Людмила Петрушевская - Девочки, к вам пришел ваш мальчик (сборник)

Лида. Он оставит. Покинул волк кобылу, оставил хвост да гриву.

Галя. Тетенька, на ночь не пустишь?

Лида. На время иль на час?

Галя. На ночь.

Лида. Да я вас не знаю. Одна или вдвоем?

Галя. Вдвоем.

Лида. И то. Я приберу в зале. Жди меня. Деньги… пять рублей.

Галя. А далеко живешь?

Лида. Жаворонки платформа. Вперед по кочкам.

Галя. Далеко.

Лида. Так три рубля давай. Чего.

Галя. Ладно.

Лида. Деньги-то дашь?

Галя. А откуда я знаю, куда ты с ними пойдешь.

Лида. А я тебя не знаю.

Галя. Да я у твоей сменщицы ночевала, у тети Дуси на Лесной. У нее теперь грузины с Палашей живут.

Лида. Если бы я в Москве жила… то я бы тоже по червонцу брала за коечку. С Палашей с рынка, это богатые. С Тишинки тоже, но их Жаворонки не устраивают. Ну, жди тогда. Пока я грязь буду возить.

Входит Московский хор. Скорикова раздает партии, раздается отдаленный туш духового оркестра, входит Дрезденский хор. Ребята в брючках-дудочках, в куртках в разнообразную клетку, в одинаковых буршевских фуражках. Появляется Катя.

Катя (Лоре). Пошли домой.

Лора. Не пойду.

Катя. Пойдем, я тебя умоляю. Девушка, извините, как вас зовут, пусть она идет домой.

Галя. Она придет попозже.

Катя. Что значит позже? Она девочка еще, ей здесь нечего делать… Скорикова! Какой пассаж!

Скорикова. Погоди. (Оглядывает помещение.) Сейчас некогда.

Катя. Тебе позвонил?

Скорикова. Кто еще?

Катя. Этот человек.

Скорикова. Позвонил. Говорил что-то про рубашку и про какие-то блины. Странный какой-то.

Катя. Хочет сходиться.

Скорикова. С тобой?

Катя. Ты что!

Скорикова. А меня откуда знает?

Катя. Я посоветовала.

Скорикова. Ты видишь, сейчас некогда. Я зайду. Баранова, Сулимова, вам на двоих одна партия, вернуть.

Катя (робко Саше, который все время отворачивается). Здравствуй!

Саша. Уезжаю.

Катя. До свидания.

Катя отходит, держа в поле зрения Лору, которая уже встала в хор. Скорикова там же, раздает партии.

Станислав Геннадиевич. Мы, Московский хор, рады приветствовать Дрезденский хор! Аплодисменты! (Хоры хлопают, здороваются.)

Входят Лика и держащая ее под руку Эра. У Эры на руке зеленое пальто. Лика в шинели.

Лика (самозабвенно кидаясь к Саше). Я, старая дура, все поняла! Я мчалась, чтобы тебе сказать… Саша, ты был прав. Я еду с тобой.

Саша испытывает неловкость.

Я решилась!

Саша (с досадой). Мама, я говорил тебе, там восемь метров.

Лика. Что мне восемь метров! Уж жены-то ехали декабристов, я не понимаю, что матери сидели как пни! Сибирь! Что мне Сибирь! Я и в Березай поеду! Умру хоть по-человечески, рядом с тобой…

Эра (уже не первый раз). Мама, переоденьтесь, нате пальто, неудобно!

Лика. Я не могу здесь оставаться, мою сестру выгнали. Если я порядочный человек… Я должна уйти из дома!

Саша. Мама, у меня почти двое детей…

Лика. У тебя почти пятеро, но это неважно. Тебе это всегда было раз плюнуть, неважно. Я все решила! Едем. Естественно, без Эры я не могу. Она тебе не помешает. Эра, становись на колени! (Бросается на колени.)

Саша и Эра кидаются ее поднимать, Лика целует руки Саше и Эре.

Станислав Геннадиевич. Бетховен. Девятая симфония! Финал! Обнимитесь, миллионы!

Галя Баранова поднимает руку в антифашистском приветствии. Руководитель Дрезденского хора подошел к ней, сам поднял кулак и пожал ей руку. Два хора поют. Саша и Эра стоят над Ликой, которая не желает вставать с колен и мотает головой.

Конец

Чинзано

Действующие лица

Паша

Валя

Костя

Вечер. Пустая комната. Два стула, подобранных на свалке, садовая скамейка, ящик из-под конфет – большой и чистый. Входят Паша, Валя и Костя.

Паша. Как нашли, сносно?

Костя. Мы тебе, Паша, мебель привезли. В трамвае сняли сиденье.

Паша. Сенк’ю.

Валя. Костя вынес. (Смеется.)

Паша. Сюда, прошу садиться.

Валя. В общем, мы-то с Костей уже повстречались на выходе с работы, сюда не знаю зачем понадобилось ехать. Все можно было там устроить.

Костя. Ехал в такую даль. Сядь, посиди.

Паша. Старик! Сначала о деле. (Косте.) Деньги с тобой?

Костя. Со мной.

Валя. Ну, старики, мне надо. Быстро закончим, я поехал.

Паша. Погоди, не до тебя.

Валя. Деньги мне отдай. Как не до меня?

Паша. Да отдам, но не сейчас же.

Валя. Костя, передавай мне деньги, как условились. Надо было отдать раньше, я предвидел, что все так получится.

Костя. Не расстраивайся.

Паша. Старики, внизу дают чинзано. Лучшее из всего, литр. Хочу взять домой три бутылки, надо позарез. В таком случае, Валя, я так или иначе десять рублей потом тебе добавлю. Мне домой вино надо.

