Людмила Петрушевская - Счастливые кошки (сборник)

Людмила Петрушевская

Счастливые кошки

Счастливые кошки

Жила-была одна девочка, которая как-то сказала:

— Счастливые эти кошки! Гуляют, в школу не ходят!

И она решила найти колдуна, чтобы он превратил ее в кошку. А колдун как раз проходил мимо и мигом выполнил желание девочки. Она тут же оказалась на полу и зашипела.

А колдун превратился в саму девочку, топнул ногой и сказал:

— Я не хочу эту кошку, фу, она противная.

И девочка-колдун взяла и выкинула девочку-кошку на лестницу, а потом и из подъезда.

Долго слышалось на улице жалобное мяуканье, но девочка-колдун упорно сидела перед телевизором и ела конфеты, и съела все конфеты, какие были в доме.

Но самая большая неожиданность случилась к вечеру, когда папа с мамой вернулись с работы.

Дело в том, что колдун в образе девочки очень заскучал и пригласил к себе в гости друзей, которые тоже явились не одни.

Короче, когда родители вошли в дом, дым стоял коромыслом, дочка пьяная сидела за столом и пела песню, обнявшись с какой-то некрасивой, немолодой красномордой тетенькой с очень черными бровями, а по квартире там и сям расположились толпами мужики и тетки с папиными бутылками в руках и с мамиными сигаретами в зубах.

Папа с большим трудом выгнал этих людей, а дочка визжала и топала ногами, крича, что у каждого должны быть свои друзья и что родители вообще жлобье, особенно же дочка ни за что не хотела отпускать свою старую толстую подругу, вопя, что без нее не будет дрыхнуть и что обалдели вы вышибать людей!

Девочка орала, мама стала ей мерить температуру, папа собирал битую посуду и окурки, короче, ночь прошла в хлопотах.

В школу девочка не пошла, мама на работу тоже не пошла, но дочь стала утром настойчиво посылать ее за бутылкой, предлагала вместе обмыть это дело, просила посмолить и хлопала маму по ногам и по бокам.

Что же касается девочки-кошки, то она провела целый день на улице под машиной, потому что, когда ей пришло в голову полезть в ближайшую помойку, то там на нее напали жуткие вороны с огромными как портновские ножницы клювами. Ночью же кошка была побита своими же кошками, когда пыталась схватить из помойки кусочек черного хлеба.

«Ну и ну, — думала кошка, сидя в задумчивости под машиной, — ну и ну».

Но тут она увидела чьи-то ноги, топтавшиеся у помойки. У ног на бумажке лежали два рыбьих хребта. И одна кошка, самая лютая из ночной смены, уже присела над бумажкой и трясла головой, завязнув зубами в костях.

Наша киска мигом выскочила, но та кошка, не отрываясь от еды, завыла, как милицейская машина.

Тем временем дядя, не зевая, схватил обеих за шкирки и сунул их в какую-то сумку. Обе несчастные ничего не могли понять, ослепли, задохнулись и замерли.

Затем дядя пришел куда надо и вытряхнул кошек на пол.

Наша киска огляделась и увидела висящие кое-где по стенам на гвоздях новенькие меховые шапки, серые в полосочку, бело-черные, рыженькие… Что-то очень знакомое было в этих шапках. На полу валялись обрезки меха, и чем-то ужасно воняло.

Под кроватью сидели еще четыре кошки, пригнувшись, и глаза их смотрели как-то врозь, задумчиво — кошки вообще много думают о своей судьбе.

Наша киска решила бежать домой при первой же возможности, найти колдуна и сорвать с него маску девочки!

И она стала вспоминать, как превращалась в кошку, это было утром, не хотелось вставать и идти в школу, мама позвала папу, и они вдвоем поднимали доченьку, а она укрывалась с головой и пиналась ногами и вдруг сказала от всего сердца: «Счастливые эти кошки! Как я им завидую!» И стукнулась два раза головой о стенку, думая при этом о колдуне.

И тут она тоже крепко угостилась головой два раза о стену, но, разумеется, ничего не произошло.

На квартире же у девочки было довольно позднее утро, мама умчалась на работу, оставив свою явно нездоровую дочь в постели, а больная малышка тут же закурила, выпила из спрятанной папочкой последней бутылки коньяк и свалилась досыпать у себя в кровати с сигаретой в зубах.

Но нельзя спать с зажженной сигаретой: пепел упал и поджег простыню, задымило, поползло пламя, а бедная больная девочка все спала, крепко держа бутылку за горлышко.

