Михаил Задорнов - Русские — это взрыв мозга! Пьесы
Елена Владимировна. В горах – это здорово. Но профсоюзный работник…
Оксана. Хорошо. Есть комсомольский!
Елена Владимировна. Комсомольский?! Сколько же ему лет?
Оксана. Пятьдесят два. Участник девяти съездов комсомола! А главное – ни разу не был женат!
Елена Владимировна. Пятьдесят два года и ни разу не был женат? У него что-нибудь не в порядке?
Оксана. Да. С головой. Он не хочет жениться, пока его не охватит большое настоящее чувство.
Елена Владимировна. Вы думаете, его ко мне может охватить большое настоящее чувство?
Оксана. Елена Владимировна! Вы посмотрите на себя. Такая женщина! С имиджем, квартирой и двадцатью тысячами на книжке! Да тут любого мужчину охватит большое настоящее чувство!
Елена Владимировна. Нет, комсомольский работник мне тоже не по душе.
Оксана. Хорошо, вычёркиваем. Вы не волнуйтесь. У меня их тут ещё много.
Елена Владимировна. Откуда у вас такое количество знакомых?
Оксана. У меня подруга в бюро брачных знакомств работает. Она выписала мне сюда всех женихов первого сорта и дефицит. Мы сейчас просматриваем первый сорт.
Елена Владимировна. А дефицит?
Оксана. Не советую. Это холостые мясники, скорняки, механики автосервисов, собачьи парикмахеры, кошачьи гинекологи. Да и потом двадцати тысяч слишком мало, чтобы составить партию для них.
Елена Владимировна. Ну хорошо, а почему людей искусства у вас нет в этой книжке?
Оксана. Потому что люди искусства – это второй сорт. И они у меня в другой записной книжке. Вот в этой. (Достаёт из сумки ещё одну записную книжку.) Видите, на ней так и написано: «Второй сорт». С кого начнём? С писателей, композиторов, поэтов? Вот этот поэт, например, написал недавно шлягер – нетленку!
Елена Владимировна. Что написал?
Оксана. Нетленку. Так теперь называют песни, от которых народ в ресторане угорает.
Елена Владимировна. Что делает?
Оксана. Угорает! Я смотрю, вы совсем от жизни отстали. Сейчас мужчины делятся на шнурков и липучек. Шнурки так себе. А липучки – это те, от которых даже мочалки угорают.
Елена Владимировна. Нет, липучки меня не интересуют. Да я уже далеко не мочалка.
Оксана. Хорошо, вычёркиваем! Не волнуйтесь. Непременно что-нибудь найдём! Вот! Знаменитый писатель. Известнейшая личность. Может сто пятьдесят раз от пола отжаться! Хотя весит сто восемьдесят килограммов. При росте метр шестьдесят четыре.
Елена Владимировна. А что он написал? Чем он знаменит как писатель?
Оксана. Честно говоря, не знаю, что он написал. А как писатель знаменит тем, что может отжаться от пола сто пятьдесят раз!
Елена Владимировна. Ну хорошо, а почему у вас здесь нет ни одного художника? Когда-то в молодости я была увлечена одним художником, пока не вышла замуж за Андрика. Извините, это я в то время так Андрея Васильевича называла…
Оксана. Ничего, ничего, я поняла. Я сама его сейчас так называю.
Елена Владимировна. Да?!. Так вот. Я была очень увлечена одним художником. Это было удивительно романтично. Он был беден. Мы встречались с ним на его холодном чердаке. Он приводил меня к себе зимними вечерами и, не снимая с меня даже шубы, рисовал мой внутренний мир под музыку Вивальди. А за окном в это время падали, кружась под Вивальди, большие, синие снежные хлопья!
Оксана. Ой! Какое потрясающее совпадение! Я тоже с одним художником встречалась до моего Андрика. То есть, простите, до вашего Андрика. То есть, извините, я совсем запуталась.
Елена Владимировна. Не важно. Пусть будет – «до нашего Андрика».
Оксана. Хорошо. Так вот. Я до нашего Андрика тоже встречалась с одним художником. Правда, он не беден, а скорее богат. Но этот недостаток не страшный, его можно как-то пережить. И живёт он не на чердаке, а в особняке. Но там тоже есть холодный чердак. И вы вполне можете на нём встречаться.
Елена Владимировна. А сколько ему лет?
