Леопольдштадт - Том Стоппард
(Эрнсту) Твоей жене место в больнице.
Эрнст. Да, но…
Гражданский. Я организую перевозку. Приготовь ее.
У Гражданского для этого есть специальная форма. Он что-то царапает на ней и ставит подпись.
Отдашь это водителю.
Эрнст (смотрит на квитанции). Штайнхоф – психиатрическая клиника, герр доктор.
Гражданский поворачивается к Герману.
Гражданский. Можешь сесть.
У него в руках документ для Германа.
Прочти и распишись.
Герман. Мне нужны очки.
Гражданский. Не умничай. Расписывайся. Ты признаешь, что фирма «Мерц», ее текстильные и ткацкие фабрики и весь бизнес построены исключительно на обмане, уклонении от налогов и мошенничестве, и далее соглашаешься, что право собственности переходит к государству без какой-либо компенсации.
Ева и в особенности Нелли понимают весь трагизм происходящего.
Герман достает перьевую ручку и подписывает.
Гражданский берет документы и убирает их в портфель. Он также забирает у Германа его ручку.
Он собирается уходить, закрывает портфель. Эрнст делает шаг вперед.
Эрнст. Герр доктор, я должен поехать с ней! Я единственный, кто ее понимает. Больше никто…
Гражданский (кричит). Должен? Должен? Нет больше никакого «должен»!
Он уходит размашистым шагом. Ушел.
Лео тихо вскрикивает. Все это время он неосознанно сжимал в руках осколки чашки и поранился. С его пальцев капает кровь. Порез связки между большим и указательным пальцами нешуточный.
Эрнст (Натану). Моя сумка.
Натан торопится. Лео плачет, теперь он в центре внимания.
Нелли. Дай я посмотрю!
Суета и комментарии. Эрнст осматривает рану. Ева жертвует свой белый платок. Натан спешит с докторским чемоданчиком. Эрнст открывает его. Натан за всем наблюдает.
Эрнст. Пара швов.
Ханна подходит к Вильме и что-то говорит ей вполголоса, держит ее за руку.
Дети подходят посмотреть и говорят друг другу: это чашка, он порезался.
Людвиг берет остатки чашки и кладет на блюдце.
Эрнсту есть чем заняться. Он достает две склянки из сумки, иглу, нитку. Ему сначала надо обработать рану йодом. Нелли берет Лео за другую руку. Герман стоит в стороне, он занят своими мыслями. Салли подходит к нему.
Салли (испуганно). Куда мы едем?
Герман. В Леопольдштадт.
Салли забирает Мими и Беллу.
Салли (Натану). Пойдем, ты мне поможешь. Нам нужно собрать вещи.
Мими (Натану). Мне не понравился этот человек.
Натан. Он больше не придет. Все будет хорошо.
Натан уходит с Салли и девочками. Гермина берет Хейни и следует за Салли. Перси подходит к Герману.
Перси. Вы слышали о фон Рате?
Герман. Нет. Кто это?
Перси. Посланник рейха в Париже. Застрелен сегодня утром, евреем.
Герман (пауза). Значит, Вальпургиева ночь?
Перси. Да, вполне вероятно. Битье окон и не только. Вы поговорите с Евой? Гитлеру нужен город без евреев, и он этого добьется – так или иначе.
Перси подходит к Нелли.
Я сейчас ухожу. Нелли, я должен тебе признаться. Мы венчаемся завтра утром, в Британском консульстве. В одиннадцать. А там посмотрим.
Нелли кивает. Они целуют друг друга в щеку. Перси уходит. Эрнст готовится накладывать швы.
Эрнст (Лео). Ты почти ничего не почувствуешь, Лео.
Первый шов. Лео вздрагивает. Он хнычет, Нелли крепко сжимает его руку.
Молодец.
Нелли. Почти все.
Эрнст накладывает пять швов. Лео вскрикивает после каждого.
Эрнст. Ну вот и все. Посиди неподвижно. Умница.
Эрнст по-прежнему занят: антисептик, марля, бинты.
Нелли. Спасибо, дядя Эрнст.
Она обнимает Лео. Эрнст складывает все в сумку. Нелли забирает Лео, задерживается возле Германа.
Мне так жаль, дядя Герман!
Герман целует ее.
Герман. Береги Раневскую.
