Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич
И о х и м. Сколько себя помню, каждый раз — только соберусь, обязательно кто-то помешает…
К в а л и ф и к а т о р (унося Маргариту). Долго собираешься…
И о х и м (после паузы, безнадежно, но с облегчением). А с другой стороны, как гора с плеч свалилась… Что бы я делал с нею в той спаленке?..
X
Кабинет Лютера. Вечер. Э л ь з а готовится ко сну и вдруг замечает Г у с о в с к о г о.
Э л ь з а (испуганно). Кто вы? Как вы сюда попали?..
Г у с о в с к и й (падая на колено). Сеньора, ради всех святых, не пугайтесь!
Э л ь з а. Не подходите, я закричу!
Г у с о в с к и й. Лучше не надо! Я полгода ищу с вами встречи. Я не могу больше. Я люблю вас! Это ожерелье…
Эльза немеет от восхищения, а Гусовский тем временем встает с колена и надевает ей на шею дорогой подарок.
Э л ь з а (таинственно). Сюда может войти Мартин… мой дядя.
Г у с о в с к и й. Дядя выступает перед народом, а это надолго.
Э л ь з а (оглянувшись). И все-таки нам лучше…
Г у с о в с к и й. Я согласен… Осторожность не помешает…
Оба исчезают за портьерой.
XI
Суд инквизиции. За столом и н к в и з и т о р, е п и с к о п и с е н а т о р. Перед столом к в а л и ф и к а т о р и п и с е ц. Н у н ц и й прохаживается за плечами судий.
К в а л и ф и к а т о р. Следствие подтвердило все обвинения, входящие в состав еретических положений. Оба подсудимые жили в еретической Праге, имели сношения с еретиками, слушали проповеди богомерзкого Мюнцера, состояли в тайной связи с Лютером. Оба уличены в святотатстве и печатанье книг.
Н у н ц и й (прерывает). Хотел бы напомнить святому судилищу слова его святейшества папы: «Мы требуем, чтобы народы вечно оставались покорными власти священников и царей. Необходимы костры. Прежде всего необходимо уничтожать ученых. Необходимо положить конец книгопечатанию». Славянскому, разумеется, книгопечатанию.
К в а л и ф и к а т о р. Преступления, совершенные подсудимыми, позволяют святому судилищу отлучить их от церкви, а городскому суду (смотрит на сенатора) тринадцать раз сжечь на костре.
С е н а т о р (все время что-то жует). У нас и после одного сожжения не воскресают.
Н у н ц и й. Да предстанут еретики перед святым судилищем! Да совершится суд праведный! Но учтите, что он мне нужен не только осужденный, но и немного живой. (Уходит.)
П а л а ч и д в а с т р а ж н и к а вводят С к о р и н у и О д в е р н и к а.
И н к в и з и т о р. Фамилия, имя?!
С к о р и н а. Франциск, сын Скоринин.
И н к в и з и т о р (Одвернику). Твое?
О д в е р н и к. Невелика честь знакомиться. Так что не будем тыкаться — вместе свиней не пасли.
Е п и с к о п. Покорись, раб божий, господь милостив.
И н к в и з и т о р (зло глянув на епископа). Надо думать не о милосердии господнем, а о послушании ему. (Палачу.) Допрашивать до тех пор, пока не появится желание познакомиться. (Квалификатору.) Зачитайте постановление святого судилища.
К в а л и ф и к а т о р (зачитывает). «Мы, божьей милостью инквизиторы святого судилища, внимательно изучив материалы дела, возбужденного против еретика, не пожелавшего назвать имени своего, и учитывая, что он путается в своих ответах…»
О д в е р н и к. Путаюсь?.. Я же еще даже имени своего не назвал…
К в а л и ф и к а т о р. «…и что имеются все достаточные доказательства его вины, желая услышать правду из собственных уст его и с тем, чтобы больше не оскорблять уши судий его, постановляем и решаем применить к упорному еретику пытки».
С к о р и н а (к судьям). Остановитесь, молю вас!
О д в е р н и к. Брось, Франциск. Тебе ли просить их?! Не видишь разве, как черные вороны, паленого мяса ждут?..
Стражники берут Одверника под руки, а он неожиданно бьет их лбами и бросает на стол святого судилища. Палач опускает цепь на голову Одверника.
