Тортоделка. Истинный шедевр - Евгения Грозд
— Спасибо, — благодарно кивнул.
Караулить пробуждение моего бывшего охранника остались в больнице. Мне полагалась обработка небольших ран на лице от осколков стекла, а Ярику перебинтовывали подбитую в драке голову.
— Не думаешь позвонить жене? — Калин с интересом смотрел на меня.
— Лучше пусть увидит всё, когда вернусь. С ней сейчас Миша.
— Дементьев? — скривился следак. — А если уведет?
— Она давно уже не моя и не хочет быть ею, — проронил с горечью.
— Поэтому толкаешь в объятия другого? — вскинул вверх брови.
— Я просто отхожу в сторону, как она того хочет. Может быть, испытав в жизни объятия другого, она сможет принять верное решение.
— Герман! — мужчина повысил голос. — Ты, действительно, такой дебил или так искусно прикидываешься? Это твоя женщина! Она может тебя ненавидеть, но любить до безумия. Бабам не нужны наши нюни и благородство. Она хоть и злиться, но ей необходим владелец, обладатель и завоеватель. Вспомни, чем ты смог покорить её. Явно не теперешней благовоспитанностью. Да, ты, может, там и наворотил херни, не знаю, но на то мы и любимые их придурки. Мы делаем шаг назад и два вперёд. Идеальные принцы только в сказке, а в жизни эти идеальные благовоспитанные парни потом рогатые ходят, потому что не умеют чувствовать своих баб и начинают принимать их как обыденность.
Потерял дар речи от его тирады и, раскрыв рот, пялился на него.
— Твоя, похоже, не скучает в браке с тобой.
Калин понуро опустил голову, что-то перебирая в уме. Гримаса лица приобрела болезненный вид.
— Я был причастен к смерти родных своей жены. Сына, мужа… Я… я изнасиловал её, а после поджёг дом, в котором погибло всё, что ей было дорого. Как думаешь, почему она стала после этого моей женой?! — в шоке смотрел на него. — Потому что я не сдался, когда осознал, что натворил. Я много лет вымаливал прощение, жертвовал всем ради неё, всё время был рядом, пока она люто ненавидела, гнала и даже пыталась убить меня. Я сделал возможное с невозможным, чтобы не просто получить прощение, но и добиться её сердца. Я шёл напролом, терпя унижения и ненависть в свой адрес, но добился желаемого. Оля стала не только моей женой, но и верной подругой и до безумия любимой женщиной. Ты напомнил мне меня. К счастью, без такого дерьма за душой. Поэтому не вздумай даже выпускать любимую из рук. Борись за неё до последнего. Поверь, она этого хочет и ждёт, потому что давным-давно выбрала тебя. И всё, что она говорит сейчас — всего лишь бабская херня для набивания цены.
Последняя его фраза вызвала усмешку. Сказал, как отрезал. Мудрец, бля!
За горячей беседой не заметили, как к нам спешит главный хирургического отделения.
— Шестаков пришёл в себя, — сообщил он победно-взволнованным тоном.
Через несколько минут, одетые в стерильную одежду, возвышались над койкой пострадавшего. Интубационная трубка во рту нам не помощник. Роман водил глазами по палате и издавал нечленораздельные короткие звуки.
Калин четко и громко представился и, как можно более учтиво, огласил цель нашего визита.
— Вам угрожает опасность. Мы можем вас защитить. Вы готовы сотрудничать с нами?
Парень начал нервно елозить по постели.
— Всё хорошо. Вы сейчас в безопасности. Вы помните, что произошло?
В ответ он начал водить свободной от капельницы рукой в воздухе и выкатывать глаза.
— Карандаш с бумагой, — пришло на ум только это. — Он при всём желании нам не сможет ответить.
И я вылетел из реанимации в поисках необходимого. Нашёл канцелярию на посту медсестры. Вернулся к пациенту и с горем пополам всучил ему карандаш в ладонь, подсунул клочок бумаги.
Мужчина, уняв возбуждение, начал, не глядя, выводить на бумаге буквы:
"Где Рита?"
Сказать ему об этом сейчас стало жутко не по себе. Отступил от койки, неуверенно глядя на Калина.
— О вашей сестре чуть позже…
В ответ парень яростно застучал карандашом по бумаге, требуя немедленного ответа. Ярослав сглотнул, понимая, что разговор не клеится.
— Я сожалею. Она погибла, — скорбно проронил следователь.
Рома взвыл и замолотил рукам о кровать. Чёрт! Это нехорошо!
— Роман. Убийца вашей сестры мёртв, но не все понесли наказание. Помогите нам! Не дайте главному убийце избежать суда!
Мужчина начал хрипеть, периодически пропуская выдох. Вновь надавил карандашом на бумагу, ведя волнообразную линию, которая ушла в резкий зигзаг и оборвалась.
Модульный монитор пациента издал резкий пищащий звук. В реанимацию сразу же влетели врачи. Я успел лишь схватить бумагу с постели.
— Код "синий"!
Медики в быстром и чётком ритме завальсировали вокруг больного, а нас живо выставили за дверь.
В коридоре взглянул на бумагу, потом с досадой протянул Ярославу.
— Да уж. Это мало что нам даст. "ШИ", "МИ", "ЛИ", — Ярик, устало выдохнул и вернул мне клочок. Осел на скамейку у стены. Мне оставалось лишь понуро опуститься рядом и ждать вместе с ним.
Бригада реаниматологов покинула бокс меньше, чем через четверть часа. К нам приблизился главный хирург с сожалением на лице. Я невольно поднялся на ноги, смотря на него с угасающей надеждой.
— Чёрт! — Калин испустил звук досады и негодования, предвидя вердикт.
— Сожалею. Остановка сердца. Мы сделали, что могли, — уронил хирург и неслышно удалился, давая нам возможность осознать этот несправедливый пинок судьбы под наш зад. Опять!
Твою мать! Яростно зарычал и вписал кулак в стену.
57. Как страшный сон
ГЕРМАН
Когда ступил за порог докторской квартиры, тут же получил уведомление, что Вика спит.
— Болтали до утра, подружки? — недовольно сдвинул брови.
— Твои кости теперь белее снега, — скривился в ответ Миша.
— Главное, чтоб целы были, — буркнул я. Глянул на мирно спящую жену в положенной, по всем этикетам, пижаме. Чуть расслабился. — Как она?
— Порядок, в отличие от тебя. Что с лицом? — теперь его взгляд стал более обеспокоенным.
— Долго рассказывать, — отмахнулся.
— Я не спешу.
— Зато я спешу, — прошёл в комнату и осел возле кровати. Нежно провёл кончиком пальца по щеке жены. — Вика? — позвал, предвкушая эффект.
Моя разбитая физиономия явно взбаламутит её покой, но у меня есть неплохие новости. Надеюсь, успею их изложить перед взрывом Хиросимы.
Супруга нехотя среагировала лишь на третий раз. Потянула на себя одеяло и продрала один глаз. Кто перед ней, видимо, сообразила не сразу, а как поняла, то мгновенно вскочила.
— Герман! — тут же увидела шрамы от мелких порезов, фингал на скуле и опухшую губу. — Боже мой! Ты подрался?! Что стряслось?!
— Давай дома всё расскажу.