Валя. Другой разговор. А куда домой-то?

Паша. Туда домой, в первый городок.

Валя. Ты что, здесь не живешь?

Паша. Временно.

Валя. Временно живешь или временно нет?

Костя. Сегодня здесь, и всё.

Валя. А вообще где?

Паша. Сейчас еще нигде пока уже опять.

Костя. Старики, время. Ехали сюда с Валей (достает деньги, отсчитывает две десятки) долго.

Паша. Тут хватит на шесть. Я тогда с вашего разрешения пять возьму домой. Пять мне тогда на все хватит… Чинзано все окупит! Валя, буду должен, стало быть, двадцать рублей.

Валя. Паша, чего ради я тогда ехал в такую даль? Спрашивается.

Паша. Я тебя сегодня не звал.

Валя. Извини, старик, нехорошо.

Паша. Извини, старик. Но тебе мало, что я отдаю тебе тридцать? Ведь такое дело: чинзано.

Валя. Хорошо, но одна на мою долю.

Костя. Договорились, чудесно.

Валя. Скорей, мне пора. Где у тебя тут сортир?

Паша. Попудриться? Направо вторая дверь.

Валя уходит. Костя достает деньги.

Паша. Чего уж, давай все.

Паша, не считая, сует деньги в карман и уходит. Возвращается Валя.

Валя. Давай деньги-то. Тридцать.

Костя. А я отдал всё Паше.

Валя. Ну ты даешь. Ну, старик. Ты же должен был их передать мне.

Костя. Я тебе должен был их передать до праздников. А ты – старик, туда-сюда, после праздников, уезжаю, туда-сюда. Вот тебе и после праздников.

Валя. Я тебя не понимаю, старик. Не понимаю. Кому отдал? Кому? Паше? Зачем?

Костя. Он мне их давал, я ему и отдал.

Валя. Деньги-то мои!

Костя. Ну и будут твои. Сколько-то погодя. Я тебе сказал еще на выходе с работы, так и так, Валя, на меня сегодня не рассчитывай, я еду Паше отдавать деньги. Ты что сказал? Что я, в пятницу буду как отщепенец, сказал ты. И поехал.

Валя. Нет, старик, я тобой недоволен. Недоволен. С тобой происходит, я тебе не говорю, потому что ты и сам мне это неоднократно говорил, что ты падаешь все ниже и ниже.

Костя обнимает Валю.

Ну, не ожидал, нет.

Костя целует Валю.

Отвал!

Костя. Сейчас выпьем. Он принесет. Он принесет пять бутылок.

Валя. Одну я возьму домой. Нет, две. В конце-то концов.

Костя. Кто говорит? Возьми две.

Валя. Мои деньги.

Костя. Вот тут ты глубоко неправ. Пока они не твои, а просто тебе их хотели до праздников вернуть, а ты не взял.

Валя. Нет, ты не прав. Я специально сюда приехал, чтобы Паша отдал мне долг. Деньги-то ты вез? За чем же дело стало?

Костя. Все точно. Но это не значит, что именно те деньги, которые я ему вез, он должен тебе отдать. Когда сможет, тогда отдаст. А как он отдаст то, чего у него уже (смотрит на Валины часы) в данную минуту нет? Чего нет, того не вернешь. Вот я не отдал ему пятьдесят рублей, потому что их у меня не было. Отдал сорок.

Валя. Как не было?

Костя. Праздники же были.

Валя. Не понимаю отношения к чужим деньгам.

Костя. Паша перед праздником буквально всучил мне эти пятьдесят рублей: отдай Вале. Я не хотел брать, отказывал, но Паша, памятуя свою слабость и не надеясь собрать больше такую сумму, просто приехал ко мне на квартиру, и, несмотря на то что Полина его не пустила, хлопнула дверью, он звонил десятки раз. Полина с Иваном высунулись, и Паша отдал им конверт – сказал, для Кости, здесь пятьдесят рублей. Иван рассвирепел, как всегда, и крикнул, что у них такие не проживают. Но, как умный старик, он от пятидесяти рублей не отказался и при нем пересчитал даже. Раз, подумал, Паша с чего-то принес пятьдесят рублей, значит, было какое-то подсудное дело, иначе Паша бы, без суда то есть, не стал бы приносить. Я прихожу затемно, Полина спит, все спят, на столе лежит конверт с запиской, привет от Кольцова. Утром я не стал к завтраку вставать, думаю, пусть разойдутся. Они за столом мое имя не поминали, только Иван выступал все время, что Владику надо купить шубу за полсотни, как раз полсотни, денег нет, вернее, деньги есть, но у такого человека, который не постесняется у родного ребенка на зиму шубу украсть. И на питание не дает. Владик спрашивать не стал, у кого его шуба, а Света спросила. Светка все время Ивана подначивает. Таким детским голоском: дедушка, а кто у нашего Владика шубу украл? За столом воцарилось напряженное молчание, а я сплю за загородкой, подушка на ухе. Владик сказал Светке, что папа украл, а Светка не ожидала, ей надо было всегдашний спектакль разыграть. Но не тут-то было, Владик, молодец, прикрыл диспут. А то обычно Иван им задает загадку: нет, говорит, Светочка, тебе сегодня сливок и сухой колбасы для Владика, один человек твою черную икру вкупе с красной и белой на вино израсходовал. Света счастлива: кто это? Кто этот человек? А тот, отвечает дед Ванька, который вчера пришел пьяный к нам в дом. А кто к нам в дом вчера пьяный пришел, спрашивает далее Светка. Тут все молчат. Владик молчит, и торжествующая теща молчит. Полина мрачнее тучи молчит, да и дед Ванька не отвечает. Представляешь?