Отражённым светом - Алексей Борисович Черных
Мои слова как яд змеи.
Вы твёрдым неприятьем блага
За счёт несчастий остальных,
Как лакмусовая бумага
Пометили добро своих
Соседей мёртвых и живых.
Ф.
Все земляки мои навряд ли
Достойны милости небес.
М.
Увы, не все. Но больший вес
Имеют те, кто не податлив
Искусу дармовых чудес.
И больше тех, кто не в услугу,
А от глубин своих щедрот
Участливо протянет руку
Тому, кто в горе попадёт.
Ф.
Странны порядки ваши, право!
Не мне об этом рассуждать,
Бесо́вщину своим уставом
Неловко как-то исправлять.
М.
…И не смотрите с укоризной,
Поверьте, я не людоед.
Ф.
Как говорится, только бизнес
И личных мотиваций нет?
М.
Мы негодяи по работе.
Ф.
А в жизни лапочки?
М.
О, да!
Раз вы не во грехе живёте,
Зачем мне вам желать вреда?
Прощайте, искренне желаю
Хорошей сессии сейчас.
Успехов вам не обещаю…
Но слава — это ж не для вас?
Ф. продолжает снимать. М. отходит в сторону и говорит не слышно для Ф.
А от себя я вам внакидку
Хочу уменье подарить,
Как благородные напитки
Среди отстоя находить…
И дальше голос его меняется, становится торжественным и громогласным.
А также навык заодно,
Как воду превращать в вино,
И рыбою с пятью хлебами
Всех накормить, кто рядом с вами…
Ф. (трясёт головой, словно бы просыпается после глубокого сна и говорит, будто бы М. для него не виден)
Что только не привидится порою,
Когда пьёшь кофе вместо коньяка.
И справедливость видится герою
И жизнь бесцельною не кажется пока…
А это бред, наверняка…
Возвращается к фотоаппарату.
Закрывается занавес, на котором просматривается силуэт М. Только видится он теперь как высокая фигура в хламиде с большими крыльями за спиной. Потом становится виден силуэт Ф. Он не увеличился в размере, как М., но у него тоже видны крылья. Пока ещё маленькие.
Так говорил Петрович
Поэма-пародия
Ницше. Это был большой поэт.
Однако ему весьма не повезло с поклонниками.
А.Н. и Б.Н. Стругацкие
«Отягощенные злом, или сорок лет спустя»
1
Когда Петровичу исполнилось за тридцать,
Но не дошло до сорока немного,
Ушёл из дома он и стал бродить страною,
Что до окраин самых от Москвы.
Петрович наслаждался сладким духом,
Витавшим над бурлящею отчизной:
"Даёшь в три года!" — и давал Петрович,
"Все на защиту!" — он и защищал.
Как в мелком захолустье проститутка
Познала всех мужчин своей округи,
Познали сапоги его пылищу
Великих строек всех наперечёт.
Петрович там работал, словно трактор,
С такою неестественной отдачей,
Что в ужас приходили бригадиры
И дохли со смеху все тамошние псы.
Петрович не от мира был рождённый,
На это довод был и очень сильный:
Он всей официальной пропаганде
Бездумно верил до глубин души.
Понятно даже бабушке Евдотье,
По-прежнему считавшей Землю плоской,
Что был Петрович конченным болваном,
И видно было то за километр.
Но вдруг однажды словно осенило
Петровича полишинельной мыслью:
Не всё в стране у нас благополучно,
И нужно что-то срочно предпринять.
Петрович тут же, как и был в спецовке
И в сапогах, не чищенных с рожденья,
Направился в Москву, чтоб там к ответу
Правителей зарвавшихся воззвать.
И он воззвал. Его арестовали,
А позже в дом весёлый поместили,
Чтоб меж уколами подумал на досуге
Он о глубоком смысле бытия.
Спустя какое-то несчитанное время
Петрович был отпущен на свободу
С диагнозом таким, что дерьмовозом
Его б не стали на работу брать.
Запил Петрович горькую со скуки
Или с тоски, что в общем-то не важно,
А важно то, что странные виденья
Являться стали в пьяный мозг его.
Почувствовал себя он то ль мессией,
То ль кем ещё из оному подобных,
Хотя Петрович с детства был безбожник
И бога непреклонно отвергал.
Петрович вышел на свое подворье,
Взглянул на небо и воскликнул солнцу,
Поскольку неожиданно потребность
Общения возникла у него:
"Великое светило! Разве б было
Ты счастливо, когда б ни отыскалось
Ни одного наземного объекта,
Кому ты светишь с неба день от дня?
И люди, и животные, и птицы —
Мы все тебе внимаем ежедневно,
Ждем ежеутренне тебя, благословляем
Тобою нам даримое тепло.
Взгляни! Я как пчела, что сладким мёдом
Бывает переполнена до края,
Перенасыщен мудростью глубокой.
И не смогу спокойно жить, пока
Кому-нибудь не передам крупицы
Явившихся во мне глубоких знаний.
Имея их, вовек не буду счастлив,
Коль не смогу их людям подарить.
Благослови ж мое стремленье, Солнце,
Петь мир людей". Так говорил Петрович.
2.
Поскольку он других аудиторий
Пока не знал, решил Петрович нужно
Начать с пивных, шашлычных, ну и прочих
Ему известных выпивошных мест.
Петрович говорил: "Ведь как ласкает
Красивой песней соловей сердца нам!
Но — чувствую! — он смог бы спеть поглубже,
Когда бы душу пивом усладил.
Прекрасным свойством пиво обладает:
Даёт настрой особый философский,
Ум направляет к осмысленью разных
Суперглобальных и простых проблем.
Не зря Германия в свой час явила миру
Классическую радость философий
Философы там пиво обожали,
Как и свою науку, мать наук".
И вот в одной пивной от пары кружек
Дойдя до философского настроя,
Он оглядел по столику соседа
И осторожно бросил пробный шар:
"Когда гляжу я, — начал так Петрович,
Кивнув на доходного забулдыгу,
Который допивал чужое пиво,
Поскольку на своё не заимел. —
Когда гляжу я на таких субъектов,
То не могу себе того представить,
Что человек — есть мост меж обезьяной
И суперчеловеком, что грядёт".
Сосед по столику взглянул на забулдыгу,
Кивнул Петровичу и на него уставил
Припухшие глаза интеллигента,
Пропившего последние очки.
Хотя соседа взгляд был замутнённый,
В глазах, налитых кровью, всё ж читались
Остатки там когда-то бывших мыслей,
Не вымытых от вечного питья.
Петрович, ободряемый киваньем,
Стал мысль свою разжёвывать яснее,
Что человек, мол, не венец природы,
Но эволюции срединное звено.
"Какой сверхчеловек? — сосед очнулся. —
Не тот, что будет жить при коммунизме?" —
Соседу словно с лёгким опозданьем
Слова чужие добирались в мозг.
Петровича последние рулады,
Провозглашённые сейчас с мятежной страстью,
Достигнут непременно пониманья
Соседского, но пять минут спустя.
"При коммунизме будут жить сверхлюди, —
Сей мудрый муж продолжил изреченье. —
Искусством будут заниматься всяким,
Науками и прочей ерундой.
Но только мне пока ещё не