Людвиг (с разбитой чашкой). Я починю. У вас есть клей?
Людвиг выходит вслед за Нелли и Лео. Ева тоже уходит.
Ева. Как Гретль?
Герман. Они меня не пускают внутрь. Ко мне вышел хирург – мы были знакомы в прошлой жизни. Он сказал, что Гретль осталась неделя, может быть, две. А может, и несколько дней.
Ева. Ох, Герман.
Ева обнимает его и уходит.
Герман (Эрнсту). Салли нужно будет найти работу. Якоб устроит ее в контору при фабрике.
Эрнст. Но я думал…
Герман. Нет, это все ерунда. Я не могу отдать фабрику, которая мне не принадлежит. Она принадлежит Якобу. Я все переписал на него в 1936 году, когда Австрия и Германия подписали договор о дружбе!
Эрнст. И какая разница?
Герман. Разница очень большая, потому что, как выяснилось, Якоб – гой.
Эрнст. Он не гой.
Герман. Гой. Оказалось, что Гретль забеременела от гоя и родила Якоба.
Эрнст. О господи! Кто бы мог подумать?!
Герман. Я. Это была моя идея. Я подписал аффидевит, что я знал об этом с самого начала. Гретль тоже подписала. У нее был роман с кадетом из драгунского полка, когда мы были на охоте.
Эрнст. Он офицер?
Герман. Еще какой! В Якобе больше арийской крови, чем в тебе.
Эрнст (в замешательстве). Подожди, он вообще существует?
Герман. Конечно. Он прислал письмо, заверенное нотариусом. Гретль добилась, чтобы Бюркель выдал Якобу свидетельство о гражданстве рейха.
Эрнст (сбит с толку). Ты хочешь сказать?.. Я не понимаю, что ты говоришь. Ты имеешь в виду, что Гретль убедила… нашла кого-то и убедила его…
Герман. Нет, нашел его тоже я. Только между нами.
Эрнст соображает. Герман закуривает сигару.
Эрнст. И он оказался благородным человеком?
Герман. Нет, редкая сволочь. Мне пришлось заплатить ему кучу денег. Но мой сын унаследует семейное дело.
Эрнст. Ну и дела!
Эрнст протягивает руку.
Герман. Тебе придется отпустить Вильму, Эрнст.
Эрнст сомневается, потом кивает. Герман жмет руку Эрнсту.
Эрнст идет к Вильме, чтобы собрать ее.
Входит Хейни. Ему нужно его «пианино».
Герман. Так, давай соображать. Ты кто?
Хейни. Хейни.
Герман. Ты внук сестры мужа моей сестры, Хейни.
Герман уходит. Эрнст «готовит» Вильму. Хейни не обращает на него внимания. Он начинает «играть» на своем пианино.
Вдалеке слышны крики, рев приближающихся грузовиков, где-то близко – звук разбитой витрины, еще больше битого стекла, крики становятся отчетливее: «Смерть иудам». Грузовики удаляются, звук битого стекла и снова он же.
Хейни закрывает уши руками.
Эрнст изучает содержимое своей сумки. Достает склянку. Наполняет шприц. Целует Вильму в лоб.
Затемнение.
Звук нарастает, потом резко обрывается и через два такта сменяется темой цитры из фильма «Третий человек».
Сцена 9
1955
Натан стоит в помятом костюме и дает показания кому-то, кого мы не видим.
Натан. Меня зовут Натан Фишбейн, Венский университет, математический факультет. Я родился в 1924 году, единственный сын Захарии и Эстель, известной как Салли. Мы жили в доме 81 на Шарлоттенплац, неподалеку от квартиры Мерцев. Герман Мерц был моим двоюродным дедушкой – брат моей бабушки, доктор Людвиг Якобовиц, был мужем сестры Германа, Евы. Я часто бывал дома у Мерцев, пока всю семью не выселили на улицу 9 ноября 1938 года в Кристалнахт – «ночь разбитых витрин». Я много раз видел портрет Маргариты Мерц – он висел в квартире на стене. Я называл госпожу Мерц тетя Гретль. Первые дни после аншлюса невозможно описать. Толпы, я бы сказал, обычных венских жителей врывались в дома, где жили евреи, и громили и крали все, что попадалось им на глаза. Я не могу сказать, кто забрал картину. Их было человек шесть или семь – тех,
