Николай Коляда - Селестина
КАЛИСТО. Как так?
СЕМПРОНИО. Жители Содома хотели согрешить с ангелами, не узнав их, а ты — с божеством, которое сам признал!
КАЛИСТО (смеётся). Будь ты проклят! Ты меня рассмешил!
СЕМПРОНИО (хохочет). Неужто ты всю жизнь собирался плакать?
КАЛИСТО. Да.
СЕМПРОНИО. Почему?
КАЛИСТО (заплакал). Моя любовь безнадежна. Я недостоин Мелибеи.
СЕМПРОНИО. О, сукин сын! А Немврод, а Александр Великий — они-то сочли себя достойными владеть не только всем миром, но и небом!
КАЛИСТО (скинул одеяло). Я не расслышал. Повтори-ка ещё разок.
СЕМПРОНИО. Я сказал: не может быть, чтоб ты, в ком больше отваги, чем у Александра, был бы не в силах добиться женщины. Ведь многие женщины не погнушались даже близостью грубых животных. Ты не читал про Пасифаю и быка, про Минерву и пса?
КАЛИСТО. Не верю, всё басни. Будь проклят, болван! Что за чушь несет!
Снова накрылся одеялом, отвернулся к стенке, тяжко вздыхает.
СЕМПРОНИО (сел на постель, будто сказку читает). Все книги твердят о подлых и скверных женщинах и о тех, кто пострадал, превознося их, как ты. Было и есть среди женщин много святых — их лучезарного венца не коснется хула. Но что до остальных? Их притворство, язычок, неблагодарность, непостоянство, изворотливость, спесь, чванство, вздорность, высокомерие, заносчивость, безволие, хвастовство, похоть, неряшество, трусость, наглость, колдовские чары, издевки, бесстыдство? Орудие дьявола, начало греха, погибель райского блаженства! Она род человеческий низринула в ад. Ее презрел Илья-пророк и прочее.
КАЛИСТО. Все эти люди — Адам, Немврод, Илья-пророк, Александр — они все подпали под власть женщины? Ну так разве я лучше, чем они?
СЕМПРОНИО. Вздумают предложить себя — начнут с суровости. Заманят потихоньку и осмеют на людях, пригласят — отвергнут, зазовут — прогонят. Вот чума, возиться с ними после недолгих радостей!
КАЛИСТО. А ты откуда все это знаешь? Кто тебя всему научил?
СЕМПРОНИО. Да все они же. А ты мужчина и обладаешь ясным умом. Природа наделила тебя лучшими своими дарами: красотой, изяществом, величавой осанкой, силой. Ты родился под счастливой звездой, все тебя любят.
КАЛИСТО (хнычет). Но не Мелибея! (Семпронио тяжко вздохнул, Калисто сел на кровати). Что такое?! Что?! (Встал с постели, ходит по комнате в рубашке до колен). Хорошо. Для тебя я постараюсь описать её как можно точнее. Начну с волос. Они длинны, спускаются до пят. Расчёсаны и перевязаны тонким шнурком. И человек, глядя на них, от восхищения в камень обращается.
СЕМПРОНИО. Скорее в осла.
КАЛИСТО. Что ты сказал?
СЕМПРОНИО. Не похоже, говорю, на хвост осла.
КАЛИСТО. Ну что за болван!
СЕМПРОНИО. А ты-то умный?
КАЛИСТО. Лучистые зеленые глаза, изогнутые брови, тонкий нос. Изящный рот и грудь. Высокая. О, кто сможет описать округлость её маленьких грудей? Кто не затрепещет, взглянув на них? А все, чего мне не дано видеть, наверно, неизмеримо прекрасней, нежели у той из трех Богинь, которой Парис присудил первенство.
СЕМПРОНИО. Все сказал?
КАЛИСТО. Так кратко, как мог.
Снова сел у корзины, кусает яблоко за яблоком и кидает в угол.
СЕМПРОНИО. Ну, ну. Чтоб ты не отчаивался, я берусь помочь тебе.
КАЛИСТО. Вряд ли это в твоей власти.
СЕМПРОНИО. Ручаюсь, все сделаю.
КАЛИСТО. Возьми себе парчовый камзол, в котором я ходил вчера.
СЕМПРОНИО. Награди тебя Господь за это и за многое другое, что ты мне еще подаришь. Если он будет меня так подхлёстывать, я притащу ему Мелибею прямёхонько в постель.
Калисто перестал кусать яблоки. Сел рядом с Семпронио на кровать, очень заинтересовался. Сидят два таких мужичка-корешка.
КАЛИСТО (шепотом, радостно). Как ты думаешь свершить это доброе дело?
СЕМПРОНИО. Живет тут неподалеку одна бородатая старуха колдунья по имени Селестина. Пожалуй, в этом городе больше пяти тысяч девственниц прошло через ее руки.
КАЛИСТО. Да-а? Могу я поговорить с нею?
СЕМПРОНИО. Я ее приведу, а ты подготовься, чтоб рассказ о твоем страданье был так же хорош, как лекарство, которое она даст. Оставайся с Богом!
КАЛИСТО. Да сопутствует он тебе! О, всемогущий Господь! Ты указываешь путь заблудшим, ты привел звездой своей царей Востока в Вифлеем и отвел их обратно на родину! Смиренно молю тебя, помоги Семпронио!
