Джеймс Парди - Руфанна Элдер

ДЖУД: Я пытаюсь. Но послушай, Джесс, я сделал что сделал сам не зная, что на меня нашло. Нарочно я бы никогда… тебя не предал.

ДЖЕСС: Предал, да, так и есть. Но ты не только предал, но и убил меня. Как ты не поймешь. Перед тобой не живой человек из плоти и крови.

ДЖУД: Джесс, у тебя жуткое лицо, знал бы ты, каким глазами ты на меня смотришь. Твой вид, твой взгляд, я такого не вынесу.

ДЖЕСС: А я не могу вынести того, что ты погубил мою помолвку. Ты разрушил до фундамента мою жизнь, мое существование, все это потеряло всякий смысл. Все эти годы я жил только ради одного — стать мужем, стать возлюбленным супругом Руфанны, которая должна была меня ждать, пока во имя Христа мы не воссоединимся в… (почти не слышно) священном браке. На веки вечные. Ибо мы были мужем и женой еще прежде, чем родились, прежде, чем возникло само время. О, я знаю, что это истинная правда.

ДЖУД: О, Джесс, ты должен меня простить, не смотри на меня таким взглядом. Словно ужасный библейский вершитель отмщения.

ДЖЕСС: Я и есть он. Это я и есть.

ДЖУД: Ночью ты сказал, что любишь меня.

ДЖЕСС: Я не солгал. Я люблю тебя. И эта любовь дает мне право тебя покарать. Ты называл меня Отцом, не так ли? Отец может наказать своего непослушного сына.

ДЖУД: Но ты ведь не сделаешь мне ничего плохого?

ДЖЕСС: У меня нет отца. Неужели ты не понимаешь, до какой степени я одинок? Неужели не понимаешь, что теперь у меня нет не только отца, но ни невесты. И все это дело твоих рук.

ДЖУД: Но ведь тебе не чуждо милосердие, жалость… Прошу тебя, прости меня ради моей любви к тебе. Ну, скажи как мужчина мужчине, разве я такой уж дурной?

ДЖЕСС: Ты сам огласил свой приговор. Ты назвал себя мужчиной. Ты стал мужчиной, ибо дал моей невесте познать мужскую любовь. (достает пистолет)

ДЖУД: Нет, Джесс, подумай о Руфанне! Пощади меня ради нее! Подумай, ну…о, подумай…

ДЖЕСС: Я больше не буду раздумывать, слышишь? Раздумья меня тоже убили. Джуд, ты не только разрушил мою жизнь, но и уничтожил сам ее смысл. Расстегни рубашку, я хочу видеть твою белую грудь, белую грудь с бьющимся там сердцем, которую ты распахнул Руфанне. Давай. Живо!

ДЖУД: (снимает рубашку и касается того места, где сердце) Тогда стреляй, Джесс, ведь я не хочу жить без твоей любви. Я не желаю жить. Вот оно, вот здесь. (указывает на сердце.)

ДЖЕСС: (Стреляет в Джуда три раза. Потом падает на колени.) Я же убил ангела. Господи Иисусе, где бы ты ни был, взгляни вниз. (подходил к телу Джуда, кладет ладонь ему на глаза и закрывает их) Какой он простой, шаг в вечный покой. Теперь он уже не будет страдать от бессонницы. О, Джуд, я тебя тоже любил. Любил… как пропиталась кровью вся его рубашка, как окрасилась алым цветом смерти. (подносит окровавленную рубашку к губам и целует) И до чего белая теперь у него грудь, она стала еще белее, чем когда Руфанна его любила. Но как она теперь тиха. Послушать только! Ни звука, ни единого удара. Кровь его еще не остыла, но сердце сковал холод, а грудь белее самой смерти. Я отнесу эту рубашку Руфанне. И вскоре (направляется к двери, убирая револьвер обратно в карман) вскоре усну тем же сном. (оборачивается) Прощай… прощай же, (выходит) Джуд.

Свет гаснет

Свет загорается, и мы видим дом Руфанны с белыми колоннами, построенный в ярко выраженном неогреческом стиле. Руфанна сидит на крыльце в большом деревянном кресле. Она смотрит куда-то отсутствующим взглядом. Вскоре появляется Джесс. Через руку у него перекинута окровавленная рубашка Джуда.

ДЖЕСС: Не думал, что ты вспорхнешь так рано, Руфанна. Доброе утро!

РУФАННА: Для визитов еще тоже слишком рано, тебе не кажется?

ДЖЕСС: Но ведь ты не спишь… и я тебе кое-что принес.

РУФАННА: Я всю ночь не спала. Не сомкнула глаз ни на секунду. Наверное, из-за небывалой жары.

ДЖЕСС: Нет. Просто она бродит у нас в округе. Бессонница. Я от всех о ней слышу.

РУФАННА: (резко) Тебя послушать, она заразна.

ДЖЕСС: Думаю, что с этого дня все мы будем спать лучше. Вот, Руфанна, встань и прими мой подарок.

РУФАННА: Знаешь, мама была бы недовольна, что ты приходишь сюда в такой неподходящий час.

ДЖЕСС: Тогда поднимись скорее, прошу тебя, ведь времени у меня немного.

РУФАННА: Хорошо, подожди, я надену свитер. Кажется, с запада вдруг потянуло холодным ветром.

