Даниил Хармс - Бесстыдники (сборник)

Боголюбов (вставая): Сейчас я тебя побью (ударяет Порошкова палкой, но Порошков увёртывается от удара).

Бытовая сценка

Водевиль

Сно: Здравствуйте! Эх, выпьем! Эх! Гуляй-ходи! Эх! Эх! Эх!

Мариша: Да что с вами, Евгений Эдуардович?

Сно: Эх! Пить хочу! Эх, гуляй-ходи!

Мариша: Постойте, Евгений Эдуардович, вы успокойтесь. Хотите, я чай поставлю.

Сно: Чай? Нет. Я водку хлебать хочу.

Мариша: Евгений Эдуардович, милый, да что с вами? Я вас узнать не могу.

Сно: Ну и неча узнавать! Гони, мадам, водку!

Мариша: Господи, да что же это такое? Даня! Даня!

Даня (лёжа на полу в прихожей): Ну? Чего там ещё?

Мариша: Да что же мне делать? Что же это такое?

Сно: Эх, гуляй-ходи! (пьет водку и выбрасывает ее фонтаном через нос).

Мариша (залезая за фисгармонию): Заступница пресвятая! Мать пресвятая Богородица!

Хармс (лежа в прихожей на полу): Эй ты, там, слова молитв путаешь!

Сно (разбивая бутылкой стеклянную дверцу шкапа): Эх, гуляй-ходи!

Падает занавес.

Слышно как Мариша чешет себе голову.

«Востряков, смотрит в окно на улицу…»

Востряков, смотрит в окно на улицу

Смотрю в окно и вижу снег.Картина зимняя давно душе моей знакома.Какой то глупый человекСтоит в подъезде противуположного дома.Он держит пачку книг под мышкой,Он курит трубку с медной крышкой.Теперь он быстрыми шагамиДорогу переходит вдругВот он исчез в оконной раме.

(Стук в дверь)

Теперь я слышу в двери стук.Кто там?

Голос за дверью

Откройте. Телеграмма.

Востряков

Врёт. Чувствую, что это ложь.И вовсе там не телеграммаЯ сердцем чую острый нож.Открыть иль не открыть?

Голос за дверью

Откройте!Чего вы медлите?

Востряков

Постойте!Вы суньте мне под дверь посланье.Замок поломан. До свиданье.

Голос за дверью

Вам нужно в книге расписаться.Откройте мне скорее дверь.Меня вам нечего боятьсяСкорей откройте. Я не зверь.

Востряков, приоткрывает дверь

Войдите. Где вы? Что такое?

(Смотрит за дверь)

Куда же он пропал? Он не мог далеко уйти. Спрятаться тут негде. Куда же он делся? Улица совсем пустая. Боже мой! И на снегу нет следов! Значит, никто к моей двери не подходил. Кто же стучал? Кто говорил со мной через дверь?

(Закрывает дверь)

Петро́в и Камаро́в

Петро́в:

Эй, Камаро́в!

Давай ловить камаров!

Камаро́в:

Нет, я к этому ещё не готов; Давай лучше ловить котов!

Макаров и Петерсен

Макаров: Тут, в этой книге, написано о наших желаниях и об исполнении их. Прочти эту книгу, и ты поймешь, как суетны наши желания. Ты также поймешь, как легко исполнить желание другого и как трудно исполнить желание свое.

Петерсен: Ты что-то заговорил больно торжественно. Так говорят вожди индейцев.

Макаров: Эта книга такова, что говорить о ней надо возвышенно. Даже думая о ней, я снимаю шапку.

Петерсен: А руки моешь, прежде чем коснуться этой книги?

Макаров: Да, и руки надо мыть.

Петерсен: Ты и ноги, на всякий случай, вымыл бы!

Макаров: Это неостроумно и грубо.

Петерсен: Да что же это за книга?

Макаров: Название этой книги таинственно…

Петерсен: Хи-хи-хи!

Макаров: Называется эта книга МАЛГИЛ.

(Петерсен исчезает).

Макаров: Господи! Что же это такое? Петерсен!

Голос Петерсена: Что случилось? Макаров! Где я?

Макаров: Где ты? Я тебя не вижу!

Голос Петерсена: А ты где? Я тоже тебя не вижу!.. Что это за шары?

Макаров: Что же делать? Петерсен, ты слышишь меня?

Голос Петерсена: Слышу! Но что такое случилось? И что это за шары?

Макаров: Ты можешь двигаться?

Голос Петерсена: Макаров! Ты видишь эти шары?

Макаров: Какие шары?

Голос Петерсена: Пустите!.. Пустите меня!.. Макаров!..

(Тихо. Макаров стоит в ужасе, потом хватает книгу и раскрывает ее).

Макаров (читает): «…Постепенно человек теряет свою форму и становится шаром. И, став шаром, человек утрачивает все свои желания».

Занавес

Валерий Сажин

Маленькие комедии Даниила Хармса

Послесловие

Даниил Хармс обратился к драматургии почти в самом начале своего творчества: наиболее ранние из его произведений – стихотворения – были написаны, вероятно, во второй половине 1925 г., а первое драматическое произведение – пьеса «Моя мама вся в часах» – создавалось им (совместно с другом и творческим единомышленником А. И. Введенским) осенью 1926 г. Постановка не была осуществлена, да и само это произведение осталось не известным. В феврале – сентябре 1927 г. Хармс написал «Комедию города Петербурга», в которой уже присутствовали характерные свойства последующих хармсовских произведений: временные алогичные смещения и смешение персонажей из разных исторических эпох. Затем последовала «Елизавета Бам», представленная 21 января 1928 г. и принесшая Хармсу известность. Здесь стала очевидной приверженность писателя к воспроизведению алогизма событий и невозможности взаимопонимания в диалоге персонажей. Вскоре Хармс написал (в соавторстве с еще одним своим другом И. В. Бахтеревым) пьесу «Зимняя прогулка» – она была поставлена зимой 1929 г. (не сохранилась).

Но и помимо собственно драматических произведений диалогическая форма в стихотворных, а затем и прозаических произведениях Хармса присутствовала с самых ранних его вещей и продолжала им воспроизводиться в течение всего творческого пути, – диалогическая форма культивировалась в узком дружеском кругу Хармса и его единомышленников не только собственно в литературном творчестве, но даже в личном общении и оформилась, в частности, в «Разговорах» Л. С. Липавского, представляющих собой записанные Липавским их беседы в течение 1933–1934 гг.

Однако характер драматической формы у Хармса чем далее, тем более преображался в соответствии с той эволюцией, которую претерпевало его творчество. Сущностью этой эволюции было всё более решительное и тотальное разрушение литературных канонов и традиций. В драматической – диалогической – форме это осуществлялось конструированием не просто алогичного диалога, но такого, в котором партнеры не слушают и поэтому не понимают друг друга.

Разнообразие жанровых и видовых определений, которые Хармс давал таким произведениям: комедии, водевили, опера, балет – только подчеркивало единственный и неумолимый итог: в любом случае коллизия будет состоять в невозможности диалога и, значит, в дискредитации самой сути драматического произведения и, шире, литературы.

В конце концов Хармс доводит деструкцию до последней степени: персонажам (персонажу) оказывается достаточным просто появиться на сцене и тотчас же уйти.

Это был организованный Хармсом конец литературы.