Владимир Набоков - Изобретение Вальса

ВАЛЬС:

Почему... почему она такая толстая?

СОН:

Ну, знаете, не все же развлекаться с худышками. А вот зато сухощавая.

ВАЛЬС:

Эта? Но она страшна... Сон, она страшна, — и у нее что-то такое... неладное...

ТОЛСТАЯ: (начинает вдруг петь, — на мотив “Отойди, не гляди”).

Темнота и паром,и вдали огоньки,и прощанье навеку широкой реки.

И поет человекнеизвестный вдали...Я держала тебя,но тебя увели...

Только волны, дробяотраженья огней,только крики солдатда бряцанье цепей

в темноте мне твердят,что вся жизнь моя — прах,что увозит паромудальца в кандалах...

ВАЛЬС:

Странная песня! Грустная песня! Боже мой — я что-то вспоминаю... Ведь я знаю эти слова... Да, конечно! Это мои стихи... Мои!

ТОЛСТАЯ:

Я кроме арестантских знаю и веселые.

ВАЛЬС:

Перестаньте, заклинаю вас, не надо больше!

ИЗАБЕЛЛА:

А вот она умеет играть на рояле ногами и даже тасовать колоду карт.

СУХОЩАВАЯ:

Я родилась такой. Любители очень ценят...

ВАЛЬС:

Сон, да ведь она безрукая!

СОН:

Вы просили разнообразия. Не знаю, чем вам не потрафил...

СТАРАЯ БЛОНДИНКА:

А я скромная... Я стою и смотрю издали... Какое счастье быть с вами в одной комнате...

СОН:

Это поэтесса. Талант, богема. Влюблена в вас с первого дня.

СТАРАЯ БЛОНДИНКА: (подступая к Вальсу)

А вы спросите, как я достала ваш портрет... Посмотрите на меня: вот — я вся как есть ваша, мои золотые волосы, моя грусть, мои отяжелевшие от чужих поцелуев руки... Делайте со мной что хотите... О, не забавляйтесь этими хорошенькими куклами, — они недостойны вашей интуиции... Я вам дам то счастье, по которому мы оба истосковались... Мой деспот...

ВАЛЬС:

Не смейте меня касаться! Старая гадина...

ТОЛСТАЯ:

Цыпанька, идите ко мне...

СУХОЩАВАЯ:

Венера тоже была безрукая...

ВАЛЬС:

Отвяжитесь, вон! Сон, что это за кошмар! Как ты смел, негодяй... (Срывает маску.) Я требовал тридцать юных красавиц, а вы мне привели двух шлюх и трех уродов... Я вас рассчитаю! Вы предатель!

СОН:

Уходите, красотки. Султан не в духах.

Они гуськом уходят.

ВАЛЬС:

Это, наконец, просто издевательство! На что мне такая шваль? Я вам заказал молодость, красоту, невинность, нежность, поволоку, кротость, пушок, хрупкость, задумчивость, грацию, грезу...

СОН:

Довольно, довольно.

ВАЛЬС:

Нет, не довольно! Извольте слушать! Кто я, — коммивояжер в провинциальном вертепе или царь мира, для желаний которого нет преград?

СОН:

Право, не знаю. Вопрос довольно сложный...

ВАЛЬС:

Ах, сложный? Я вам покажу — сложный! Вы мне сегодня же доставите альбом с фотографиями всех молодых девушек столицы, — я уж сам выберу, сам. Какая наглость!.. Вот что, — прекрасная мысль: не так давно... а может быть, давно... не знаю... но, во всяком случае, я ее видел, — такую, совсем молоденькую... а, вспомнил, — дочь этого дурака-генерала. Так вот, — извольте распорядиться, чтоб она тотчас была доставлена ко мне.

СОН:

Ну, это вы уж поговорите с ее папашей.

ВАЛЬС:

Хорошо, — доставьте папашу, — но только тотчас...

Входит, быстро хромая, генерал Берг.

БЕРГ:

Вот и я! Видите, подагра не удержала меня в постели, — вскочил с одра вроде исцеленного. Что, как дела? Корона кусается, одолели бармы? Грах, грах, грах!

ВАЛЬС: (к Сону)

Сообщите ему мое желание.

СОН:

А мне как-то неловко...

ВАЛЬС:

Умоляю вас, Сон, умоляю...

СОН:

Ладно, — только это уже из последних сил... Послушайте, генерал, где сейчас ваша прелестная дочка, — дома?

БЕРГ:

Никак-с нет. По некоторым соображениям военно-интимного характера мне пришлось отослать мою красавицу за границу.

ВАЛЬС:

Ах, соображения? Вы уже смеете у меня соображать?

БЕРГ:

Петух, сущий петух! Другие бранят, а вот я — люблю вас за эту отвагу. Ей-Богу!

