Лион Фейхтвангер - Тысяча девятьсот восемнадцатый год

Томас. Скажи мне, способна ты обречь себя на лишения?

Анна-Мари (терзаясь). Я, право, не знаю. Ведь я не могу предвидеть, какой буду завтра, через неделю, через год.

Томас (устало). Да. Тогда я, пожалуй, пойду. Прощай, Анна-Мари.

Анна-Мари. Прощай, Томас.

Томас уходит.

15

Задняя комната пивной. Собрание.

Юный русский студент. В Петербурге, в Москве не зевали. Впереди вожди. Масса за ними. И вот час настал. Где Томас Вендт?

Кристоф. Он придет. Непременно. С минуты на минуту он должен быть здесь.

Еврейка из Галиции. Все отсрочки да оттяжки. Вы так инертны, настоящие профессора. Одно слово — немцы. Если нужно действовать, вы всегда говорите: через три недели.

Добродушный. Не волнуйтесь, соседушка. В один прекрасный день бомбы обязательно полетят, я всегда это предсказывал. Но если Вендт говорит подождать, — значит, подождать.

Социал-демократический депутат. Нам еще нужны подписи, гарантии. Нет смысла выступать преждевременно. Будьте благоразумны. Помните: неудавшуюся революцию называют государственной изменой.

Еврейка из Галиции. У вас всякое предложение сейчас же тонет в море оговорок. Все растекается у вас между пальцев. Сегодня, как всегда, мы разойдемся, не приняв никакого решения.

Томас появляется.

Юный студент. Томас Вендт.

Все устремляются к нему.

Еврейка из Галиции. Наконец-то вы опять с нами.

Юный студент. Руки ваши в морщинах. В волосах седина.

Еврейка из Галиции. Вы-то уж не потерпите этих канительщиков, этих водолеев с их вечными оговорочками?

Юный студент. Вы принесете нам огонь, вместо… статистических таблиц.

Конрад. Огонь разрушает. Мы хотим созидать.

Кристоф. Надо рассуждать трезво. Дайте ему сначала выслушать всех.

Томас. Я слушаю.

Социал-демократический депутат. Настроение достаточно подготовлено. Через три-четыре недели можно выступить. За это время, конечно негласно, не впутывая крупных вождей, следует организовать несколько вооруженных нападений на правительственные учреждения.

Томас. Цель?

Социал-демократический депутат. Надо спровоцировать полицию, чтобы она стреляла в народ. У нас будут убитые. Великолепный повод к демонстрации, как мне кажется.

Томас. Вам так кажется, господин депутат? Посылать людей на смерть, чтобы вы могли произнести речь? Вы продекламируете пролог, мы вам подадим в качестве декораций несколько трупов, и наконец финал — демонстрация под звуки труб и литавр. Сколько вам понадобится трупов для выхода во втором акте?

Социал-демократический депутат. Несколько человек не в счет, все дело поставлено на карту.

Конрад. Вы не правы, Томас. Одним энтузиазмом политика не делается. Нужна режиссура, нужна организация.

Томас. Не будем наперед пережевывать каждую возможность. Революцию рассчитать нельзя. Революцию нельзя «делать». Она должна разразиться. Ей нельзя приказать: повремени-ка, теперь ты нам не нужна, приди потом.

Социал-демократический депутат. Но ведь мы должны создать какой-либо непосредственный повод.

Томас. Непосредственный повод, сударь, — это трупы. Трупы во всем обитаемом мире, белые и чернокожие, вздутые от морской воды, высушенные зноем пустыни, трупы детей и трупы женщин.

Социал-демократический депутат. Но ведь необходима какая-то организация, нужно распределить обязанности, работу. Честь и слава вашему справедливому гневу, но что мы сделаем, если завтра кончится хлеб, а послезавтра деньги? Повремените. Нужны только три недели. И тогда все необходимое будет подготовлено.

Томас. Еще три недели. Вечно — «еще три недели». Война позади вас, перед вами, вокруг вас. У вас убитые, пленные, искалеченные. У вас одичание, ложь, голод, хищничество. Умирающие дети, изголодавшиеся женщины. Всякого, кто посмеет поднять голос против беснующейся стихии, дубиной валят наземь. Все это у вас есть, все это нагромождалось одно на другое четыре года подряд. Если таких четырех лет еще недостаточно, неужели вам помогут три недели?

Молодой студент. В России решились без проволочек. И когда начали, на все нашлись люди.