С к о р и н а (подхватив падающего). Юрий!..
О д в е р н и к. Ничего, братка! Жили мы с тобой одной жизнью, смерть у каждого будет своя.
Палач вытаскивает Одверника. За ним выходит писарь. Стражники становятся за спиной у Скорины.
И н к в и з и т о р. Поклянитесь, что будете говорить только правду.
С к о р и н а. Я и без клятвы не обману вас.
И н к в и з и т о р (квалификатору). Зачитайте текст клятвы.
К в а л и ф и к а т о р (зачитывает). «Я, Франциск, сын Скоринин, в науках вызволенных и лекарстве доктор, клянусь и обещаю до того времени, пока смогу, преследовать, разоблачать, содействовать аресту и доставке инквизиторам еретиков любой осужденной секты, им сочувствующих, им помогающих и защищающих, а также всех тех, о которых я знаю или думаю, что они еретики, в любой час и всякий раз, когда выявлю их». Подписывайте!
С к о р и н а. Выбирайте, господа судьи: или мою правду, или мою смерть. Этой отвратительной клятвы не подпишу.
Е п и с к о п. Работа в пользу святой инквизиции облегчила бы ваше положение.
С к о р и н а. Хватит святой инквизиции и той позорной работы, которую выполняет в ее пользу ваше преподобие.
К в а л и ф и к а т о р. Подписывайте!
С к о р и н а (твердо и категорично). Выбираю смерть!
И н к в и з и т о р. Смерть — это просто, только до нее не так просто дожить.
С е н а т о р. Пока палач занят, пусть бы он назвал нам своих духовных наставников.
С к о р и н а. Всех назвать или основных?
И н к в и з и т о р. У нас есть время. Перечисляйте и основных, и всех.
С к о р и н а. Первый — дьячок Мефодий из Полоцка.
С е н а т о р. Вот уж поистине, какие учителя — такие и ученики.
С к о р и н а. Не спешите, сенатор. Среди моих учителей был не только дьячок полоцкий, но и король датский, у которого я имел честь служить секретарем. Среди учителей любимых я назвал бы Аристотеля и Авиценну, среди основных — Сенеку и Цицерона, Галена и Гиппократа. Добрыми советчиками были мне Платон и Птолемей. Сегодня сердце мое принадлежит Франсуа Рабле и Эразму из Роттердама, Томасу Мору и…
И н к в и з и т о р (перебивает). Не очень ли велико у вас сердце, чтобы вместить целый сонм еретиков?
С е н а т о р. Не нашлось ли в нем места для Яна Гуса и иных богоотступников, отлученных от церкви и сожженных на костре?
С к о р и н а. Сердце человеческое способно вместить весь мир.
Е п и с к о п. Суд ждет от вас раскаяния и только потому терпеливо выслушивает ваши дерзкие заявления.
С к о р и н а. О раскаянии мы с вами не договаривались.
И н к в и з и т о р. Договоримся, как только палач освободится.
С е н а т о р. Кажется, вы были в Италии. С какой целью?
С к о р и н а. Разве можно обойти край, слава которого гремит университетами Болоньи и Сиены, Падуи и Флоренции?
И н к в и з и т о р. Слава Италии в славе его святейшества папы!
С к о р и н а. Папы смертны. Слава же Италии в бессмертии Данте Алигьери и Микеланджело Буонарроти, Леонардо да Винчи и Рафаэля Санти, Петрарки и Боккаччо, Джорджоне и Тициана.
С е н а т о р. Невероятно, что он плетет?!. Заткните ему глотку!
С к о р и н а. Нет, господа, невероятно как раз то, что Италия породила не только титанов разума и мудрости, но и костры инквизиции… Италия слушала неистового Савонаролу и вольнодумного Помпонацци. В Италии нашел свою альма-матер Николай Коперник.
И н к в и з и т о р. Вы и Коперника считаете умником и мудрецом?
С к о р и н а. Мне всегда счастливило на встречи с умными людьми.
Е п и с к о п. Выслушав вас до конца, мы, видимо, не сможем этим похвастаться.
Появляется н у н ц и й.
С е н а т о р. Поистине достойный ответ. Я, как и вы, почтеннейший отец, не могу похвастаться, что встречал много умных людей.
С к о р и н а. «Пятьдесят лет живу я на свете, лет