СОН:

Не стоит, Вальс, бросьте... Переменим разговор...

ВАЛЬС:

Я вам переменю... Отлично... Одним словом, генерал, потрудитесь немедленно известить вашу дочь, что за ней будет послан самолет. Где она?

БЕРГ:

Что это вы, голубчик, что это вы так меня пугаете: дочка моя никогда не летала и, покуда я жив, летать не будет.

ВАЛЬС:

Я вас спрашиваю: где — ваша — дочь?

БЕРГ:

А почему, сударь, вам это приспичило?

ВАЛЬС:

Она должна быть немедленно доставлена сюда... Немедленно! Кстати — сколько ей лет?

БЕРГ:

Ей-то? Семнадцать. Да... Моей покойнице было бы теперь пятьдесят два года.

ВАЛЬС:

Я жду. Живо — где она?

БЕРГ:

Да на том свете, поди.

ВАЛЬС:

Я вас спрашиваю: где ваша дочь? Я везу ее с собой на мой остров. Ну?

БЕРГ: (к Сону)

Никак не пойму, чего он от меня хочет... Какой остров? Кого везти?

ВАЛЬС:

Я вас спрашиваю...

СОН:

Вальс, будет, перестаньте... Это нехорошо!

ВАЛЬС:

Молчать, скотина! Я вас спрашиваю в последний раз, генерал: где находится ваша дочь?

БЕРГ:

А я вам сказать не намерен, грах, грах, грах.

ВАЛЬС:

То есть — как это не намерены? Я... Значит, вы ее от меня спрятали?

БЕРГ:

И еще как спрятал. Ни с какими ищейками не добудете.

ВАЛЬС:

Значит, вы... вы отказываетесь ее мне доставить? Так?

БЕРГ:

Голубчик, вы, должно быть, хлопнули лишка... а если это шутка, то она в сомнительном вкусе.

ВАЛЬС:

Нет, это вы шутите со мной! Признайтесь, — а? Ну, что вам стоит признаться?.. Видите, я готов смеяться... Да — шутите?

БЕРГ:

Нисколько. Румяную речь люблю, — есть грех, — но сейчас я серьезен.

СОН:

Вальс, это так! Это так! Что-то изменилось! Он в самом деле не шутит!

ВАЛЬС:

Отлично. Ежели ваша дочь не будет здесь, в этой комнате, завтра — вы понимаете, завтра же, — то я приму страшные, страшнейшие меры.

БЕРГ:

Примите любые. Моей девочки вы не увидите никогда.

ВАЛЬС:

О, я начну с меры несколько старомодной: вы, генерал, будете повешены, — после длительных и весьма разнообразных пыток. Достаточно?

БЕРГ:

Честно предупреждаю, что у меня сердце неважнец, так что вряд ли программа пыток будет особенно длительной, — грах, грах, грах.

СОН:

Вальс! Генерал! Довольно, дорогой генерал, оставьте его... вы же видите...

ВАЛЬС:

Я приму другие меры, и приму их сию же минуту. Или вы мне доставите эту девчонку, или вся ваша страна, город за городом, деревня за деревней, взлетит на воздух.

БЕРГ:

Видите ли, я никогда не понимал благородных дилемм трагических героев. Для меня все вопросы — единороги. Взрывайте, голубчик.

ВАЛЬС:

Я взорву весь мир... Она погибнет тоже.

БЕРГ:

Иду и на это. Вы не хотите понять, дорогуша, простую вещь, а именно, что гибель мира плюс моя гибель плюс гибель моей дочери в тысячу раз предпочтительнее, чем ее, извините за выражение, бесчестие.

ВАЛЬС:

Быть по-вашему, — я женюсь на ней.

БЕРГ:

Грах, грах, грах! Уморили, батюшка...

ВАЛЬС:

А если я буду великодушен? Если я буду безмерно щедр? Генерал, я вам предлагаю миллион... два миллиона...

БЕРГ:

Ну вот, — я же говорил, что все это шутка...

ВАЛЬС:

...один тотчас, другой по доставке... Впрочем, сами назначьте цену...

БЕРГ:

...и притом шутка довольно хамская.

ВАЛЬС:

Я больше не могу... Где она, где она, где она?

БЕРГ:

Не трудитесь искать: она так же хорошо спрятана, как ваша машина. Честь имею откланяться. (Уходит.)

ВАЛЬС:

Держите его! Сон, я должен знать... Не может быть, чтобы не было способа... Сон, помогите!

СОН:

Увы, игра проиграна.

ВАЛЬС:

Какая игра? Что вы такое говорите?.. Вы опутываете меня дикими, смутными мыслями, которые я не хочу впускать к себе, — ни за что... Вот увидите... завтра же я начну такой террор, такие казни...