Елена Головина - Антология современной французской драматургии. Том II

КАРЛО. Фильм — это ее ящик.

ЭПИМЕТЕЙ. То есть как?

КАРЛО. Ну да, фильм. С надеждою на дне, днем исчезающей с тенями.

КАРБОНИ. Слишком просто!

ЭПИМЕТЕЙ. Да, слишком просто!

КАРЛО. Но все записано меж тем. Все глупости, с самого начала. А если они там и окажутся?

ЭПИМЕТЕЙ. Хороши мы будем.

Пауза.

Мой брат пришел?

КАРЛО. Пришел.

ЭПИМЕТЕЙ. Так где же он? Он не зашел ко мне.

КАРЛО. Нет, он пришел к Пандоре.

ЭПИМЕТЕЙ. И он ее увидел?

КАРЛО. Он ее увидел.

ЭПИМЕТЕЙ. И ей сказал, что она уже ничто для мира, он ей сказал: дорогу людям! Чем бы им это ни грозило. Он так ей и сказал, я не ошибся?

КАРЛО. А что, по-твоему, он мог еще сказать?

КАРБОНИ. Он не хочет ни траура, ни забвения. Забвение пока еще грозит ему воспоминанием. Ему нужна прямая линия, трудом начертанная, линия, которая стирается по мере продвижения, ему необходима эта энергия, смертельная борьба, прямая линия, вытянутая к горизонту, а горизонт он видит так же четко, как границу пожара на холмах.

ЭПИМЕТЕЙ. Но не в его же власти уничтожить то, что остается незыблемым, как и не в моей власти было вернуть то, что ушло.

Пауза.

Остается, уходит, возвращается… При чем тут он? Все соткано воедино и держится без нас. Да, держится, словно оно подвешено. И движется, движется непрестанно, и мы то и дело проникаем сквозь, царапая себе глаза.

Входят туристы, переодетые в античных греков.

КАРБОНИ. А вот и снова вы!

ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Ну, в общем, да…

ВТОРОЙ ТУРИСТ. Вы уж простите, мы дико извиняемся, но у нас украли все и…

ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Все! Деньги, чемоданы, фотоаппараты… Там, на стоянке, среди бела дня! Италия!

ВТОРОЙ ТУРИСТ. И тогда дирекция фестиваля согласилась нанять нас статистами…

ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Ведется расследование. Надеюсь, оно не затянется…

КАРБОНИ. Да нет, осталось уже немного. А что это у вас за костюмы?

ВТОРОЙ ТУРИСТ. Нам их дали, решили, что подойдут. Они, кончено, спорны, но вопрос костюмов в античной пьесе никогда, в общем, не был окончательно решен.

КАРБОНИ. А что, тут играют античную пьесу?

ВТОРОЙ ТУРИСТ. Да нет, конечно, наверное, даже, вовсе нет. Но, как бы то ни было, все, что имеет отношение к Античности…

КАРБОНИ. Имеет отношение! А вы к чему имеете отношение?

ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Извините, но не в этом дело. Мы здесь не для того, чтобы к чему-нибудь иметь отношение. Впрочем, к чему вообще театр имеет отношение, как не к самому себе? Мне, однако, кажется, простите, но, раз уж мы заговорили об этом, вся проблема именно в том, что вы все время с чем-то соотноситесь, а это неверный путь.

ВТОРОЙ ТУРИСТ. Да, и нам кажется, как и многим теперь, что театр должен, как бы это сказать, решительно отказаться от утверждений, а идеи в нем должны быть невидимы, покорны и выражаться вместе с пластами жизни, которые их воплощают…

ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Во всем должна быть безусловная простота. Но это, разумеется, мы согласны с вами, труднее всего реализовать.

КАРБОНИ. Спасибо.

ВТОРОЙ ТУРИСТ. Не обижайтесь, право. Эти соображения нам диктует опыт. Мы видели столько спектаклей, постановщики которых считали, что можно пренебречь сочностью персонажей, и столько авторов, полагающих, что актеры — не более чем голоса, годные лишь на то, чтобы произносить их мысли, так вот, ничего у них не получалось. В театре есть правила игры, и их надо соблюдать, в противном случае…

КАРБОНИ. В противном случае?

ВТОРОЙ ТУРИСТ. В противном случае это что угодно, только не театр.

КАРБОНИ. Да что вы говорите! Театр — это сцена, лица, голоса, свет, движения, звук шагов в тишине, театр — это все, что происходит на сцене, и никто не имеет права прийти сюда к нам и объявить, как именно на этой сцене должны звучать слова, какие жесты и голоса должны быть у тех, кто их произносит… Но мы и так потеряли слишком много времени, посидите тут в уголке, мы вам скажем, когда нам понадобится ваша сочность.