Еврейка из Галиции. И так будет всюду, где возьмутся за дело.

Социал-демократический депутат. А если неудача?

Томас. Революции происходили во все времена, и, по сути дела, они никогда не удавались. Но они двигали человечество вперед, порою едва ощутимо, но неизменно. Не удастся нам переворот — мы будем знать, что умираем за правое дело, умираем добровольно, тогда как теперь тысячи людей умирают поневоле и за дело неправое.

Социал-демократический депутат (собирает свои папки с делами). Здесь ни у кого нет чувства действительности. Я ухожу. Я один буду продолжать работу в партии. Кто со мной? (Конраду.) Вы идете?

Конрад (колеблется; решился). Нет.

Социал-демократический депутат удаляется.

Томас. Не поймите превратно, братья. В том, что он говорит, есть доля правды. Надо отдать себе ясный отчет: мы пускаемся в неизведанный путь. Правое дело само по себе — еще не гарантия успеха. Мы не должны бросаться в бой в угаре дурмана, как шла на эту войну молодежь, которой вскружили голову ложью. Мы пойдем без песни, реющей над нами, без лучезарного знамени впереди. Мы пойдем просто и сурово, крепко стиснув зубы, зная, что предстоят тяжелые испытания и что успех не обеспечен. Вы обдумали все это, друзья? Вы готовы отважиться?

Все. Мы обдумали. Мы готовы.

Конрад. Будет нелегко, и уверенности в победе нет, но мы пойдем.

Добродушный. Ну вот наконец полетят бомбы.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Кинешь — видишь людей, сердце разрывается или леденеет.

1

Библиотека на вилле Георга. Георг один, читает, курит.

Анна-Мари входит. Георг поражен.

Анна-Мари. Да, это я. Я пришла к тебе. Это бесстыдно, но я пришла. Я бросаюсь тебе на шею. Ты очень презираешь меня? Я тебя люблю.

Ты покинул меня. Я осталась одна, и мне нужно было опьянение. Мне нужны были деньги, свет, платья, мотовство, исполнение моих причуд, танцы. Я пошла к Шульцу. Ушла от него, вернулась к жизни простой, без блеска. Потом пришел Томас. Но от него ко мне нет больше пути. Он требует от меня смирения, он требует, чтобы я решилась жить в бедности. Но я не могу. У меня нет для него слов. Я не могу больше оставаться с человеком, сила которого — в смирении. Ты же горд, ты ясен, ты надменен, красив, умен, богат. В моей жизни за последние годы было много мужчин. Но в памяти у меня остались только два лица — Томаса и твое. Томас многое мне дал. Но стать такой, как он, я не могу. Может быть, я дурная. Пусть лучше я буду дурной по-своему, чем хорошей по чужой указке.

Тебя я люблю, Георг. Презирай меня. Делай со мной что хочешь. Скажи, что ты презираешь меня. Пусть глаза и губы твои будут надменны. Но позволь мне приходить к тебе. Позволь мне любить тебя. Я люблю тебя, Георг. Я люблю тебя. Я люблю тебя. (Прижимается к нему.)

Георг резким движением привлекает ее к себе.

2

На Красной вилле. Предутренний час. Шампанское. Ликеры. Черный кофе.

Мужчины и дамы в вечерних туалетах. В соседней комнате танцы.

Первый господин. Итак, завтра это начинается.

Второй господин. Симпатичная страна. Революция в ней начинается по железнодорожному расписанию. Начало революции: девятое ноября, шесть часов десять минут утра. Опоздавшим вход разрешается только в антракте.

Третий господин, изобретатель центрального охлаждения. Вы видите в моем лице величайшего неудачника нашего столетия… До войны — Бангкок… проблема, как приспособить тропики для европейцев… система центрального охлаждения… В Центральной Европе, где даже летом нужно отопление…

Господин Шульц. Трое из моей прислуги попросили сегодня отпустить их по случаю революции.

Первый господин. Вы смотрите на вещи с птичьего полета, господин Шульц.

Господин Шульц. Я холоден, как лед. Что такое революция? Меняется флаг, сущность остается та же. Политика — вопрос второстепенный, хозяйство — это все. Денежное обращение должно во все времена так или иначе регулироваться. Всегда нужны люди, отводящие денежный поток по каналам. Это понимают немногие. Поэтому у меня мало конкурентов.

Беспокоиться мне нечего. Государство — это хозяйство.

Раненый. А хозяйство — это вы.