Кнут Гамсун - Царица Тамара

Первый офицеръ. Ближе, чѣмъ вчера. Туманъ скрываетъ насъ. Мы очень близко отъ тебя.

Царица. А когда туманъ разсѣется?

Первый офицеръ. Насъ тогда не будетъ.

Царица. Въ тотъ же часъ, какъ разсѣется туманъ, я могу бросить на васъ весь мой народъ и освободить князя Георгія.

Первый офицеръ. Ты не станешь этого требовать, царица; ты для этого слишкомъ мудра.

Царица. Не стану требовать?

Первый офицеръ. Въ ту же минуту десять копій вонзятся въ князя Георгія. Твой гетманъ видѣлъ, что при немъ стоятъ копьеносцы.

Гетманъ. Я это видѣлъ.

Второй офицеръ. Не будемъ спорить объ этомъ. Если будетъ воля Аллаха, чтобы князь Георгій умеръ — онъ умретъ. Никто не можетъ избѣгнуть воли Аллаха.

Царица. Десять копій… Благочестивый отецъ, вотъ я и попыталась во второй разъ. Это не удается. Ты смертельно мучишь меня, благочестивый отецъ, ты раздираешь мою душу. Я не смѣю больше искушать ихъ.

Игуменъ вдохновенно протягиваетъ къ ней исхудалыя руки. Держись твердо, царица, не уступай. Лучше отпусти ихъ, не обмѣнявшись.

Царица. Но ты забываешь о князѣ Георгіи.

Священникъ. Я не могу молчать.

Царица. Что ты хочешь сказать?

Священникъ. Игуменъ сошелъ съ ума.

Первый офицеръ. У насъ была надежда, что ты отдашь намъ сегодня тѣло хана.

Царица. О, Господи, и у меня была эта надежда. А скоро ли прибылъ бы сюда князь Георгій, если бы я согласилась?

Первый офицеръ. Да, очень скоро. Князь Георгій недалеко. Мы взяли его съ собой, ибо мы знаемъ справедливость твою и то, что ты его выкупишь.

Игуменъ. Царица не выкупитъ его, если вы не смиритесь, товинцы. Вы слышите?

Второй офицеръ. Мы слышимъ.

Первый офицеръ. Значитъ, ты не позволишь и Фатимѣ вернуться къ тебѣ?

Царица. Фатимѣ? Нѣтъ. Много зла сдѣлала она мнѣ.

Первый офицеръ. Она сдѣлала тебѣ также и добро.

Царица. Что ты знаешь? Она причина того, что князь Георгій въ плѣну.

Первый офицеръ. Фатима причиной того, что твой сынъ снова у тебя — иначе онъ былъ бы мертвъ. И тѣмъ еще ты ей обязана, что князь Георгій живъ.

Второй офицеръ. Это правда.

Царица. Фатима сдѣлала все это? Задумывается. Она живетъ въ моемъ домѣ и служитъ моимъ врагамъ. Нѣтъ, она не должна возвращаться. Развѣ не она увела моего сына?

Первый офицеръ. Фатима спасла твоего сына, царица. Какъ ты думаешь, зачѣмъ блуждали мы по ночамъ вокругъ твоего замка? Чтобы схватить твоего сына и отомстить на немъ. И мы навѣрное бы нашли его. Фатима привела его къ намъ — но она кинжаломъ защищала его жизнь.

Царица. Вотъ видите, я была права. Офицерамъ. Пусть Фатима вернется — я хочу поблагодарить ее.

Игуменъ. Ты не права, дитя мое. Фатима — язычница.

Царица. Я ужъ сказала — пусть Фатима придетъ; попросите ее притти и передайте ей мой привѣтъ.

Первый офицеръ. А князь Георгій не долженъ притти?

Игуменъ. Нѣтъ; слышите вы?

Второй офицеръ. Мы слышимъ и не станемъ болѣе искушать царицу.

Первый офицеръ. Хорошо, князь Георгій не проситъ тебя ни о какой милости.

Царица. Я знаю, да ему и не надо.

Первый офицеръ. Можетъ быть, тебѣ придется просить у него милости.

Царица. Какъ? Это похоже на угрозу.

Первый офицеръ. Намъ не велѣно больше говорить.

Царица. Это звучитъ, какъ угроза. Благочестивый отецъ, отвѣть ему.

Игуменъ. Пусть князь Георгій грозитъ, если ему угодно. Самое важное — не онъ. Самое важное, товинцы, то, что вы возвращаетесь къ народу вашему послѣ того, какъ рѣшились противиться вѣликой царицѣ.

Первый офицеръ. И она противилась намъ… Еще раъ> мы просимъ тебя, царица, обмѣняйся. За князи Георгія мы требуемъ тѣло хана и двухгодичнаго міра.

Игуменъ. Требуемъ! Они требуютъ!

Царица. Они бы могли и больше потребовать — всего, чего они ни пожелали бы, о, Господи — всего, чего бы ни пожелали. Но зачѣмъ они угрожаютъ?

Игуменъ. Я не знаю. Ты не должна позволять имъ грозить себѣ; дай, я имъ отвѣчу.

Царица. Отвѣть имъ.

Игуменъ. Можете итти, товинцы. Идите съ миромъ. А хана вашего царица похоронитъ по христіанскому обряду.

Второй офицеръ испуганно. Царица не сдѣлаетъ этого.

