Уильям Шекспир - Двенадцатая ночь, или Что угодно

Но он кумир презренный, а не бог.

О Себастьян, ты красоту порочишь!

Чернит природу зла тлетворный дух;

Тот выродок, кто к благу сердцем глух;

Добро прекрасно, а порок смазливый —

Бесовский плод, румяный, но червивый.

Совсем рехнулся! Ну пошли, пошли.

Ведите, я готов.

(Уходит вместе с приставами.)

Он говорил, в свою ошибку веря

И мучаясь… Но верю ль я химере?

Ах, брат мой, если б не было мечтой,

Что спутали сейчас меня с тобой!

Иди сюда, рыцарь; иди сюда, Фабиан: обменяемся тихонько словечком об этом деле. На этот счет есть презабавные куплеты…

Меня назвали Себастьяном… Боже!

Мне стоит в зеркало взглянуть — и что же?

Передо мной его живой портрет:

Черты лица, покрой одежды, цвет…

Да, если мне с ним суждено свиданье,

То в соли волн есть сладость состраданья.

(Уходит.)

Бесстыжий, дрянной мальчишка, и к тому же труслив как заяц: что бесстыжий, это ясно, раз он бросил друга в беде, а насчет трусости можешь спросить Фабиана.

Трус, притом добротный — первый сорт!

Ей-богу, сейчас пойду за ним и отлупцую его.

Правильно. Отколошмать как следует, только не вздумай обнажать шпагу.

Ну нет, обязательно вздумаю. (Уходит.)

Пойдемте посмотрим, что из этого выйдет.

Голову прозакладываю, что ничего.

Уходят.

АКТ IV

Перед домом Оливии.

Входят Себастьян и шут.

И думаете, я поверю, что вы не тот, за кем меня послали?

Иди-иди, оставь меня в покое:

Ты не в своем уме.

Ей-ей, отлично сыграно! Ну еще бы, я вас в глаза не видел, и госпожа послала меня не за вами, и хочет видеть она не вас, и Цезарио не ваше имя, и мой нос не мой, а чужой. И вообще черное — это белое.

Не изливай потока безрассудств:

Меня не знаешь ты.

Изливать поток безрассудств! Он подцепил эти слова у какого-нибудь важного господина, а теперь повторяет их шуту! Изливать поток безрассудств! Ох, боюсь, как бы весь род людской, этот великовозрастный пентюх, не оказался на проверку жеманным фатом. — Знаешь что, брось кривляться и скажи, что мне излить госпоже: излить ей, что ты придешь?

Прошу тебя, уйди, глупец несчастный!

Вот деньги, получай. А не отстанешь,

Получишь по зубам…

Рука у тебя щедрая, ничего не скажешь. Умники тем и славятся, что швыряют деньги дуракам.

Входят cэp Эндрю, сэр Тоби и Фабиан.

Как, сударь, вы опять здесь? Получайте, вот вам! (Дает пощечину Себастьяну.)

А вот тебе, и вот еще, и вот!

(Бьет сэра Эндрю.)

Тут, видно, все взбесились!

Прекратите, сударь, или ваша шпага полетит на крышу! Пойду и доложу обо всем госпоже; ни за какие деньги не согласился бы очутиться в вашей шкуре, — такое она вам пропишет. (Уходит.)

(держит Себастьяна)

Успокойтесь, сударь, прекратите!

Оставьте, не трогайте его: я с ним по-другому рассчитаюсь. Я подам на него в суд за оскорбление действием — ведь есть же еще в Иллирии законы. Правда, я первый стукнул его, но это не в счет.

Прочь руки от меня!

Утихомирьтесь, сударь, я ваших рук не отпущу. Ну-ну, мой юный вояка, спрячьте эту железку. Слишком уж вы разбуянились, успокойтесь.

(вырываясь из рук сэра Тоби).

Прочь, говорю! Тебе, я вижу, мало?

Коль хочешь драться, шпагу обнажай!

Что, что? Нет, видать, придется мне выпустить из тебя парочку унций твоей бешеной крови. (Обнажает шпагу.)

Входит Оливия.

Стой, Тоби, слышишь? Отпусти его!

Сударыня!..

Доколь терпеть мне? Грубиян несносный,

Тебе бы жить в горах, в берлогах диких,

Где не нужна учтивость… Вон пошел! —

Цезарио, прошу вас, не сердитесь! —

Уйдите, негодяи!

Сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан уходят.

Милый друг,

Пусть будет разум, а не гнев судьею

Бесчинного и грубого набега

На твой покой. Пойдем ко мне скорей:

Я расскажу о каверзах нелепых

Невежи этого — и сам ты первый

Над ними посмеешься. Ну идем же!

Ах, выносить его уже нет сил:

Задев тебя, он сердце мне пронзил.

Что это значит? Кто она, кто он?

Я обезумел иль мне снится сон?

К тебе моленье, Лета, возношу:

Коль это сон, продли его, прошу.

Доверься мне!

Всю жизнь я вверяю вам.

О, повтори обет свой небесам!

Уходят.

СЦЕНА 2

Дом Оливии.

Входят Мария и шут.

Надень, пожалуйста, эту рясу и подвяжи бороду: пусть он думает, что ты сэр Топас, священник. Только побыстрей, а я тем временем сбегаю за сэром Тоби. (Уходит.)

Ладно, надену, притворюсь, что я не я. Эх, кабы я был первым притворщиком в рясе! В проповедники я не гожусь — ростом не вышел, в ученые богословы не возьмут — брюха не отрастил, но, по мне, прослыть честным малым и рачительным хозяином не хуже, чем считаться добрым пастырем и великим ученым. А вот и заговорщики явились.

Входят cэp Тоби и Мария.

Да благословит тебя Юпитер, господин пастор.

Bonos dies44, сэр Тоби, ибо, подобно тому как древний пражский старец-отшельник,45 отродясь не видывавший пера и чернил, с великим остроумием ответил племяннице короля Горбодука: «Что есть, то есть», так и я, поскольку я есмь господин пастор, постольку я есмь господин пастор, ибо что такое «то», как не «то», и что такое «есмь», как не «есмь»?

Обратись к нему, сэр Топас.

Эй, как там тебя! Мир сей темнице!

А здорово передразнивает плут! Отменный плут!

(за сценой)

Кто меня зовет?

Сэр Топас, священник, явился навестить Мальволио, помешанного.

Сэр Топас, сэр Топас, дорогой сэр Топас, пойдите к моей госпоже.

Изыди, враг неизреченный! Как искушаешь ты сего человека! — Ты что же, только о госпожах и умеешь разговаривать?

Хорошо сказано, господин пастор.

Сэр Топас, меня неслыханно оскорбили! Дорогой сэр Топас, поверьте мне, я вовсе не сумасшедший. Они заперли меня здесь в мерзостной темноте.

Сгинь, сатана бесчестный! Скажи спасибо, что я обхожусь с тобой столь мягко: я принадлежу к тем кротким душам, которые и с чертом сохраняют учтивость. — Ты смеешь утверждать, что помещение сие погружено во тьму?

Как преисподняя, сэр Топас.

Да ведь тут окна в нишах, и они прозрачны, как забор, и еще есть оконца на юго-север, и они сияют, как черное дерево! И ты смеешь жаловаться на помрачение!

Я в своем уме, сэр Топас: говорю вам, тут темно, хоть глаз выколи.