Кровать горела, а девочка (румяный ангел весь в кудрях) храпела как замотавшийся дворник, и ей снилось, что вокруг друзья и подруги, но некоторые подруги сильно дымят, потрескивают и кусают ее за руки и за ноги, чем дальше тем сильней, называется друзья! И девочка заворчала матом: «прекратите напрочь кусаться, обалдели напрочь, легкого поведения дамы».

И тут она открыла свои хорошенькие глаза с длинными ресницами и, кашляя, увидела огонь.

— Ни фига себе, — заматерилась девочка, выдоила из бутылки последний глоток и пошла к окну.

Но прыгать было высоко, и тогда девочка решила взять две простыни, связать их и присобачить к батарее, чтобы спуститься на нижний этаж. Кашляя и нехорошо ругаясь, она выглянула в окно. На улице бегал и орал народ, уже приехала пожарная машина. Но простыни не поддавались слабым детским ручкам.

Девочка выругалась злобно и превратилась обратно в колдуна, стала вязать эти простыни, которые начали рваться в руках.

Пижамка девочки при этом лопнула.

Колдун, кстати, мог превратиться в кого угодно, но спьяну он плохо соображал и не догадался стать, допустим, вороной, а то бы ворона, кашляя и нехорошо выражаясь, вылетела бы из горящего окна, держа под мышкой бутылку.

А тем временем кошка, освобожденная колдуном, неожиданно для себя вскочила на задние ноги, брякнулась спиной и с трудом выползла из-под кровати. Она была по-прежнему в своей пижаме и в халате, большое счастье.

Тут же девочка схватила дядину сумку, висящую на гвозде рядом с шапками, переловила всех четырех кошек, они не сопротивлялись, были задумчивы — и затем выскочила из квартиры в одних тапочках на снег и помчалась домой на всех парах, а кошки горестно болтались в сумке, сидя на головах друг у друга и не зная о том, что они счастливые кошки.

Итак, девочка бежала в халатике домой по снегу, вызывая интерес у прохожих, а тем временем у ее дома происходило самое интересное: из пожарной машины росла лестница, а прибывшие папа и мама девочки смотрели снизу из толпы, как пожарник с лестницы тянет руки и хочет подхватить с подоконника их собственного окна какого-то плотного волосатого мужчину, на котором из одежды имеется только половина воротника детской пижамки.

Этот мужчина посмотрел вниз на народ, на упавших в обморок папу и маму, что-то негромко сказал, выпустил из руки пустую бутылку, взмахнул волосатыми руками и взмыл вверх, увернувшись от распахнутых объятий пожарника, и на лету обратился в воробья.

Воробей этот тут же сел на крышу и завертел головой.

А девочка в халатике стояла на коленях над лежащими без памяти родителями и говорила без передышки: «Мама-папа! Мама-папа!»

Однако это был еще не конец истории, а концом можно считать тот момент, когда все трое вошли в свою закопченную квартиру, по которой летали хлопья сажи, и дочка сказала твердо:

— А можно я уже завела себе кошку!

— Хоть двух, — рассеянно отвечали папа и мама.

— Хорошо, четырех, — и с этими словами девочка вытряхнула из сумки всех спасенных — черно-белого Мишу, темно-коричневую крошку Груню, серого с белой салфеткой Томика и очень пушистую, черную с белым воротником, белыми перчатками и носочками Мусю.

Новые приключения Елены Прекрасной

Как известно, раз в тысячелетие рождается Прекрасная Елена, и в ту ночь, когда она должна была выйти из морской пены на берег, в данной приморской местности на одном из прилавков появилось зеркальце с некоторым свойством: кто отразится в нем, того перестанут замечать.

Зеркальце приготовил местный волшебник, пьяница и хвастун, который много думал ночами о судьбах мира, читал старые газеты и книги, паял, точил, клеил, смотрел на звезды и точно рассчитал время появления Елены Прекрасной.

Сам волшебник женщин не любил (так же как и мужчин), он уважал только слабых стариков, старушек и больных детей, несмотря на их капризы и скверные характеры, и вот о них-то он и заботился, сооружая волшебное зеркальце для Елены Прекрасной: как известно, если идет война, то прежде всего гибнут именно старики и дети.

А с появлением Елены Прекрасной, это тоже широко известно, каждый раз начинались долгие и жестокие войны, не говоря уже о неприятностях типа исчезновения целых народов.

И волшебник, потратив целый год, выточил из хрусталя сверкающее зеркальце, покрыл его с одной стороны жидким серебром — и не посмотрелся в него сам ни разу, а отразил (без спросу) в этом зеркале один памятник в центре города, и о памятнике забыли в тот же момент.

Он исчез, никуда не исчезнув.

Его просто перестали замечать.