Бертольд Брехт - Жизнь Галилея
Андреа. Но и я вместе со стулом!
Галилей. Разумеется. Стул - это Земля. А ты на ней.
Госпожа Сарти (вошла, чтобы застелить постель, и наблюдала все происходящее). Что это вы делаете с моиятазрнишкой, господин Галилей?
Галилей. Учу его видеть, дорогая Сарти.
Госпожа Сарти. Тем, что таскаете по комнате?
Андреа. Не мешай, мама, ты этого не понимаешь.
Госпожа Сарти. Вот как? А ты понимаешь, что ли? Тут приходил молодой человек, который хочет учиться. Очень хорошо одет и принес рекомендательное письмо. (Подает письмо.) Вы моего Андреа скоро до того обучите, что он станет говорить, будто дважды два - пять. Он же путает все, что вы ему рассказываете. Вчера вечером он доказывал мне, что Земля вертится вокруг Солнца. Он, видите ли, твердо убежден, что это вычислил какой-то господин по имени Киперникус.
Андреа. А разве Киперникус не высчитал этого, а, господин Галилей? Скажите вы сами.
Госпожа Сарти. Что такое? Так вы и вправду рассказываете ему такую чепуху? Чтобы он болтал об этом в школе, а господа священники приходили ко мне жаловаться, что он плетет греховную ересь. Постыдились бы вы, господин Галилей.
Галилей (ест). На основе наших исследований, госпожа Сарти, и после жестоких споров мы с Андреа сделали открытие, которое больше не можем держать в тайне от мира. Настало новое время, великое время, одно удовольствие жить в такое время.
Госпожа Сарти. Да неужели! Надеюсь, господин Галилей, в это новое время мы сможем заплатить молочнику? (Показывает на письмо.) Очень прошу, сделайте мне хоть раз такую милость, не отказывайте в этот раз. Помните о том, что мы должны молочнику. (Уходит.)
Галилей (смеясь). Дайте мне хоть молоко допить! (Обращаясь к Андрей.) Значит, кое-что мы все-таки вчера поняли?
Андреа. Да я говорил, только чтобы ее удивить. Но это же неправильно. Стул, на котором я сидел, вы только боком повернули (показывает рукой), а не переворачивали. Вот так. Не то я упал бы, и это факт. Почему вы не переворачивали стул? Потому что тогда было бы доказано, что я свалился бы и с Земли тоже, если бы она вертелась. Вот видите как.
Галилей. Но ведь я же тебе доказал...
Андреа. А сегодня ночью я думал и понял, что если бы Земля так вертелась, то я всю ночь висел бы головой вниз. И это факт.
Галилей (берет со стола яблоко). Так вот это Земля.
Андреа. Не берите вы всегда такие примеры, господин Галилей. Так вам всегда удастся.
Галилей (кладет яблоко на место). Хорошо.
Андреа. С примерами всегда можно доказать, если хитер. Но ведь я же не могу таскать на стуле свою мать, как вы меня. Видите, какой это плохой пример. Ну а что, если яблоко - Земля? Это же ничего не значит.
Галилей (смеясь). Да ведь ты же не хочешь знать.
Андреа. Возьмите его опять. Как же это получается, что я ночью не вишу вниз головой?
Галилей. А вот так: вот это Земля, а вот стоишь ты (отламывает от полена щепку и втыкает ее в яблоко), и вот Земля вертится.
Андреа. А я вишу вниз головой.
Галилей. Почему же? Посмотри внимательней! Где голова?
Андреа (показывает на яблоко). Здесь. Внизу.
Галилей. Что? (Поворачивает яблоко в обратную сторону.) Разве она не на том же самом месте? Разве ноги твои по-прежнему не ниже головы? Разве, когда я поворачиваю, ты стоишь так? (Вынимает щепку и переворачивает ее.)
Андреа. Нет. Но почему же я не замечаю, как Земля повернулась?
Галилей. Потому что ты сам вращаешься вместе с ней! И ты, и воздух над тобой, и все, что есть на шаре.
Андрей. А почему же мы видим, что ходит Солнце?
Галилей (снова поворачивая яблоко с щепкой). Под собой ты видишь Землю, она не изменяется, она всегда внизу, и для тебя она не движется. А теперь погляди, что над тобой. Вот сейчас лампа над твоей головой. А сейчас, когда я повернул - что сейчас над твоей головой, что сейчас сверху?
Андреа (поворачивая голову вслед за его движениями). Печка.
Галилей. А где лампа?
Андреа. Внизу.
Галилей. Вот то-то оно и есть...
Андpea. Вот это здорово! Ну теперь уж она удивится.
Входит Людовико Maрсили - богатый молодой человек.
Галилей. У нас тут как на проходном дворе.
Людовико. Доброе утро, сударь. Меня зовут Людовико Марсили.
Галилей (читает рекомендательное письмо). Вы бывали в Голландии?
Людовико. Да, и там я много слышал о вас.