Оксана. Он всего на два года старше вас. Похож на Христа. Много путешествует по свету. Пишет пейзажи. Любит природу, детей, сладкое, шампанское, семечки, осень, буддизм или плюрализм… не помню точно…
Елена Владимировна (перебивает). Оксаночка, милая, может быть, нам пойти с вами на кухню? Я пирог испекла. Сегодня, кстати, годовщина нашего знакомства с Андриком. Он что-то задерживается. Он вам не говорил, что у него сегодня?
Оксана. Мне нет. А вам?
Елена Владимировна. И мне нет. Безобразие. Он нам ничего не сказал. Предлагаю его наказать. Начать праздновать без него. А там, за чаем, обо всём и поговорим. К счастью, пирог, кажется, получился. Пойдемте?
Оксана. Ой, я с удовольствием! Я не уверена была, что у нас разговор получится. Но на всякий случай всё-таки взяла бутылочку испанского портвейна. Думаю, вдруг подружимся. Не чужие ведь.
Елена Владимировна. Конечно. Столько общего. У меня, между прочим, тоже какой-то редкий ликёр есть. Кстати, откуда у вас эта брошка?
Оксана. Ваш муж подарил.
Елена Владимировна. Всё-таки у него хороший вкус!
Оксана. Это старинная вещь.
Елена Владимировна. Не просто старинная, а начала девятнадцатого века. Работа грузинских мастеров. Если я не ошибаюсь, на ободке написано: «1814 год»?
Оксана. Как вы хорошо разбираетесь в украшениях!
Елена Владимировна. Ещё бы! Эта брошка – моя слабость.
Оксана. Как? Именно эта?!
Елена Владимировна. Ну не эта, конечно, а вообще… Кстати, а этот художник не скупой?
Оксана. Ну что вы! У него только один недостаток. Он лысеть начал. Три раза в день втирает по часовой стрелке в голову какое-то венгерское средство уже в течение шести месяцев!
Елена Владимировна. И как, помогло?
Оксана. Да! Говорит, руки очень мускулистыми стали.
Елена Владимировна. А волосы?
Оксана. А волосы, говорит, стёрлись.
Елена Владимировна. Он ещё и остроумный! Пойдёмте. За чаем вы мне подробнее о нём расскажете.
Оксана. Пойдёмте. Только я хотела спросить. Если не секрет. Сколько сегодня лет исполнилось, как вы познакомились?
Елена Владимировна. Какой уж тут секрет? Двадцать лет.
Оксана. Как двадцать лет?
Елена Владимировна. Да… Двадцать лет. Что вы на меня так смотрите? Вас тогда ещё на свете не было.
Оксана. Нет, я не к тому. Надо же, как неудобно получилось. Вам двадцать лет, а я вам двадцать тысяч.
Елена Владимировна. Ничего страшного. Будем считать – по тысяче за год. Как ежегодно премиальные на вредном производстве.
Оксана. Надо же! Поздравляю! Я же не знала, клянусь.
Елена Владимировна. Не отчаивайтесь. Мне ваше поздравление нравится. Пойдёмте. А то наш Андрик придёт, не даст спокойно поговорить. А так – придёт, мы уже сидим, пьём чай с пирогом. Вот для него сюрприз будет! Представляете?
Оксана. Ещё как представляю. Я давно уже мечтала ему какой-нибудь сюрприз преподнести.
Елена Владимировна. Кстати, пока он не пришёл, как вашего художника звали?
Оксана. Рафаэль.
Елена Владимировна. А отчество?
Оксана. Пантелеевич.
Елена Владимировна. Как-как?
Оксана. Пантелеевич, извините.
Елена Владимировна. А фамилия?
Оксана. Ой, фамилию лучше и не спрашивайте. Вам придётся свою оставить. Или Андрея Васильевича.
Елена Владимировна. Да. Лучше Андрея Васильевича. Будем все под одной фамилией жить!
Уходят.
Сцена II
В прихожей открывается дверь. Входит Андрей Васильевич. Раздевается. Вешает пальто на вешалку. Замечает плащ Оксаны. Присвистывает. Заглядывает в комнату. Слышит на кухне весёлые голоса. Подкрадывается к двери кухни. Подслушивает. Присвистывает. Отходит от двери. Думает, что делать. Наконец резко идёт к телефону. Набирает номер. В течение телефонного разговора Андрей иногда подходит к двери и пытается подслушивать, о чём говорят жена с Оксаной.
