Бертольт Брехт - Что тот солдат, что этот
Полли. А потому, что мы сегодня должны отбыть в эшелоне к северной границе.
Гэли Гэй. Вот как, но почему же тогда я не нагружен?
Джесси. Действительно, почему он не нагружен?
Солдаты вносят вещи.
Вот твои вещи, начальник.
Солдаты тащат нечто завернутое в соломенные циновки.
Уриа. А этот пес не слишком торопился. Но мы еще за него возьмемся. (Указывая на сверток циновок.) И вот это называлось тайфуном в человеческом образе.
Все уходят.
X (сцена из варианта 1925 года)[2]
Внутри движущегося вагона
Ночь незадолго до рассвета. Солдаты спят в гамаках. Джесси, Уриа и Полли бодрствуют, Гэли Гэй спит.
Джесси. Этот мир ужасен. Людям нельзя доверять.
Полли. Человек самое подлое и самое слабое из всех живых существ.
Джесси. Мы шагали сквозь пыль и брели по воде, по всем дорогам этой огромной страны от хребта Гиндукуша до великих равнин южного Пенджаба, но везде, от Бенареса до Калькутты, при солнце и при луне, мы видели измену. Подумать только — этот человек, которого мы приютили, отобрал все наши одеяла, так что нам теперь и поспать нельзя. Он скользкий, словно дырявая жестянка с жидким маслом. Он не знает никакой разницы между "да" и "нет", сегодня говорит одно, завтра другое. Эх, Уриа, мы уж не знаем, как тут быть. Пойдем к вдове Бегбик, она сторожит сержанта, чтобы тот не свалился с платформы. Пойдем попросим ее, пусть она ляжет теперь с этим, чтобы ему было приятно и он не приставал к нам с вопросами. Она хоть и стара, но еще не остыла, а мужчина сразу приходит в себя, когда рядом с ним лежит женщина. Идем, Полли!
Идут к Бегбик.
Послушай, вдова Бегбик, мы просто не знаем, что делать. Мы боимся, что заснем, а тут этот парень захворал. Пожалуйста, ляг рядом с ним и потом делай вид, что он переспал с тобой, так чтобы ему было приятно.
Бегбик (входит потягиваясь, заспанная). Ладно. Только вы трое отдайте мне ваше солдатское жалованье за семь недель.
Уриа. Ты получишь все наше жалованье за семь недель.
Бегбик ложится рядом с Гэли Гэем.
Джесси накрывает их газетами.
Гэли Гэй (просыпается). Почему так качает?
Уриа (обращаясь к другим солдатам). Это слон трется о твою хижину, чудак.
Гэли Гэй. Что это там шипит?
Уриа (обращаясь к другим). Это рыба кипит в котелке, мой милый.
Гэли Гэй (с трудом встает, выглядывает в окно). Тут баба. Спальные мешки. Там телеграфные столбы. Значит, я в поезде.
Джесси. Притворитесь, что спите.
Все трое притворяются спящими.
Гэли Гэй (подходит к одному из спальных мешков). Эй, ты!
Солдат. Чего надо?
Гэли Гэй. Куда вы едете?
Солдат (открывая один глаз). На фронт! (Продолжает спать.)
Гэли Гэй. Да это солдаты. (Поглядев снова в окно, будит другого солдата.) Господин солдат, который теперь час?
Солдат молчит.
Скоро утро. А какой сегодня день недели?
Солдат. Между четвергом и пятницей.
Гэли Гэй. Мне нужно сойти. Эй ты, пускай поезд остановится.
Солдат. Поезд не остановится.
Гэли Гэй. Ну что же, раз поезд не останавливается и все спят, то и я лягу и посплю, пока он не остановится. (Замечает вдову Бегбик.) Рядом со мной лежит женщина. Кто эта женщина, которая провела ночь рядом со мной?
Джесси. Эй, приятель, доброе утро!
Гэли Гэй. Ах, как я рад вас видеть, господин Джесси.
Джесси. Однако и лихой же ты парень! Разлегся здесь с бабой, и тебе нипочем, что все могут на вас смотреть.
Гэли Гэй. Не правда ли, странно? Это, пожалуй, даже неприлично? Но вы ведь знаете, человек так устроен, что не всегда может и владеть собой, вот я, например, только что проснулся, и вдруг рядом со мной женщина.
Джесси. Да, вот она лежит.
Гэли Гэй. Поверите ли, со мной случается иногда такое, что я впрямь совершенно не знаю, кто именно та женщина, рядом с которой я утром просыпаюсь. И скажу уж вам напрямик — как мужчина мужчине, — эту я и совсем не знаю. Господин Джесси, окажите дружескую услугу, как мужчина мужчине, не могли бы вы мне сказать, кто она такая?
