Ричард Шеридан - Школа злословия
Джозеф Сэрфес. Я удивляюсь, что она не дала знать, если не может прийти. Сэр Питер, конечно, меня ни в чем не подозревает. Но хоть я и запутался с его женой, я бы ни в коем случае не хотел упустить богатую наследницу. Во всяком случае, безрассудство и скверная репутация Чарлза мне как нельзя больше на руку.
За сценой стучат.
Слуга. Сэр, это, должно быть, леди Тизл.
Джозеф Сэрфес. Постой. Прежде чем отворять, посмотри, она ли это. Если это мой брат, я тебе скажу, что делать.
Слуга. Сэр, это леди Тизл. Она всегда оставляет носилки возле модистки с соседней улицы.
Джозеф Сэрфес. Погоди, погоди. Заставь окно ширмой. Вот так, хорошо. Моя соседка напротив ужасно беспокойная старая девица.
Слуга передвигает ширму и уходит.
Для меня получается нелегкая игра. Леди Тизл начинает догадываться о моих видах на Марию. Но это во что бы то ни стало должно оставаться для нее секретом, по крайней мере до тех пор, пока я не получу над ней побольше власти.
Входит леди Тизл.
Леди Тизл. Что это за чувствительный монолог? Вы меня очень заждались? Ах, боже мой, не смотрите так строго. Уверяю вас, я не могла прийти раньше.
Джозеф Сэрфес. О сударыня, точность — это разновидность постоянства, качества, весьма предосудительного в светской женщине.
Леди Тизл. Честное слово, вам бы следовало меня пожалеть. Сэр Питер последнее время так плохо ко мне относится и притом так ревнует меня к Чарлзу… Только этого не хватало, правда?
Джозеф Сэрфес (в сторону). Я рад, что язычки моих друзей в этом его поддерживают.
Леди Тизл. Мне бы очень хотелось, чтобы он позволил Марии выйти за него замуж. Тогда он, может быть, успокоился бы. А вам этого хотелось бы, мистер Сэрфес?
Джозеф Сэрфес (в сторону). Вот уж нисколько!.. О, разумеется! Потому что тогда моя дорогая леди Тизл тоже убедилась бы, как неосновательны ее подозрения, что я имею какие-то виды на эту глупую девочку.
Леди Тизл. Ну что же, я готова верить вам. Но разве не возмутительно, когда про человека рассказывают всякие безобразные вещи? А тут еще моя приятельница, леди Снируэл, распустила про меня целый ворох сплетен, и при этом без малейшего основания — вот что меня злит.
Джозеф Сэрфес. Вот это-то, сударыня, и возмутительно: без малейшего основания! Да-да, вот это-то и обидно. Ведь если про нас ходит какой-нибудь скандальный слух, то всего утешительнее бывает сознание, что это справедливо.
Леди Тизл. Да, конечно, в таком случае я бы им простила. Но нападать на меня, которая действительно же так невинна и которая сама никогда никого не очернит, то есть никого из друзей… И потом сэр Питер с его вечным брюзжанием и подозрениями, когда я знаю чистоту моего сердца, все это просто чудовищно!
Джозеф Сэрфес. Но, дорогая моя леди Тизл, вы сами виноваты, что все это терпите. Если муж беспричинно подозревает свою жену и лишает ее доверия, то первоначальный их договор расторгнут, и она ради чести своего пола обязана его перехитрить.
Леди Тизл. Вот как? Так что если он меня подозревает, не имея к тому поводов, то наилучшим способом исцелить его от ревности было бы создать для нее основания?
Джозеф Сэрфес. Несомненно, потому что ваш муж никогда не должен в вас ошибаться, и в этом случае вам следует согрешить, чтобы оказать честь его проницательности.
Леди Тизл. Да, конечно, то, что вы говорите, очень разумно, и если бы сознание моей невинности…
Джозеф Сэрфес. Ах, дорогая моя леди Тизл, вот в этом-то и заключается главная ваша ошибка: вам больше всего и вредит сознание вашей невинности. Что заставляет вас пренебрегать условностями и мнением света? Сознание вашей невинности. Что мешает вам задумываться над вашим поведением и толкает вас на множество неосмотрительных поступков? Сознание вашей невинности. Что не позволяет вам мириться с выходками сэра Питера и быть равнодушной к его подозрительности? Сознание вашей невинности.
Леди Тизл. Да, это верно.
Джозеф Сэрфес. И вот, дорогая моя леди Тизл, если бы вы хоть раз самую чуточку оступились, вы не можете себе представить, до чего вы стали бы осторожны и как хорошо ладили бы с вашим мужем.
Леди Тизл. Вам кажется?