Андрей. Алло? Светлана? Это я… Слушай…
Я тебе помог за Саню замуж выйти? Теперь мне твоя помощь нужна. Отвечай, только честно, зачем твоя сестрёнка к моей жене пришла?.. Не знаешь?.. Три дня не виделись? Странно. Представляешь, прихожу домой, а они сидят обе на кухне, пьют чай, веселятся и говорят про каких-то художников…
Нет, мне не обидно. Но не могла же она прийти к моей жене только для того, чтобы попить чаю. У неё и у самой дома есть чай. А может, она хоть по телефону тебе говорила что-нибудь? Например, что я обещал к ней уйти навсегда, если б меня жена отпустила?.. Да, к сожалению, так прямо и сказал. Когда, когда. Дня три назад. Она плакала. Мне стало её жалко. Захотелось сказать что-то приятное и вот. Ляпнул. Она сразу плакать перестала. Надо же, чёрт за язык дёрнул. А плакала она, между прочим, потому, что её опять ваша тётя довела. Своими наставлениями о том, что ей замуж пора. Иначе останется навсегда старой девой, поскольку уже скоро двадцать и никакой определённости! Знаешь, я никогда не встречал такого агрессора доброты, как ваша тётя. Тебя она вон уже довела до семейной жизни… (Подслушивает). Надо же, про меня чего-то говорят и не слышно. Тихо. Подожди. Нет, не слышно. Ей-богу, хоть бы ты объяснила своей сестрёнке, как это страшно в наше время замуж выходить. Посмотри, как вы с Сашей жили? До замужества. В театры ходили, на выставки. Ты развивалась, книги читала, чтобы быть достойной его. В ресторанах танцевали! Каждая встреча вам радость приносила. Наконец, у тебя мечта была – увести его из семьи! А теперь? Увела – и что? Мечтать тебе больше не о чем! Развиваешься ты все больше по хозяйству. Танцевать вас можно заставить в одном случае, если сказать, что кино снимают скрытой камерой о счастливой советской семье. И наконец, радости от встреч никаких. Только и знаете, когда встречаетесь, что деньги считаете! Нет, что ни говори, а слово «любовница» произошло от слова «любовь». А жена вообще неизвестно от какого слова произошло. Но вам, начинающим женщинам, одного надо – скорее замуж, замуж, замуж! А спроси любую. И окажется, что самое счастливое время у них было до замужества. Вот и надо растягивать своё счастье! Что я и делаю ради Оксаны. Потому что люблю её и не хочу к ней уходить, чтобы не травмировать нашу любовь. Понятно? (Подслушивает.) Ишь, как они там хихикают. Какой-то Рафик. Не то про машину, не то про армянина. Нет. Пантелеевич. Машина не может быть. На шёпот перешли. Негодяйки! Сидят на моей кухне и говорят про мужиков! Перестань хихикать. Знаешь, как мне с ними обеими последнее время тяжело. А ведь ещё начальница моя. Да всё та же. Которую я по сей день по телефону Алексей Степановичем зову. Как и Оксану. А я всех Алексей Степановичами зову. Чтобы не путать. Жена говорит, он у тебя что, сумасшедший, твой Алексей Степанович? По три раза в день с ним разговариваешь. Смотри, до чего он тебя довёл. Ты уже во сне его имя с отчеством выкрикиваешь. Кстати, тоже сегодня позвонить должна. Если в ближайшее время позвонит, скажу, чтобы тоже чай пить приходила. Кончай хихикать, говорю… И советуй, лучше, исходя из своей женской психологии, что мне сейчас делать. Я думаю, лучше всего войти сейчас на кухню, нет, не войти, а ворваться! – и закатить им обеим скандал. Что?.. По какому поводу? Всё равно, по какому. Лишь бы они растерялись, а там соображу, что дальше делать. Главное – устроить скандал первым. Обескуражить! Женщин надо уметь обескураживать. Это я точно знаю. Недаром же я справлялся с ними как-то всё это время. Так что всё, я пошёл. Сейчас я им покажу! Сейчас я им устрою! Сейчас они меня надолго запомнят. Главное – только повод найти. А уж это за мной не залежится. Всё – пошёл! Ой, похоже, они сами сюда идут. Извини, пока, потом перезвоню. А то мне ещё нахмуриться надо. (Вешает трубку. Прячется за шкаф. Хмурится. Выбегает из-за шкафа, заглядывает в зеркало, хмурится сильнее и снова возвращается за шкаф.)
