Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв
Рабочие места бастующих арабов тут же оказались заняты евреями, вновь прибывшими на поиски Земли Обетованной. За один день тысячи евреев стали каменотесами, кузнецами, матросами...
Но палестинские арабы не остались в одиночестве. Муфтий объявил священную войну, и по его призыву в Палестину хлынули люди из Трансиордании — королевства Абдаллы, из Ирака и Сирии. Британцы не стали медлить с ответом, направив в Палестину новые войска.
— Я должен поговорить с Омаром, — сказал Луи Мухаммеду.
В тот же день Луи появился в Саду Надежды, а когда стемнело, отправился в дом Мухаммеда. Дина обрадовалась его приходу.
Однако Мухаммед отклонил просьбу Луи.
— Даже не знаю, — сказал он. — Боюсь, что сейчас не лучшее время для твоих визитов к Омару. Если об этом кто-нибудь узнает, у тебя могут быть проблемы.
— Но я просто хочу поговорить с ним... Вы хоть понимаете, что происходит? Если фанатики расценивают дружбу арабов с евреями как измену — что же произойдет, когда забастовка закончится? А она должна закончиться рано или поздно. Я не хотел пробираться к тебе ночью, как презренный вор, и мне нет дела до того, что мое присутствие может оказаться для тебя опасным. Я знаю, что Дину осуждают за дружбу с Касей, Руфью и Мириам... И что Айша постоянно ругается с соседками, защищая Марину.
— Мы, арабы, тоже от этого страдаем, — ответил Мухаммед. — Думаешь, я не понимаю, что нас ждет, когда забастовка закончится? Мы останемся без работы, наши рабочие места уже заняты. Я знаю, что Иеремия уже нанял для работы в карьере группу немецких евреев. Никто из них понятия не имеет о ремесле каменщика, ни один в жизни не держал в руках кайло или молоток, однако их туда взяли, и так все и останется. А мы умрем с голоду.
— А чего же ты хотел? — усмехнулся Луи. — Или ты в самом деле думал, что мы будем сидеть сложа руки? Что мы позволим нашим садам засохнуть на корню, что наши магазины тут же закроются, а предприятия обанкротятся? Неужели вы не понимаете, что муфтий ведет страну к катастрофе? Ему-то наплевать, для него самого ничего не изменится, когда забастовка закончится, ведь он богат. А что будет с другими?
— Не бывает достижений без потерь, — угрюмо ответил Мухаммед.
— Только сумасшедший мог вообразить, что вам под силу одолеть Британскую империю, или что евреи останутся в стороне. Мы и так слишком долго склоняли головы перед царем. Ты знаешь нас, Мухаммед. Знаешь, что мы пришли на землю своих предков. Здесь мы останемся и никому не позволим разрушить созданное. У арабских и еврейских тружеников одни и те же цели; нам нечего делить.
— Ты говоришь, как большевик!
— Я говорю, как твой друг. Так ты поможешь мне встретиться с Омаром Салемом?
— Хорошо, я поговорю об этом с Юсуфом, он собирался зайти завтра вместе с Айшой и детьми.
— Я задержусь на несколько дней в Саду Надежды.
Едва Луи ушел, Дина спросила у сына, когда закончится забастовка.
— Не знаю, мама, не знаю.
— А как же нападения на евреев? — Сальма, кроткая Сальма, верная и преданная супруга, посмотрела на мужа, и он увидел упрек в ее глазах.
— Нападения? — переспросил он, чуть помедлив.
— Я слышала, на рынке арабы опять напали на евреев, когда те шли мимо. А еще они даже разбрасывают гвозди на дороге, чтобы пропороть шины проезжающих еврейских автомобилей.
— Ну, это всего лишь затрудняет сообщение между поселками, — ответил Мухаммед. — Не стоит так беспокоиться.
— А как же убийство двух медсестер из правительственной больницы? — не сдавалась Сальма. — Говорят, это тоже сделали арабы.
— Повторяю, тебе не стоит беспокоиться по этому поводу, — ответил Мухаммед. — Но, если уж на то пошло, почему ты не спросишь, какие бедствия терпит наш народ?
С этими словами он вышел из дома, чтобы на вечерней прохладе спокойно выкурить сигару.
Мухаммед не хотел тревожить своими подозрениями ни жену, ни мать. Ему очень не нравилось происходящее в последнее время. К его величайшему огорчению, группы арабов все чаще подбирались ночами к полям и садам евреев, поджигали любовно выращенные оливковые деревья, вытравливали посевы. Ему, бесконечно любившему эту землю, было по-настоящему больно видеть сожженные сады и разоренные поля. Если из-за этой забастовки он не сможет вернуться на работу в карьер, то принадлежащий ему участок земли останется единственным средством существования для семьи. Он тяжело вздохнул, с нежностью окинув ряды своих оливковых и фруктовых деревьев. Он бродил по саду, пока не убедился, что мать и жена уже легли спать, не дождавшись его возвращения. Он слишком хорошо знал Дину и понимал, что она только и ждет момента, чтобы поговорить с ним наедине, когда рядом не будет Сальмы.
