Пётр Киле - Восхождение

Черное и красное до бордового цвета, серебро и золото закатных лучей... Он бился день за днем, не позволяя Диане одеться иначе, и его упорство, столь сосредоточенно серьезное, импонировало ей, уважавшей в себе и в других упрямство и терпение в достижении вожделенных целей.

Застав художника за работой, Эста с любопытством вертелась около него. Затем она отправлялась по своим делам, обыкновенно на какую-нибудь лекцию или выставку, где, имея общие интересы, встречала Леонарда.

Диана удивлялась тому, что он явно избегает ее, ее дома, и не без тревоги посматривала на Эсту, уверенная в том, что Леонард не жених для нее. Она не ощущала ревности, да и в поклонниках недостатка у нее не было, и был один, куда более серьезный, чем Свирин. Все его звали Жорж, хотя его имя Георгий, но он был именно Жорж, что-то нерусское в русском в хорошем смысле, как Евгений Онегин мало похож на русского, оставаясь при этом истинно русским человеком во всем.

Куда моложе мужа Дианы, но они, Тимофей Иванович и Жорж, как люди одного круга и интересов, даже сошлись дружески. Жорж тайно заглядывался на нее, но самая свобода ее мужа, его чисто мужское превосходство, что женщину не унижает, а скорее служит ей защитой от всех напастей в жизни, удерживали ее, и она вдруг сообразила, что молодой поклонник Гермеса не просто прекрасный, а самый подходящий жених для ее племянницы.

Необходимо было лишь отвлечь Эсту от ее неусыпных занятий и книг, раскормить, одеть, и Жорж разглядит сам, какое это сокровище. В конце концов, их можно сосватать, ибо брак не любовное приключение, а серьезное дело, что они, как люди вполне серьезные, не могут не понимать. Лишь Леонарда следовало отвадить от Эсты, пока не поздно.

Просматривая акварельные листы и рисунки из папки художника, Эста вынула один - с изображением удивительно красивой женщины, чуть восточного типа, в пронизанном светом платье, сугубо театральном.

- Кто это? - сказала она, показывая издали художнику и Диане и сама с восхищением разглядывая. - Похожа на княгиню Юсупову. Не она ли?

Аристей с важностью помотал головой и проговорил:

- Это фея. Принцесса. Моя мама.

- Что, ваша мама - фея? - рассмеялась Эста.

- Что, ваша мама - принцесса? - ей в тон вторила Диана.

- Не слыхали? Не верите? - между тем художник не прекращал своей сосредоточенной работы кистью. - Пример Леонарда заразителен. Я тоже могу рассказать сказку о своем детстве в баснословные времена.

- О, да! - Эста опустилась в кресло.

- Мама моя была учительницей и молодой матерью так естественно, что, казалось, она была всегда, во веки веков, такою, какою я ее помню, - заговорил художник, сосредоточенно водя кистью. - Она осталась в моем восприятии тем особенным существом, кого в сказках называют феями или принцессами.

Аристей замолк и принялся вытирать кисть, Диана зашевелилась, Эста зачарованно смотрела перед собою, словно продолжение сказки она воочию где-то видела.

- Фея обернулась земной женщиной? Но как грустно сложилась ее судьба, - проговорила Диана, готовая заплакать.

Аристей, тронутый сочувствием и негой, исходившими от молодой женщины, сам ощутил перетекающую по всему телу негу любви и страсти и с волнением сказал:

- В ущелье, где в нефритовом гроте покоилась фея в лучах драгоценных камней, я был, и тогда-то случилось страшное землетрясение в горах. И вот я узнал, оказывается, мне удалось воссоздать образ феи столь чудесно, что она вновь обрела свою бессмертную душу, - закончил свой рассказ Аристей с весьма самонадеянным заявлением, между тем в работе над портретом он столь продвинулся, чему сам удивился.

- Это настоящая сказка? Или ваша жизнь в сказочном ключе? - спросила Диана, отчасти наслышанная о приключениях художника. - А страна света? Что это такое?

- Шамбала? - предположила Эста.

- Я еще не знаю, - покачал раздумчиво головой Аристей. - Но Шамбала, или Святой Грааль, - все этика, мистическая этика. А страна света, уже по определению, - эстетика. Здесь мир первосущностей, что нашло свое выражение в религии Зороастра, в даосизме, к примеру, не говоря об античной мифологии и философии.

В них художественное начало превалирует. Впоследствии мир раскололся в борьбе различных исторических сил, что нашло свое отражение в развитых религиях, а в Новое время - в различных идеологических учениях, равно разрушительных, поскольку утверждение добра одними порождает вражду и злобу у других.