Джозеф Сэрфес. О, я уверен в этом! И сразу прекратились бы все сплетни, а сейчас ваше доброе имя похоже на полнокровную особу, которая просто погибает от избытка здоровья.
Леди Тизл. Так-так. Следовательно, по-вашему, я должна грешить из самозащиты и расстаться с добродетелью, чтобы спасти свое доброе имя?
Джозеф Сэрфес. Совершенно верно, сударыня, можете положиться на меня.
Леди Тизл. Это все-таки очень странная теория и совершенно новый рецепт против клеветы!
Джозеф Сэрфес. Рецепт непогрешимый, поверьте. Благоразумие, как и опытность, даром не дается.
Леди Тизл. Что ж, если бы я прониклась убеждением…
Джозеф Сэрфес. О, разумеется, сударыня, вы прежде всего должны проникнуться убеждением. Да-да! Я ни за что на свете не стану вас уговаривать совершить поступок, который вы считали бы дурным. Нет-нет, я слишком честен для этого!
Леди Тизл. Не кажется ли вам, что честность мы могли бы оставить в покое?
Джозеф Сэрфес. Ах, я вижу, вы все еще не избавились от злосчастных следствий вашего провинциального воспитания!
Леди Тизл. Должно быть, так. И я сознаюсь вам откровенно: если что-нибудь и могло бы толкнуть меня на дурной поступок, то уж скорее скверное обхождение сэра Питера, а не ваша «честная логика» все-таки.
Джозеф Сэрфес (беря ее руку). Клянусь этой рукой, которой он недостоин…
Входит слуга.
Что за черт, болван ты этакий! Чего тебе надо?
Слуга. Извините, сэр, но я думал, вам будет неприятно, если сэр Питер войдет без доклада.
Джозеф Сэрфес. Сэр Питер? У-у, дьявол!
Леди Тизл. Сэр Питер? О боже! Я погибла! Я погибла!
Слуга. Сэр, это не я его впустил.
Леди Тизл. О, это мой конец! Что со мной будет? Послушайте, господин Логик… Ах, он идет по лестнице… Я спрячусь сюда… Чтобы я когда-нибудь повторила такую неосторожность… (Прячется за ширму.)
Джозеф Сэрфес. Дай мне эту книгу. (Садится.)
Слуга делает вид, что оправляет ему прическу.
Входит сэр Питер Тизл.
Сэр Питер Тизл. Так-так, вечно погружен в занятия!.. Мистер Сэрфес, мистер Сэрфес!..
Джозеф Сэрфес. А, дорогой сэр Питер, простите меня, пожалуйста. (Зевая, бросает книгу.) Я тут вздремнул над глупой книжкой… Ах, я очень тронут вашим посещением. Мне кажется, вы тут еще не были с тех пор, как я обставил эту комнату. Книги, вы знаете, единственная роскошь, которую я себе позволяю.
Сэр Питер Тизл. У вас тут действительно очень мило. Да-да, очень хорошо. И вы даже ширму превратили в источник знаний — всю увесили, я вижу, картами.
Джозеф Сэрфес. О да, эта ширма приносит мне большую пользу.
Сэр Питер Тизл. Еще бы, особенно когда вам нужно что-нибудь спешно отыскать.
Джозеф Сэрфес (в сторону). Да, или что-нибудь спешно спрятать.
Сэр Питер Тизл. А у меня к вам, знаете, небольшое дело частного свойства…
Джозеф Сэрфес (слуге). Ты можешь идти.
Слуга. Слушаюсь, сэр. (Уходит.)
Джозеф Сэрфес. Вот вам кресло, сэр Питер, прошу вас…
Сэр Питер Тизл. Ну так вот, раз мы теперь одни, имеется один вопрос, дорогой мой друг, о котором я хотел бы поговорить с вами откровенно, вопрос чрезвычайно важный для моего спокойствия; короче говоря, дорогой мой друг, поведение леди Тизл за последнее время причиняет мне очень много горя.
Джозеф Сэрфес. В самом деле? Мне очень грустно слышать это.
Сэр Питер Тизл. Да, совершенно ясно, что ко мне она вполне равнодушна, но, что гораздо хуже, у меня есть очень веские основания предполагать, что она чувствует привязанность к другому.
Джозеф Сэрфес. В самом деле? Вы меня удивляете.
Сэр Питер Тизл. Да, и — между нами — мне кажется, я открыл, кто это такой.
Джозеф Сэрфес. Не может быть! Вы меня тревожите ужасно!
Сэр Питер Тизл. Ах, дорогой мой друг, я знал, что встречу у вас сочувствие.
Джозеф Сэрфес. О, поверьте, сэр Питер, такое открытие было бы для меня не меньшим ударом, чем для вас.
