Записка госпоже Нерукавиной - Игорь Николаевич Крончуков
– Чувствую, что что-то впереди, тайное ждет, сны плохие снятся непонятно к плохому или к добру. Милон, я ведь тебя совсем не знаю, а будто бы знаю век.
Милон еще с полчаса просидел в палате у госпожи, дальше он не видел ничего, что его вокруг окружало. Он шел по улице, сам не зная куда, за подворотней его ждала карета, пока он шел, она на какое-то время проследовала за ним. Затем обратно уехала в казарму. Твардовский все также сидел на троутаре и что-то крикнул Милону вслед, тот его не слышал, наконец Милон остановился, склонив голову.
Твардовский долго наблюдал за ним, Милон был не в нашем мире, он словно умер после встречи с Нерукавиной. Все его идеалы, целеустремленность, смысл жизни исчезли в один миг, он почувствовал полное одиночество и все говорил шепотом:
– Выхода нет. Ни там, ни тут его нет. Милон еще долго стоял на одном месте, Твардовский наконец встал что-то крикнул ему, плюнув в его сторону направился на свою квартиру. Милон всю ночь бродил по городу, пока не пришел домой и не свалился на диван.
14
В квартире Твардовского находился Макрат, он только-только сбежал из города, но пришлось вернуться, так как забыл те самые патенты и что бы если вдруг будет обыск не подставлять своего хозяина. Он, рискуя всем, жизнью, свободой искал патенты, которые так были важны для комиссара. Отковыривая с пола доску, пригвозденную крепко он достал небольшую котомку, в дверь постучали, Макрат перестал шевелиться. Постучали еще раз шаги стали удаляться, но из рук Макрата выпала доска, шаги приблизились снова, в дверь вломился блондин с усами в синем костюме с английской тростью и резко наставил револьвер на Макрата. Макрат поднял руки вверх.
– Что Вам нужно? У меня ничего нет.
– Патент-с, мне нужны они или иначе мне придется Вас убить. – Макрат замешкался. – Ну же, решайтесь!
– Они у меня не здесь, они спрятаны.
– Как хотите! – зарядил тот пистолет.
– Хорошо-хорошо! Они здесь! – Макрат протянул котомку неуверенно, сам думал правильно ли это сделал, тот в свою очередь достал из котомки патенты и разорвал их в клочья
– Гражданин Макрат, прощайте! – и выстрелил в Макрата.
Макрат упал, тот удалился. Через пару минут, пришел Твардовский, увидев умирающего Макрата, он бросился к нему:
– Макрат! Макрат! Мне одиноко, почему ты меня оставил? Мне больно.
– Не вези меня в больницу, не хочу гнить в тюрьме. Не вези, Андрей. Я ведь ради тебя сюда вернулся, а смотри, что вышло.
– Макрат, не покидай меня снова!
– Прости Андрей, прости! Изо рта его хлынула кровь, веки закрылись, он умер. Твардовский прижал его к себе, громко ныл, он понимал и ничего на себя не приобрел, а лишь многое потерял. Он долго еще сидел у тела Макрата, собрав вещи впопыхах, на теле оставил деньги и записку:
«Это деньги на его похороны, похороните его как подобает.»
А кто же оказался тот господин, некто мистер убийца, никто иной как Сергей Сергеевич тот самый муж младшей сестры Любовой, некто писатель, который казалось был странный человек. Он работал в секретной службе, у которой были решения проблем изощренным способом. Всем он говорил, что писатель, когда еще был солдатом у богатых родителей и война сделала из него убийцу и приходя домой младшая сестра Любова даже и не подозревала, что ее дорогой муж в очередной раз запачкал руки, убив человека.
15
На дворе уже была зима, много времени утекло, где-то уже два месяца так и казалось, что мир весь превратился в белое покрывало. И люди были одеты в черные и серые тона, дополняли тем самым зимнюю картину дом Нерукавиных покрыло белыми хлопьями, а сад превратился в нечто иное как в белые холмы, которые и окружали весь дом. С крыльца вели две тропинки, одна вела в дом, а другая даже не в сад, а в далекую страну белых холмов. На скамейке опять грустил Нерукавин Петр Афанасьевич, он был одет довольно таки тепло и декабрьский мороз лишь трогал его щеки. Он вглядывался в щель сквозь зимний сад там он увидел проезжающие мимо кареты и много знакомых и незнакомых людей. В последнее время он стал очень часто на это место ходить, днем он смотрел на художества зимы, вечером на звезды и искал где бы увидеть звезду, которая наконец упадет. Нерукавин сидел в безмолвном забвении, вспоминал жизнь свою былую, от каких-то воспоминаний становилось тепло, от каких-то жутко и даже страшно. Подолгу он мог сидеть на месте этом, но его ждали дела домашние и дела по работе, в этом месте он не думал, о мире печальном, о мире материальном, он уходил ото всего этого, получал какое-то странное наслаждение.
«Ведь скоро день рождения…» вспомнил он вдруг, «Дожить бы еще…» – смеялся он про себя и про свои мысли. Наконец Нерукавин почувствовал жажду и холод, взял в руки трость, которую он стал таскать с собой совсем недавно, с глубокими мыслями шел он домой. Только открыл дверь пошел снег, обернувшись он подумал, как же все-таки хороша зима, войдя в дом, закрыв за собою дверь.
16
С той зимы прошло уже лет пять. Время как известно не будет стоять на одном месте, оно идет от начала и до конца и снова начинается. Весна меняет на лето, затем осень, зима и как известно весна. День сменяет вечер, затем ночь, утро и снова день. Люди рождаются, люди умирают и так уже прошло пять лет. Новые дома стали строить в этом городе, город стал процветать и в промышленности, и в индустрии. Построили железную дорогу и именно по ней ехал кучер Петрович. Ныне он уже не был кучером. Нерукавин пристроил Петровича к себе на фабрику и давал различные поручения и сейчас он ехал из города «А» в город «Д». Одна из остановок длилась двадцать минут и на одной из этих остановок он вышел из вагона подышать свежим воздухом, теперь он уже не был старой забулдыгой так и норовящей попросить на водку, теперь он был из господ. Индустриализация сделала свое дело, теперь он был Александр Петрович, на остановке он встретил старого знакомого почтальона Федора Ивановича, ныне он уже не был почтальоном, вел чуть ли не крестьянскую жизнь, был женат, разводил свиней, коров и прочее.
– Здарова, Петрович! – протянул руку Федор Иванович.
– Здравствуй, друг! – не смотря на свои достижения бывший кучер о них не сразу признался.
–Ну как ты хоть живешь?
– Да вот у Нерукавина работаю.
– Петрович, да я знаю, кучером. Бывал да только смотрю, одежда на тебе дивная.
– Эх, Федор, так ведь сейчас то я не кучер, я на машинке