Игуменъ. Я самъ буду читать надъ нимъ молитвы.

Первый офицеръ горячо. Этимъ царица совершила бы великую и злую несправедливость по отношенію къ товинцамъ, и тѣ бы ни о чемъ на свѣтѣ не стали заботиться, какъ только о томъ, чтобы отомстить ей.

Второй офицеръ, уходя. Благодаримъ тебя, царица, что ты допустила насъ предъ лицо твое. Ты могла бы проявить свою кротость — но не пожелала; ты могла бы сказать намъ милосердное слово — но ты не сдѣлала этого.

Офицеры уходятъ со свитою.

Царица сходитъ съ своего мѣста, тревожно. Вотъ они уходятъ.

Игуменъ. Да, наконецъ. Но было близко къ тому, чтобы сдѣлалось по ихъ желанію — они даже угрожали тебѣ.

Царица. Вотъ они уходятъ… Это звучитъ, какъ земля, что падаетъ на гробъ.

Игуменъ. Да, ты была недостаточно тверда, ты уступила сначала и разрѣшила Фатимѣ вернуться. Но въ самомъ главномъ — ты не поколебалась.

Царица. А мнѣ кажется, что въ самомъ-то главномъ я и уступила. Князь Георгій въ опасности, и я не спасла его.

Игуменъ. Въ великій день, который скоро придетъ, не будетъ спрошено о человѣкѣ, котораго ты могла спасти, а o вѣрѣ, которой ты служишь.

Священникъ. Гмъ!.. Я съ этимъ не совсѣмъ согласенъ.

Царица. И я тоже. Ты не знаешь мѣры, благочестивый отецъ; тебѣ хочется только, чтобы я отвѣчала на силу силой — и допустила бы погибнуть моего супруга. Почему ты не хочешь сегодня допустить моего счастья? Развѣ каждый день я ликую? Радостью наполнилъ меня супругъ мой — онъ написалъ это письмо, и дивно хорошо и мягко стало на сердцѣ у меня. Радость, какъ алый огонекъ, трепещетъ въ груди моей. Молчи, игуменъ. Когда онъ придетъ — я буду цѣловать его и на тысячу ладовъ выказывать ему любовь мою. На всѣ лады, какъ только можно выдумать, и всю мою жизнь! Я уже не обращусь къ тебѣ, игуменъ. Устала я холодно смотрѣть на князя Георгія — потому что я люблю его; и ты уже не заставишь меня больше…

Игуменъ. И ты думаешь, что онъ бы посмѣлъ притти съ войскомъ? Онъ видится тебѣ, женщина, на конѣ, бурный и грѣшный, и твое сердце бьется.

Царица. Не знаю я, что бы онъ посмѣлъ. И никто изъ насъ не знаетъ. Онъ, можетъ быть, и не рѣшился бы, хотя это былъ и великій планъ.

Игуменъ. Но все-таки онъ не проситъ у тебя милости.

Царица. Ты не понимаешь, игуменъ. Тоска въ письмѣ его, и не милость моя нужна ему. Для тебя ея было бы достаточно, и для тебя, священникъ, да и для меня самой, а для него не довольно милости. Съ непокрытой головой идетъ онъ къ моимъ врагамъ — и проситъ смерти. И въ этомъ-то письмѣ сегодня радость моя, — а онъ, бѣдный, не понимаетъ этого! Только одно онъ знаетъ — что идетъ противъ великой несправедливости… Воины, достаньте тѣло хана изъ погреба. Гетманъ съ солдатами уходитъ.

Царица идетъ ко второму входу, зоветъ. Мецеду.

Игуменъ испуганно. Что ты хочешь сдѣлать, царица?

Царица. Спасти его. Развѣ ты не понимаешь? Спасти его. Входить Мецеду.

Царица. Мецеду, сейчасъ мы украсимъ одръ хана, пойдите всѣ за красными розами и густо уберите ими гробъ. Возьмите всѣ красныя розы, что есть въ саду! Ты поняла, Мецеду? А потомъ позови всѣхъ музыкантовъ и танцовщицъ, потому что прибудетъ князь Георгій. Мецеду уходитъ.

Игуменъ, потрясенный. Я вижу, что у меня больше будетъ дѣла среди твоихъ новыхъ подданныхъ въ Карсѣ.

Царица. Ты хочешь туда? Зачѣмъ ты хочешь туда?

Игуменъ. Здѣсь дѣло не идетъ. Долгіе годы работалъ я надъ тобой — и все-таки христіанство твое не свѣтитъ и не сіяетъ. Если въ томъ моя вина — да проститъ мнѣ Господь.

Царица. Ты утомился, благочестивый отецъ, отдохни.

Игуменъ. При каждомъ случаѣ ты думаешь: «Такъ поступаетъ калифъ! Такъ калифъ не поступаетъ!» Когда ты хочешь веселиться — ты зовешь танцовщицъ, ибо такъ поступаетъ калифъ. А какъ поступаетъ царь московскій? До этого тебѣ нѣтъ дѣла.

Царица. Царь московскій? Когда онъ хочетъ веселиться — онъ пьетъ.

Игуменъ. А все-таки его вѣра истинная.

Цaрица. Потому-то я и принимаю его пословъ съ тѣми же почестями, что и пословъ калифа. Иначе онъ былъ бы недостоинъ этого.