Джесси. Ну и хвастун же вы. Да ведь это, само собой разумеется, вдова Леокадия Бегбик. Если б вы окунули голову в таз с водой, вы сразу же узнали бы свою подружку. А может быть, ты не знаешь, как тебя самого зовут?
Гэли Гэй. Знаю.
Джесси. Как же тебя зовут?
Гэли Гэй молчит.
Ты знаешь, как тебя зовут?
Гэли Гэй. Знаю.
Джесси. Ну вот и хорошо. Солдат должен знать, как его зовут, особенно когда он отправляется на войну.
Гэли Гэй. Разве сейчас война?
Джесси. Да, началась тибетская война.
Гэли Гэй. Тибетская. Да тот, кто в такое время не знал бы, кто он таков на самом деле, был бы, наверно, смешон, не правда ли? Ведь он же идет на войну. Сударь, вот вы сказали о Тибете, — эту Местность я уже давно хочу поглядеть. Один мой знакомый женился на женщине из провинции Сикким, что на тибетской границе. Она говорила, что там живут хорошие люди.
Бегбик. Джиппи, где ты?
Гэли Гэй. Кого это она зовет?
Джесси. Мне кажется, она зовет тебя.
Гэли Гэй. Я здесь.
Бегбик. Иди сюда, поцелуй меня, Джиппи.
Гэли Гэй. С удовольствием, но мне кажется, что вы меня принимаете за кого-то другого.
Бегбик. Джиппи!
Джесси. Этот господин делает вид, что он не совсем нормален. Он говорит, что не знаком с тобой!
Бегбик. Ах, как ты меня срамишь перед этим господином!
Гэли Гэй. Мне достаточно сунуть голову в таз с водой, и тогда я тебя немедленно узнаю. (Окунает голову в воду.)
Бегбик. Ну как, теперь ты меня узнал?
Гэли Гэй (явно врет). Да, конечно!
Полли. Значит, теперь ты знаешь и кто ты сам?
Гэли Гэй (хитро). А разве я не знал этого?
Полли. Не знал. Ты совсем было взбесился и называл себя чужим именем.
Гэли Гэй. Как же я себя называл?
Джесси. Я вижу, тебе все еще не стало лучше. Боюсь, что ты все еще опасен для окружающих. Потому что вчера вечером ты готов был убить того, кто называл тебя настоящим именем.
Гэли Гэй. Я знаю только, что меня зовут Гэли Гэй.
Джесси. Слышите, у него опять начинается все сначала. Давайте будем называть его Гэли Гэем, не то он опять взбесится.
Уриа. Да чего уж там! Вы можете корчить из себя сумасшедшего, господин Джип из Ирландии, можете до тех пор, пока вас не привяжут к столбу у трактира и не оставят там на ночь под дождем. Мы ваши боевые друзья, мы подружились еще тогда, в бою у реки Джад. И мы готовы отдать последнюю рубашку, чтобы облегчить ваше положение.
Гэли Гэй. Ну, рубашка — это уже лишнее.
Уриа. Называйте его так, как он хочет.
Джесси. Да помолчи ты, Уриа. Хочешь стакан воды, Гэли Гэй?
Гэли Гэй. Да, это мое имя.
Джесси. Разумеется, Гэли Гэй. Какое же у тебя может быть другое имя? Ты только успокойся, приляг! А завтра мы тебя отправим в лазарет, положим в красивую кроватку, тебя будут поить касторкой, и все будет в порядке, дорогой Гэли Гэй. Эй вы там, тише, наш товарищ Джип, то есть Гэли Гэй, заболел.
Гэли Гэй. Осмелюсь сказать, господа, я не понимаю, что происходит. Когда иной раз нужно тащить чемодан, то у нас говорят — как бы он ни был тяжел, но у каждого чемодана есть свое слабое место.
Полли (нарочито таинственно обращается к Джесси). Вы только следите за ним и не допускайте, чтоб он залез в свою нагрудную сумку. Не то он прочтет в паспорте свое настоящее имя и опять будет припадок бешенства.
Джесси. А хорошее все-таки дело паспорт. Как легко иной раз о чем-нибудь забываешь! Вот у нас, у солдат, которые не могут же запомнить все наизусть, на такой случай имеется нагрудная сумка, которую носят на шнурке, а в сумке хранится паспорт, где записано имя солдата. Потому что если самому слишком много размышлять над своим именем, то ничего хорошего из этого не выйдет.
Гэли Гэй (отходит в глубину сцены, угрюмо рассматривает свой паспорт и возвращается в угол, на прежнее место). Теперь я уже вообще ни о чем не стану думать. Я просто усядусь и буду считать телеграфные столбы.