И вот Фея сошла на Землю, чтобы внести красоту в мир, погрязший в пресловутой борьбе добра и зла. Время для нее оказалось крайне неблагоприятно. Но детство мое, я думаю, и ваше освещено ее посещением Земли.

- Земная женщина, а веришь - фея, - сказала Эста, глядя зачарованно на акварельный набросок. - Природа дала вам весь арсенал средств, чтобы вы овладели эстетикой света. Бесценный дар - творить саму жизнь во всех ее проявлениях. Но каково ваше предназначенье?

- Кажется, я понимаю, к чему вы подвигаете меня, - отвечал весьма серьезно Аристей. - К восхождению... Но я только этим и занят.

- О, да! Что суждено вам свершить, вы свершите.

- Эста! О чем ты? - рассмеялась Диана с изумлением.

- А что? - улыбнулась Эста. - Аристей-то меня понял.

Тот с важностью кивнул.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Диана не ведала, что со своими планами, еще неясными, в отношении Эсты и Жоржа, она уже весьма преуспела. На петербургской даче Легасова все лето бывал Жорж, имея общие дела с Тимофеем Ивановичем, а когда же позволял себе отвлечься от них, сидел у Эсты, листая журналы, пока девушка читала, особенно в дождь, ну, а в хорошую погоду она охотно бродила с ним по парку, по берегу моря, он вообще молчаливый, и она никогда не знала, о чем с ним говорить; но и слов, может быть, не требовалось, природа и молодость брали свое, и Эста все чаще краснела, когда он устремлял на нее свой взгляд, то смущенный, то по-мужски откровенный.

Склонная отдавать отчет в своих переживаниях, Эста не без страха, но со смехом то ли над собою, то ли над Жоржем, поняла, что влюблена. «Как хорошо!» - обрадовалась она и забегала, запрыгала буквально - больше принимая участия в играх и в танцах, когда устраивались вечеринки.

Теперь уже не ее склоняли к прогулкам и иным увеселениям, отрывая от книг, а она сама брала инициативу, встречаясь с Жоржем и в городе. Она уже с нетерпением теребила его, желая знать обо всем, чем он живет, о детстве, о планах его на будущее. Жорж свысока поглядывал на нее, поводил головой или всплескивал руками, поднимался на ноги, если сидел, выпрямляясь во весь рост, словно показывая, чем он хорош, каков он есть, молодой, красивый, деловой. Действовало, можно сказать, неотразимо. Но если он заговаривал, Эста принималась смеяться или задумывалась, как от скуки, готовая тут же с ним разминуться - при гостях, либо расстаться, если они вместе выбрались на какую-нибудь выставку.

Эста вскоре поняла, в чем тут дело. Далеко неглупый, практичный, Жорж не был чужд интеллектуальных интересов, к чему она проявляла склонность, по крайней мере, сейчас, по молодости лет, но она, не ставя себя высоко, обнаружила, что умнее его. Такой факт, в житейском смысле как будто не очень важный, смутил Эсту и настолько, что она приняла героическое в своем роде решение: пока не поздно, побороть свое чувство к Жоржу. Пока никто не знает, даже он. Причем, ни о каком демонстративном разрыве, ни о каких объяснениях не должно быть и намека, иначе можно окончательно запутать себя, да и его. Побороть влюбленность, любовь - легко сказать.

Такое решение оказалось куда более изнурительным делом, чем все ее ночные бдения. Да и все ее интересы - к живописи, к театру, все ее чтения питали ее чувство духовно, не устраняя чувственного элемента, а скорее распаляя до обмороков и галлюцинаций.

Ребенком, благодаря няне, Эста довольно часто бывала в церкви; позже, учась в гимназии, под общее настроение, почти что отвернулась от церкви, хотя вера в Бога у нее осталась непоколебленной, да и в умонастроении эпохи произошла перемена. Эста все чаще входила в церковь в поисках поддержки и даже подумывала, не поступить ли ей в монахини. В конце концов, она извела себя настолько, что слегла. Приехала Диана и, как прежде бывало, откормила, разодела и свезла на студенческий бал-маскарад. Из огня да в полымя.

Невеста Христова угодила в язычницы, в супруги самого Эрота. Как бы то ни было, Эста излечилась от своего чувства к Жоржу, то есть от изнутрительной с ним борьбы, и вдруг ощутила свободу, как будто сдала все экзамены, как сказала Диане еще на балу.

Она не избегала Жоржа, зато теперь старалась дать фору Леонарду, осведомляя его о своих планах. Так и повелось. Эста, собираясь в театр по приглашению Жоржа или на прогулку, без Дианы, словно ненароком встречала Леонарда и звала с собой, возбуждая соперничество у молодых людей, что ее весьма забавляло.