ДЖЕСС: (сам себе) Ветром. Я совсем его не чувствую. Я не чувствую… вообще ничего. И все же это надо сделать. (Накрывает ладонью лежащий в кармане пиджака револьвер.)

РУФАННА: (застегивает пуговицы на свитере, не сводя с Джесса очень встревоженного взгляда) Что с тобой, Джесс? Ты весь… такой измученный и на пределе нервов.

ДЖЕСС: Да, я себя измучил. И мне есть отчего быть на пределе нервов. (протягивает ей окровавленную рубашку.) Вот, держи.

РУФАННА: (с тревогой) Что это?

ДЖЕСС: Это рубашка, принадлежавшая Джуду. Да, Джуд, так его звали. Твоего любовника. Любовника ребенка. Того, кому ты отдала свое самое больше сокровище. Того, кто поставил на моей помолвке крест… Я убил его. Вот его рубашка в его же крови. Забирай.

РУФАННА: (отпрянув назад, сжавшись от ужаса) Джесс, ради всего святого. Богом тебя заклинаю. Скажи что это неправда.

ДЖЕСС: Ты должна ее принять. Ибо это ты обрекла его на смерть. Ты позволила ему погубить мою помолвку. За это он поплатился жизнью. (Силой дает рубашку ей в руки.)

РУФАННА: Я сейчас сойду с ума. Скажи, что это неправда.

ДЖЕСС: (достает револьвер) Но все же я хочу, чтобы ты жила, Руфанна.

РУФАННА: (боясь, что он ее убьет) Нет, нет, умоляю, Джесс, не надо.

ДЖЕСС: Отбрось страх, Руфанна. (Отводит от нее дуло, направляя его в землю) Я хочу, чтобы ты жила. Жила и помнила нас обоих — Джуда, которого ты, как и меня, предала, и Джесса, который очень скоро окажется вместе с ним в царстве мертвых, Джесса, с кем ты разорвала обручение, чтобы отдаться душой и телом ребенку.

У Руфанны, сжимающей в руках рубашку, вырывается крик.

ДЖЕСС: Поцелуй эту залитую кровью рубашку или я убью и тебя. Целуй, слышишь, кровь твоего любовника.

Руфанна словно в бреду целует рубашку, держит, прижав к лицу и свет ее глаз меркнет.

Джесс стреляет себе в грудь, падает, извивается.

РУФАННА: (убирает рубашку от глаз и роняет из рук) Иисусе милосердный, нет! О, я сойду с ума, я сейчас обезумею. Я уже безумна. Я не могу поверить, я не верю, не верю. (Опускается на колени рядом с Джессом) О, возлюбленный мой. Ты слышишь меня, Джесс? Слышишь мой голос? Джесс, послушай меня, если слышишь. Я никогда по-настоящему не любила маленького Джуда. Да, я предала тебя, но не по своей воле. Джесс, ты слышишь, я любила только тебя. Джесс, Джесс… Нет, это уже ясно, я знаю, он не слышит. Он в царстве мертвых, так он сказал. О, Джесс, позволь, не запрещай мне больше. Джесс, Джесс, дай тебя поцеловать. Губы его еще теплые, но сердце страшит тишиной. Сердце страшит тишиной… а со мной — что стало со мной? Мне кажется, что минула тысяча лет. Две тысячи! Все вокруг погрузилось для меня в безвременье. (Приподнимает тело Джесса, прижимает к груди, покачивает) Времени больше не стало, это конец времени.

Свет гаснет

ДОКТОР УЛЬРИХ: (слегка вздрогнув, возвращается после своего самозабвенного рассказа к действительности) Вот такая история, насколько я смог всю ее воскресить в памяти. (Замечает, что она вызвала у Джека Палмера несколько необычную реакцию) Что с тобой, Джек?

ДЖЕК: (начинает отходить от забытья собственных мечтаний) Вы меня как будто заколдовали, доктор, по-другому не скажешь. Поразительно, пока вы рассказывали, а я слушал, Руфанна стала для меня, поверьте, реальнее любого из людей, которых я встречаю и знаю! Вы вдохнули в нее жизнь, доктор Ульрих!

ДОКТОР УЛЬРИХ: Только благодаря тому, что ты такой чуткий слушатель. Право же, я бы говорил и говорил с тобой до глубокой ночи.

ДЖЕК: Но доктор Ульрих, это же не конец ее истории! Не может быть, чтобы это было всё! Ведь Руфанна — помните, я говорил, что тоже видел ее незадолго до смерти — продолжала жить!

ДОКТОР УЛЬРИХ: (с грустью) Жить, Джек? Грезить наяву, так будет правильнее. Да, грезить! Ты, наверное, знаешь, что я всегда любил хорошенько прогуляться на своих двоих. Вечерний гуляка, так меня у нас прозвали. Вон идет наш вечерний гуляка, кричали, чуть меня завидят! Как бы там ни было, после событий, которые я тебе перечислил, каждый день, ближе к вечеру, закончив с последним пациентом, я отправлялся пройтись мимо дома Руфанны. Она всегда, если только погода не обещала быть слишком ненастной, сидела у себя на крыльце, на стуле под сенью колонн ее особняка, что был построен еще до Гражданской Войны. И всегда, Джек, голову ее украшала корона!