Туристы пожимают плечами и устраиваются в сторонке.

Поехали! Мария!

МАРИЯ(из-за кулис.) Да?

КАРБОНИ. Твой выход.

Пауза. Потом выбегает обезумевшая Мария.

ЭПИМЕТЕЙ. Что такое? Почему ты молчишь?

МАРИЯ. Я не молчу… Пандора упала на горе. Внезапно, посреди дороги. Я пыталась привести ее в чувство, умыла ей лицо водой, трясла ее, но ничего не помогло. Вот я и прибежала за вами. Надо скорее идти туда за ней.

ПЕРВЫЙ ТУРИСТ. Бессмертные уже не те, что были!

КАРБОНИ. Заткнитесь, вы! Мария, где это случилось?

МАРИЯ. На повороте, между Красным домом и карьером.

КАРБОНИ. Ладно, идите туда с Карло и принесите ее. (Туристам.) А вы следуйте за ними, но молча, им потребуется помощь.

Карло и Мария выходят, туристы идут следом.

ЭПИМЕТЕЙ. Что происходит? Что-то я запутался. С Пандорой ничего не может случиться, ничего и не случилось. Она не из того мира, где происходят подобные события. Где им взять силы, чтобы придумать продолжение, низринуть нас и затоптать? Я прекрасно понимаю, что она пришла просто ради того, чтобы уйти, но не так же. Не так, как первый встречный.

КАРБОНИ. Подожди!

Входят Даддо и Прометей.

Прометей, Эпиметей, Даддо, Карбони, потом туристы, Карло, Мария и Пандора.

Поздний вечер (еще не рассеялись последние отблески дня).

ПРОМЕТЕЙ(Эпиметею). Ну и видок у тебя! Я-то считал, ты тут как сыр в масле. Или это я так на тебя действую?

ЭПИМЕТЕЙ. Ты просто не вовремя появился. А может, наоборот, удачно: ты, как всегда, начеку. Хоть и торчишь там, на холмах, но питаешься сплетнями отсюда, снизу, как отшельники, что жить не могут без толпы и уходят от мира лишь для того, чтоб мир об этом знал и ждал их приказаний. А мне ты приказывать не сможешь.

ПРОМЕТЕЙ. Я знаю. Слишком поздно. Ты прижал ее к себе, мартышку, посланную тебе богами. И вбил себе в голову, что она пришла ради тебя, в награду за твое терпение.

ЭПИМЕТЕЙ. Замолчи! В эту минуту Пандора лежит там, в горах. Не знаю, что это значит. И не тебе мне это объяснять. Оставь меня. Я жду, когда ее принесут.

ПРОМЕТЕЙ. Она пошла собирать цветы, и их аромат, должно быть, вскружил ей голову! Ты что, не видишь, идиот, что это очередная хитрость, что она просто хочет — или они хотят — тебя завлечь? Что бы она ни делала — падала в обморок на дорогу или гладила тебя по щеке, — ей тут делать нечего. Мы тут вымели уже за ними их прах и их отродье.

ЭПИМЕТЕЙ. И ты увидел, к чему это привело, ты видишь? Этот результат тебе по душе? Тем, кто живет по ту сторону долины, плевать на то, что ты говоришь, поскольку сами они говорят то же самое. Везде, по всей земле, ты и тебе подобные — вы поднимаете войска на бой, чертите границы, строите, и рушите, и поете на руинах. С Богом или без богов, неважно, в первых рядах всегда грабеж, мясорубка и бездарность. Мир только съеживается от ваших великих проектов. И скоро из-за чувства локтя вам уже не удастся сдвинуться с места, и, топая ногами, вы друг друга разорвете на части, цепляясь за свои фантазии и так ничего и не поняв.

ПРОМЕТЕЙ. Она вскружила тебе голову. И это ты мне говоришь о фантазиях! Ты не в себе. В твоем прекрасном саду ничего не растет. И в колодце, что ты вырыл, ты видишь только свое отражение, а небо, в глубине, его отвергает.

ЭПИМЕТЕЙ. Небо! Ты говоришь как те, кто так и не понял, что оно берет свое начало у них под ногами: да, на земле, у самой земли, которая умирает в нем, перевернувшись. У тебя под ногами! Я ненавижу тебя. Мне не нравится цвет твоих слов. Им неведом страх. Им неведома радость, которая прячется за страхом. Им неведомы расстоянья, помехи, позиция, длительность. Они слепы, а ты, ты вместе с ними пускаешь корни в этом мире.

ПРОМЕТЕЙ. Она засорила тебе мозги. Вместо вина ты выжимаешь скисшую воду. Наступил конец легенды. Ваш мир кончается.