Не успел Семпронио выйти, как Калисто кинулся под одеяло и тут же уснул святым сном ребёнка. Во сне он видел только её, свою Мелибею…
Они шли по дороге Испании, по дороге детства, дороге первой любви. Светило солнце.
А вот это всё, что в Испании есть, шло, ехало, ползло, перекатывалось и кружилось вокруг них: и быки, и горы, и коррида, и Кармен, и кабальеро, и баски, и тореро, и, конечно же — титулярный советник Аксентий Иванович Поприщин, он же король Испании Фердинанд Восьмой.
Семпронио бежал по дороге, пыль фонтаном летела из-под его башмаков. Вот и дом Селестины. Семпронио принялся колотить в двери ногами. Селестина — у стола, на картах гадала, у неё для страху борода приклеена. Глянула Селестина из окна, кинулась к кровати, на которой дрыхнет её племянница Элисия в обнимку с Крито.
СЕЛЕСТИНА. Элисия! Семпронио, Семпронио! Спрячь Крито! Скажи, пришел твой двоюродный брат, мой родственник!
ЭЛИСИЯ (будит Крито). Прячься! Мой брат идет, я пропала!
КРИТО. Какой брат?
Селестина уже открыла дверь, впустила Семпронио. Элисия на себе потащила полупьяного Крито на чердак, закрыла его там. Бросилась вниз, давай быстро юбку натягивать, волосы у зеркала прибирать.
СЕМПРОНИО. Матушка, как я рад! Слава создателю, я тебя вижу!
СЕЛЕСТИНА. Сынок ты мой! Король ты мой! Я беспокоилась о тебе! И ты мог три дня прожить без нас? Элисия! Погляди-ка на него!
ЭЛИСИЯ (кричит из другой комнаты). О ком ты, матушка?
СЕЛЕСТИНА. О Семпронио!
ЭЛИСИЯ. Ах, горе мое! Сердце у меня так и прыгает. Что с ним стряслось?
СЕЛЕСТИНА. Да он тут, смотри! Я его обниму, коль ты не хочешь!
ЭЛИСИЯ (вошла, отшатнулась, стала причитать). Ах ты, изменник! Умереть тебе от вражеской руки! Чтоб тебя к смертной казни присудили! Чтоб тебе!
СЕМПРОНИО. Чего ты сердишься?
ЭЛИСИЯ. Три дня мы не виделись! Чтоб Господь никогда тебя не посетил! Горемычная я, только на тебя и надеялась, только с тобой и думала найти счастье!
СЕМПРОНИО. Э, скажи-ка, чьи это шаги там наверху?
ЭЛИСИЯ. Моего любовника. Правда. Подымись и увидишь.
СЕМПРОНИО. Иду.
СЕЛЕСТИНА. Оставь эту дуру, она от похоти и от тоски по тебе голову потеряла. Иди-ка сюда, потолкуем.
СЕМПРОНИО. Да кто там?
СЕЛЕСТИНА. Девчонка. Мне препоручил её один монах.
СЕМПРОНИО. Какой монах?
СЕЛЕСТИНА. Толстяк настоятель.
СЕМПРОНИО (смеётся). О, несчастная, какая тяжелая поклажа ее ожидает!
СЕЛЕСТИНА. Все мы подобную ношу терпим. А ты видел, чтоб кому-нибудь из нас живот подпругой натерло?
СЕМПРОНИО. Натереть-то, может, и не натирает, а уж синяки-то остаются! Пусти, покажи мне эту девчонку!
ЭЛИСИЯ (кинулась на шею Семпронио, целует его). Негодяй! Видеть ее захотел! Тебе и одну, и другую подавай! Ступай, взгляни, а меня оставь навсегда!
СЕМПРОНИО. Не злись, не нужна мне ни она, ни любая другая на свете. Вот только поговорю с матушкой, и прощай!
ЭЛИСИЯ (захныкала). Иди, иди! Опять пропадёшь на три года!
СЕМПРОНИО. Матушка, возьми плащ, дорогой все расскажу, не то мы оба прогадаем, если здесь задержимся.
СЕЛЕСТИНА. Идём. Элисия, запри дверь.
Семпронио на прощание поцеловал Элисию, да так, что та чуть не задохнулась, бедняжка. Потом подхватил под руку Селестину и потащил за собой. А Элисия полетела назад, к своему дружку на чердак. Смотрит на него, на голого, в чердачной пыли перемазанного, заблудившегося среди связок сушеной травы, смеётся. Крито тоже хохочет. Упали в пыль и — продолжили…
А Семпронио и Селестина вышагивали по пыльной испанской дороге. Из каждой подворотни на Селестину лаяли собаки: «Старая шлюха! Старая шлюха!» Ослы поворачивали головы и кричали ей вслед: «Шлюха! Шлюха!». Плевать Селестине — она привыкла. Ну раз правда — чего поделаешь.
Они шли к дому Калисто.
СЕМПРОНИО. Мне всегда хотелось разделить с тобой любую прибыль.
СЕЛЕСТИНА. Не тяни, зачем много слов, когда и нескольких достаточно?
СЕМПРОНИО. Калисто пылает любовью к Мелибее. Он нуждается в тебе и во мне. А раз мы оба ему нужны, оба разживемся.
СЕЛЕСТИНА. Эта новость меня так же радует, как врача проломленный череп.