Галилей. Ваши родители владеют поместьями в Кампанье?
Людовико. Мамаша хотела, чтобы я малость поглядел на свет. Что где имеется и тому подобное.
Галилей. И вот в Голландии вы услышали, что в Италии, например, имеюсь я.
Людовико. А так как мамаша желает, чтоб я еще и с науками малость познакомился...
Галилей. Частные уроки - десять скуди в месяц.
Людовико. Очень хорошо, сударь.
Галилей. А что вас интересует?
Людовико. Лошади.
Галилей. Ах вот что!
Людовико. У меня, видите ли, господин Галилей, голова не приспособлена к наукам.
Галилей. Ах вот что! Ну если так, вы будете платить пятнадцать скуди в месяц.
Людовико. Очень хорошо, господин Галилей.
Галилей. Мне придется заниматься с вами по утрам. Значит, с тобой уже не выйдет, Андреа. Сам пойми, ведь ты же не платишь.
Андреа. Ладно. Я пойду. Можно мне взять яблоко?
Галилей. Бери.
Андреа уходит.
Людовико. Вам придется запастись терпением, чтоб меня учить. Потому что в науках ведь всегда все не так, как следует по здравому человеческому разумению. Возьмите, например, эту диковинную трубу, которую продают в Амстердаме. Я ее подробно исследовал. Футляр из зеленой кожи и две линзы: одна такая (показывает жестами двоякую выпуклость), а другая - такая (показывает двоякую вогнутость). Мне говорят: одна увеличивает, а другая уменьшает. Каждый разумный человек, конечно, поймет: они друг дружку должны уравнивать. Неверно! Сквозь эту штуку все видно увеличенным в пять раз. Вот вам и ваша наука.
Галилей. Что увеличено в пять раз?
Людовико. Колокольни, голуби, все, что вдали.
Галилей. И вы сами видели увеличенные колокольни?
Людовико. Да, сударь.
Галилей. И в трубе две линзы? (Набрасывает на листе бумаги чертеж.) Так это выглядит?
Людовико кивает.
Как давно изобрели эту штуку?
Людовико. Думаю, что она была не старше нескольких дней, когда я уезжал из Голландии. Во всяком случае, ее как раз только что начали продавать.
Галилей (почти дружелюбно). И зачем вам нужна физика? Почему не коневодство?
Незамеченная Галилеем, входит госпожа Сарти.
Людовико. Мамаша считает, что немного науки необходимо. Нынче, знаете ли, никто и шагу без науки не сделает.
Галилей. Вы с тем же успехом могли бы заняться мертвыми языками или богословием. Это полегче будет. (Замечает госпожу Сарти.) Ладно, приходите во вторник утром.
Людовико уходит.
Не гляди на меня так. Я же взял этот урок.
Госпожа Сарти. Потому что вовремя заметили меня. Там пришел куратор университета.
Галилей. Веди его сюда, веди, он сейчас очень кстати. Может быть, через него я добуду пятьсот скуди, тогда не нужны будут уроки.
Госпожа Сарти уходит и вводит куратора.
(Тем временем, продолжая одеваться, в промежутках делая записи на клочках бумаги.) Доброе утро, одолжите мне полскуди.
Куратор достает из кошелька и протягивает Галилею монету, тот передает ее
госпоже Сарти.
Пошлите Андреа к мастеру, что делает очки. Пусть купит две линзы, вот тут записаны размеры.
Госпожа Сарти уходит с запиской.
Куратор. Я пришел по поводу вашего ходатайства о повышении вам жалованья до тысячи скуди. К сожалению, я не могу ходатайствовать об этом перед университетом. Вы ведь знаете, что математические коллегии ничего не приносят университету. Математика - это, так сказать, чистое искусство, не приносящее дохода. Не подумайте, что наша республика ее не ценит. Ценит, и притом даже весьма высоко. Математика не так необходима, как философия, и не так полезна, как богословие, но зато доставляет знатокам безмерное наслаждение.
Галилей (склонившись над бумагами). Я не могу жить на пятьсот скуди, любезнейший.
Куратор. Однако, господин Галилей, ведь вы преподаете всего два раза в неделю по два часа. Ваша исключительная известность несомненно доставит вам сколько угодно учеников, которые могут платить за уроки. Разве у вас нет платных учеников?
Галилей. Сударь, у меня их слишком много! Я учу и учу, а когда же мне самому учиться? Послушайте, вы, человек божий, ведь я не так хитроумен, как господа с философского факультета. Я глуп. Я ничего не понимаю. И поэтому вынужден латать прорехи в своих знаниях. А когда же мне этим заниматься? Когда я могу исследовать? Сударь, моя наука еще очень любознательна! Вместо ответов на самые великие вопросы мы сегодня имеем только гипотезы, но мы требуем доказательств от самих себя. А как же мне продвигаться вперед, если только для того, чтобы поддерживать свое существование, я должен втолковывать каждому болвану, который может заплатить, что параллельные линии пересекаются в бесконечности?
