести.

Н а д е ж д а. В президиум-то самых достойных выбирают.

Страсти накаляются.

Н и к и т а. Сговорились, значит? (Лужкову.) Знаю, чьих это рук дело!

Лужков улыбается.

Д о м н а. Дело времени. По-человечески жить охота. Ремками-то надоело трясти. Хотим хлебца пшеничного! Хотим молочка, слезами не разведенного. И радости в дом хотим. Чтобы было как у людей, Никита.

Л у ж к о в. Законное желание.

Д о м н а. А ты чемпиона чествовать предлагаешь, который на кулаках отличился. Кулаки-то — на заслуженного человека!..

Н и к и т а. Заслуженные люди по тюрьмам не сидят.

Л у ж к о в. Вы хоть и не сидели, а… следовало бы.

Н и к и т а. Про себя-то забыл? Одной веревочкой связаны.

Л у ж к о в. Что ж, пусть нас люди рассудят.

Оба оставляют президиум. За столом только Петр — чемпион. Он беспокойно ерзает. И, не выдержав, тоже уходит. Подле Игната остановился, кусает губы, вот-вот расплачется. Он, в сущности, еще мальчишка.

П е т р. Дядя Игнат, если можешь… прости. Такое больше не повторится.

И г н а т. Да уж постараюсь. В другой раз так отделаю, что и брюки надеть не сможешь.

П е т р  уходит.

Д о м н а. Без председателя остались. Вот это и впрямь непорядок.

Все смотрят на Игната.

Андрей Иванович, веди собрание!

Л у ж к о в. Если вы мне доверяете…

Голоса одобрения.

Не знаю, заслуживаю ли я такое доверие. Я обвинил когда-то невинного человека…

Н а д е ж д а. Не ты один промахнулся! Этот мазурик всем мозги запудрил…

Г а л и н а. Не поминай старое, Андрей Иванович! Нам бы теперешнее расхлебать!

Л у ж к о в. В таком случае осталось избрать председателя. Я предлагаю Мантулина…

Звонит телефон.

(Берет трубку.) Здравствуйте, Илья Семенович. А у нас собрание. Повод самый серьезный: председателя переизбираем. Да вот и люди считают: давно пора. Я предложил Мантулина… Нет, еще не голосовали… Спасибо! (Положил трубку.) Гурьев, секретарь райкома. С праздником поздравляет. А вас, Игнат Арсеньевич, особо. Ну что, будем голосовать?

В е р а. Обязательно будем!

Г а л и н а. Ты-то чего встреваешь? Ты же не колхозница!

В е р а. А кто виноват? Я бы, может, не ушла из колхоза, если бы дядя Игнат был председателем. Да и другие от хорошей жизни не побегут.

Д о м н а. Игната выберем — на ферму вернешься?

В е р а. Думаешь, сдрейфлю?

Подле конторы  К л а в д и я,  Г р и г о р и й.

Г р и г о р и й. Не беги, тетя Кланя! Тебе же нельзя!

К л а в д и я. Сама упредить его хочу. Чтоб за сердце не схватило.

Г р и г о р и й. От радости сердце не заболит.

К л а в д и я. Ой, Гриша, когда оно изношено, так от всего болит! От горя и от радости. Стой тут, а я пойду Игнашу порадую. (Вбегает в контору.)

В конторе.

Л у ж к о в. Кто за то, чтобы избрать Игната Арсеньевича Мантулина председателем колхоза, прошу поднять руки.

Лес рук.

К л а в д и я. Ой, бабы! Ущипните меня!

Н а д е ж д а. Тебя и без нас есть кому щипать. Вон какую мозоль нащипал!

К л а в д и я. Игната, там гость… гостенек дорогой!

И г н а т. Порхаешь, ровно девчонка! В твоем ли положении?

К л а в д и я. Гриня там… Гринюшка!

Игнат, качнувшись, оперся о стенку, но вышел прямо, по-солдатски.

Обнялись с сыном.

И г н а т. Эк вытянулся! Отца перерос!

Г р и г о р и й. Я всю дорогу бежал со станции. Не верилось, что застану. Что свидимся.

И г н а т. Свиделись. Больше разлучаться не будем, а?

Г р и г о р и й. Сколько можно? И так все время в разлуке.

И г н а т. Не наша вина, сынок. Судьба так распорядилась.

Г р и г о р и й. Судьба, судьба! Плевать я хотел на судьбу, ее так и этак повернуть можно.

И г н а т. Не скажи: судьба — кобыла своенравная. Не знаешь, на каком повороте фортель выкинет.

Г р и г о р и й. Мы ее объездим, мерзавку! Мы ее так зауздаем, что по линеечке ходить будет.

К л а в д и я. Мы ждали, ждали тебя…

Г р и г о р и й. Кто-кто, а уж ты ждать умеешь!

В конторе.

Л у ж к о в (разведя руками). Ну что ж, товарищи, повестка исчерпана.

Все выходят.

Г р и г о р и й. Тятя, я Кланю нашу рисовать буду. Потом в камне ее выведу. Ты как?

И г н а т. Кланя стоит того.

К л а в д и я. Ты не меня рисуй, Гриня! Ты его рисуй, земли хозяина.

В весеннем небе задумчиво курлыкнули журавли.

Г р и г о р и й. Журавли тянут. Не рано ли?

И г н а т. Нет, не рано. Пора самая журавлиная.

Под мерный переклик вещих птиц высвечивается величавая фигура  С е я т е л я.

З а н а в е с

1970

Жил-был Кузьма

ПАВЕЛ ТЕРЕНТЬИЧ БРУС.