Леопольдштадт - Том Стоппард
Лео, 8 лет, сын Арона и Нелли. Арон отсутствует. Лео с Натаном и Людвигом готовятся играть в «колыбель для кошки».
Ханна играет Гайдна на пианино. Нелли переворачивает страницы старого семейного альбома. Ева разливает чай и открывает коробку с печеньем. Печенье принес Перси Чемберлен, англичанин лет сорока в потертом костюме.
В квартире холодно. Все укутаны в несколько слоев одежды – шали и т. п.
Людвиг завязывает три двойных узелка на веревке длиной в метр, потом связывает концы и делает петлю для Лео, чтобы тот начал игру в «колыбель для кошки».
Тем временем —
Нелли. Мамочка, а это кто с тобой и дядей Германом?
Ева сквозь очки рассматривает фотографию.
Ева. Это наша няня, Аничек.
Смотрите, что Перси привез нам из Эвиана!
Перси. Боюсь, вас бы куда больше порадовала буханка белого хлеба, которую у меня отобрали на границе.
Ева. О, не начинай! Белый хлеб!
Нелли. Спасибо, Перси. Хорошая была конференция?[2]
Перси. Великолепная. «Роял-отель» в Эвьян-ле-Бен роскошный. Женевское озеро – загляденье. Тридцать две страны-участницы. Основная тема – содействие евреям в эмиграции из Австрии. Сотни журналистов с блокнотами. Только писать оказалось не о чем.
Нелли. Вот как!
Перси. В обращении президента Рузвельта к странам-участницам всячески подчеркивалось, что никто не ожидает и не просит, чтобы они приняли больше евреев, чем это предусмотрено их нынешним законодательством. Их об этом не просили – они и не стали этого делать.
Нелли. Я бы могла тебе это и так сказать, Перси. Если написать «Эвиан» наоборот, то получится «naïve».
Перси. Эх, жалко, я не использовал это в заметке.
Ева. Значит, это провал!
Перси. Напротив, госпожа Якобовиц. Конференцию созывали, чтобы ничего не делать, – и в итоге пришли к выводу, что делать ничего не надо; так что это успех. Делегаты объяснили, что их страны принимают столько евреев, сколько готовы вытерпеть профсоюзы и средний класс. Но они не сказали слово «вытерпеть» и не сказали слово «евреи». Политические беженцы. Слово «евреи» произнес британский делегат. Он сказал, что если кто-то считает, что проблему можно решить, распахнув для евреев ворота Палестины, то эта идея не соответствует британскому мандату и сложившейся обстановке в Палестине.
Ева. Я не хочу ехать в Палестину.
Нелли. Это хорошо. Потому что арабы тоже не хотят. Восстание арабов – это и есть сложившаяся обстановка.
Перси. Нелли права. Но вы должны куда-то уехать, Нелли —
Нелли. Через минуту, Перси…
Нелли берет коробку с печеньем и предлагает всем по очереди. Салли, Мими и Белла берут по печенью. Нелли в шутку кладет одно печенье на клавиатуру пианино. Ханна его мгновенно подхватывает, не переставая играть. Тем временем Лео сделал первую «колыбель для кошки».
Людвиг. Подожди. Мы сделали три узелка на нитке. Видишь, где они?
Где они, неважно.
Натан, твоя очередь.
Натан делает следующую колыбель.
Хорошо. Остановись еще раз. А где они теперь?
Лео. Здесь, здесь… и здесь.
Людвиг. Кто бы мог подумать! Твоя очередь, Лео.
Хорошо. Стоп. И теперь посмотри, куда они сместились.
В это время Нелли разносит печенье, ее благодарят, все жуют; очередь доходит до Перси, который нашел свободный стул.
Перси (обращаясь к Нелли; никто больше их не слышит). Нелли, я не могу тут долго оставаться. Я сегодня утром был в Британском консульстве —
Нелли (нежно, но беспомощно). Ах, Перси…
Перси. Ты должна, дорогая.
Нелли. Я сейчас вернусь.
Нелли возвращается к Еве, чтобы разлить чай. Перси принес газету – «Рейхспост».
Людвиг. Представьте себе, что мы поместили колыбель кошки в стеклянный ящик. Мы не видим нитку – только узелки. У каждого узелка свой адрес. Он на столько отстоит от этого края, на столько – от этого и на столько – от вот этого.
Он проводит пальцами по сторонам воображаемой коробки.
Узелок там, где пересекаются три линии: три числа, которые мы называем координатами, составляют адрес каждого узелка.
Входит Эрнст и занимает свое место.
Эрнст. Внимание, показываю!
Эрнст торжественно снимает пальто и пиджак, потом надевает пальто. Он показывает, как правильно складывать пиджак, вывернув вначале рукава наизнанку. Все наблюдают. Натан теряет интерес.
Натан. Давай дальше, дядя Людвиг.
Людвиг. Если ты не знаешь, что это колыбель для кошки, то совершенно непонятно, как и почему узелки меняют свои адреса. И если я запишу эти адреса на бумажке, то как вывести правило, по которому один набор трех чисел превращается в другой? С тем же успехом ты можешь искать правило, по которому муха летает по комнате то туда, то сюда. Но на самом деле мы, как и Бог, знаем, что все это – результат нашей игры в колыбель для кошки. Всякое новое состояние вышло из предшествующего ему. Так что за всем этим стоит порядок. Математический порядок. Но как нам его обнаружить?
Натан. Расстояние между узелками на нитке неизменно, мы ведь не разрезали нитку. Узелки не могут перемещаться, куда им вздумается.
Людвиг указывает на Натана пальцем в почти обвиняющем жесте.
Людвиг (обращаясь к Лео). Вот это математик!
Натан (доволен). А это математика?
Перси (с газетой в руках). Салли скоро окажется без работы, если верить «Рейхпосту». Отныне полукровок будут приравнивать к евреям – и исключать из профессии как евреев. Никаких мишлингов в журналистике, театре, литературе, искусстве… Культура «ферботен».
Салли. Адвокат Розы написал запрос в американское консульство. Он говорит, надежда есть, если Зак скажет, что он специалист по сельскому хозяйству.
Мими. Мама, давай дальше.
Салли продолжает читать.
Перси. В Берлине евреям пока еще разрешается ходить в театры, кино, рестораны, кафе, пользоваться трамваями, гулять в парках, делать покупки в магазинах… так что в смысле антисемитизма немцы отстают от австрийцев.
Тем временем Эрнст продолжает демонстрировать, как нужно складывать пиджак, каждый раз начиная заново, когда что-то идет не так. Ханна наигрывает «Боже, храни императора Франца», старый гимн Австрийской империи, написанный Гайдном и присвоенный Германией для «Deutschland, Deutschland über alles».
Ханна. Ах, черт, черт бы их побрал! Они украли у нас наш старый имперский гимн, чтобы орать его в барах, и у меня из головы теперь не идет это «Deutschland, Deutschland über alles»!
Ева. Так не играй его.
Ханна. Не играть Гайдна?
Откуда-то из дома доносятся пугающие звуки разворачивающейся драмы. Крики, плач, удары, битье посуды, топот сапог на лестничной площадке. Все замирают. Всем страшно. Хейни бежит с криком «Бабушка!», ищет убежища. Ханна поднимает его и усаживает на колени, прижимая к груди.
Тем временем Натан идет к двери и прислушивается к крикам, доносящимся снизу.
Близнецы просто ждут. Белла сосет
