Константин Тренёв - Любовь Яровая
Елисатов. Господа, продажа свободных участков будущего курорта «Аркадия» заканчивается. Идут в продажу последние участки.
Первый господин. А позвольте взглянуть на план, где именно мой участок?
Елисатов. Извольте. Вы на месте были? Так вот — огромное здание курзала.
Первый господин. Это где сейчас густой бурьян?
Елисатов. Нет, это где сейчас свалки, прекрасно удобрено.
Первый господин. Хорошо, за мной, пожалуйста, извольте задаток.
Закатов. Я бы хотел ещё один участочек в первом ряду.
Елисатов. К сожалению, это последний.
Матушка. Господи! Как же так?
Елисатов. А вы возьмите, матушка, во втором. Чудный участок! Вот. Рядом с будущим фонтаном грёз. А на первый — вот вам запродажная.
Закатов. Учиняй, мать, расчёт.
Матушка даёт Елисатову деньги, получает бумагу. Подбегает второй господин.
Второй господин. Господин Елисатов! Для меня оставлены два участка?
Елисатов. Ни одного, господа. Продажа участков на будущем курорте «Аркадия» закончена. (Свёртывает план. Прячет деньги.)
Второй господин. Но ведь я же за родину живот кладу!
Елисатов. Все мы живот кладём. В крайнем случае есть каракуль, крупа, только оптом.
Третий господин. Итак, барон, дело сделано: за ваш петербургский особняк имеете мою крымскую дачу и пять фунтов сахару.
Барон. Позвольте, а костюм? И потом, чтобы не монпансье, а именно сахар!
Из павильона выходит Панова, за ней заметно выпивший Малинин.
Панова. Вот луна всходит. А я не могу уж мечтать. Русская луна… Такая же, кажется, грязная, заплёванная, как и земля…
Малинин. Ничего, мы её вычистим и вернём вам ещё круглее.
Панова. Благодарю вас. А вы когда круглый дурак: пьяный или трезвый? Не сердитесь, это я на свой счёт. Вот и выпила, а дура. А раньше я была умна. Это оттого, что я так дурно одета. Дурно одетая женщина не может быть умной.
Малинин. Павла Петровна, верните мне жизнь, и я одену вас, как царицу.
Панова. Верните мне жизнь, а я сама оденусь… как Панова.
Малинин. Как Пава, Павочка…
Панова. Полковник, забываетесь.
Малинин. Нет-с, я и во сне не забываю, что я полковник и — жандармский.
Вбегает дирижёр танцев.
Дирижёр. Господа, танцы продолжаются! Ле кавалье, ангаже ле дам! (Пробегает.)
К Пановой подскакивает офицер.
Офицер. Павла Петровна, прошу! (Уводит её на танцы.)
Малинин побежал за нею, но его остановил подошедший Яровой.
Яровой. Полковник! Малинин!
Малинин. Я.
Яровой (тихо). Продолжайте здесь веселиться, но прошу держаться настороже.
Малинин. А что, напали на след убийц?
Яровой. Как сказать…
Малинин. Но зачем им именно полковник Кутов понадобился?
Яровой. Загадка! В портфеле что-то искали.
Малинин. Но портфель подброшен и все бумаги целы.
Яровой. Пока определённого ничего сказать не могу.
Малинин. Но до чего обнаглели! Надо сегодня же ответить: утверждение приговора получено, и жегловцев надо на рассвете же по бульвару развешать.
Яровой. Да, Кошкин именно этого и ждёт.
Малинин. Кошкин далеко.
Яровой. Кошкин здесь.
Малинин. То есть как — здесь?
Яровой. В городе. И думаю, с Кутовым — его дело.
Малинин. Так-так.
Яровой. Кошкин что-то готовит. Какой-то узел завязывается, а концов не поймаешь. Мы с ним сейчас гоняемся друг за другом по заколдованному кругу. Но я ему капкан под ноги бросил.
Малинин. Какой капкан?
Яровой. А такой, в который все они этой ночью попадутся. Дайте мне только гарнизон немедленно.
Малинин. Да, пожалуйста! За такую добычу!
Яровой. С фронта что?
Малинин. После тревожных дневных сведений — ничего.
Яровой. Как тревожных? Мы же Глобу взяли в мешок.
Малинин. Это корректурная ошибка. Читай: Глоба нас взял.
Яровой. Вот как… Смотрите же, быть начеку. (Уходит.)
Расталкивая встречных, бежит Марья. Толкнула Малинина.
Малинин. Я те, дура старая, толкну!
Марья. К грецу! Сёмку люди видали.
Крики ужинающих на веранде.
Голос. За здоровье августейшей царствующей фамилии!
Марья. Чтоб ты ею подавился!
Голоса. Ура!
Малинин. Что ты, бабка, сказала?
Марья. А что я сказала? Ничего я не сказала.
Малинин. Эй, патруль!
Марья. Что я сказала? Только и сказала одно слово: «Чтобы её не скушал!»
Малинин. Кого — её?
Марья. А я знаю, что там кушают?
Малинин. Скушаешь у меня шомполом. (Подошедшему Семёну.) Взять её!
Семён. Ма… мам… мамаша!
Марья. Ой, кто ж это?
Семён. Это я, Семён Скопцов! Здравствуйте, маманя! (Целует её.)
Марья. Ты?.. А глаз где? Сукины же вы сыны… чтоб вам так легко дыхалось, как я вас ищу! Чтоб вам так на том свете…
Малинин. Ну, счастье твоё, что сын инвалид. (Уходит в павильон.)
Марья. Чтоб твоему сыну такое счастье. А Гришка где?
Семён. Сам его ищу, маманя. Под землёй найду! Я с его получу. И пару коней, что загнал, и сто восемь пудов пшеницы, что он в земле откопал. Всё хозяйство верну. Под землёй найду. Я из его по жилочке коней вытащу, пшеницу по капле крови выточу.
Марья. Да он, чай, в могиле!
Семён. Найдём и в могиле. Все концы сыщу, а своё трудовое верну. Он, бандит, где был, когда я потом-кровью наживал? По былочке откладывал. Грамотный, у купца на лёгких хлебах! Да сам же купца к стенке! Да родного брата грабить! Я двадцать лет бился, а он в одну ночь решил.
Марья. Аспиды вы! Один глаз остался.
Семён. Ништо. Я ему оба закрою.
Марья. Ну, не клятые ж! Пойдём, лепёшек испеку.
Семён. Нельзя, я в наряде.
Марья. Так я сюды принесу. Один глаз. Как я тебя кривого женить буду! (Уходит.)
Проходят в тени Любовь и Колосов.
Любовь. Чего же ждать?
Колосова. Кажется, в эту ночь. Есть признаки подготовки к казни.
Любовь. То есть?
Колосова. С вечера в тюрьму введён отряд. А Чир у себя поминальную кутью варит и на «последнее целование» ирмосы поёт. Это всегда перед казнью. (Уходит.)
Любовь. Ступайте скорей, сообщите Роману. Буду ждать указаний за школой.
С веранды сходят Фольгин и Елисатов.
Фольгин. Господи! Спасение только в гуманных законах!
Елисатов. Что же вы кричите?
Фольгин. Только законом можно остановить реакцию.
Елисатов. Реакцию как раз незаконно останавливать: она противодействие, равное действию, и должна остановиться только там, где велит закон природы.
Фольгин. Народ её остановит.
Елисатов. У народа как раз сейчас стихийная реакция. (Расплачивается с лакеем и сходит с веранды.)
Навстречу Горностаев с колотушкой.
Добрый вечер, профессор.
Горностаев. Добрый вечер.
Елисатов. Вы что это?
Горностаев. Что я — по оружию видите. А вы что?
Елисатов. Я безоружный. Беречь нечего: нищ!
Проходит Закатов.
Закатов. Блаженны нищии, яко тии наследят землю.
Елисатов. Пусть другие наследят. Моё дело было — продать. А что же ваша торговля?
Горностаев. Кончена. Жена магазин и всё дело на себя взяла. Меня за кусок хлеба в сторожа Дунька определила. Господа, какое прекрасное время для языка! Он приобретает первозданную буквальность. Магазин жена на себя взяла — буквально. Вот она! Кусок хлеба мне — тоже буквально… Вот он!
Фольгин. Представьте, верно! Меня сегодня выгнали на улицу — тоже буквально. Вселили в комнату двух сыпнотифозных. Доктор сказал: если заражусь, с моим сердцем — верная смерть. А они оба в бреду, в грязи, вши…