Наконец, он лег в постель и забылся глубоким сном. Сон всегда помогает успокоиться.
Среди ночи Дина внезапно проснулась и поняла, что ее разбудил запах гари, проникший в дом через открытое окно вместо свежего ночного ветерка. Она бросилась к окну — и на миг замерла, словно громом пораженная, а потом пронзительно закричала. Ее крик перебудил всех в доме. Мухаммед вскочил с постели и вместе с Сальмой бросился в комнату матери. Дина поспешно одевалась.
— Пожар! Сад Надежды горит...
Мухаммед выглянул в окно и вздрогнул. Дом в Саду Надежды был охвачен пламенем и окутан клубами дыма. Он выскочил из дома с криком:
— Марина! Марина!
Дина не решалась взглянуть на Сальму; она и так знала, что глаза невестки мокры от слез.
— Одевайся, нельзя терять ни минуты, — велела Дина невестке. — Мы должны им помочь.
Вади и Найма заворочались в постелях, разбуженные криками.
— Оставайтесь здесь, — велела им Сальма. — А мы пойдем посмотрим, чем можно помочь.
— Пусть Найма остается! — крикнул Вади, бросаясь вслед за отцом. — А я могу помочь, я должен быть там!
Мухаммед наткнулся на Мойшу, который как раз опрокидывал ведро воды на деревья, окружавшие сарай, в котором жили они с семьей. Эва спешила к мужу с другим ведром. Мойша и Мухаммед не сказали друг другу ни слова. Мухаммед помчался дальше, к главному дому. Он не мог ничего разглядеть сквозь завесу дыма, но отчетливо различал голоса. Вот голос Даниэля, Мириам, старого Натаниэля...
— Марина, Марина! — кричал Мухаммед.
Он вошел в густой дым, за которым уже вовсю бушевало пламя. Он был уверен, что слышит голос Луи, отдающий какие-то распоряжения, и голос Игоря, зовущий своего сына Бена. Но Марина? Где она? Снова и снова он звал ее, пока, наконец, она не выбежала навстречу из непроглядного дыма. Она невольно прижалась к нему, руки обвились вокруг шеи.
— Мухаммед... О Боже! — прошептала Марина, обнимая его в порыве отчаяния.
— Ты в порядке? С тобой все хорошо? — повторял он, не в силах вымолвить больше ни слова.
— Да, всё хорошо, — ответила она. — Игорем с сыном пытаются потушить огонь... Руфь потеряла сознание от дыма, и мама сейчас с ней.
Они не знали, сколько так простояли, сжимая друг друга в объятиях, пока их не обнаружил Луи.
— Мухаммед, скорее к помпе, мы без тебя не справимся. А ты, Марина, помоги вывести маму и Руфь — кажется, огонь пошел в ту сторону. А потом помоги Мириам, мы до сих пор не нашли Изекииля...
В эту минуту появился Вади, кашляя от дыма. Этот отважный шестнадцатилетний паренек всегда готов был помочь другим.
— Я тоже хочу помогать, — заявил он, но никто не обратил на него внимания.
Послышался плач Далиды, она звала брата:
— Изекииль, Изекииль!
Игорь с трудом удерживал Мириам, которая рвалась в огонь в надежде найти сына.
— Где же все-таки он может быть? — спросил Игорь, совершенно измученный.
— Не знаю... сквозь слезы ответила Мириам. — Я держала его за руку, но было слишком дымно, ничего не видно... А потом он вдруг выпустил мою руку, я решила, что он вышел из дома, но... — тут Мириам снова разрыдалась.
— Наверное, остался внутри, — прошептала Марина.
Никто не успел ничего сообразить, когда Вади подхватил с пола одеяло, плеснул на него воды из ведра, набросил на голову и ринулся в горящий дом. Мухаммед хотел было его остановить, но тот уже исчез в дыму и в огне. Марина кинулась следом за Мухаммедом, пытаясь задержать его и не пустить в огонь. В эту минуту как раз подоспели Дина и Сальма. Когда им сообщили, что Вади только что вошел в горящий дом, Сальма так отчаянно зарыдала, что все просто пали духом. Однако, не прошло и трех минут, как Вади вышел, держа на руках какой-то сверток. Все бросились к нему. Вади улыбался, несмотря на ожоги; на руках он держал Изекииля.
— Он лежал возле самой двери. Наверное, споткнулся и ударился головой. Он молчит, у него идет кровь.
Больше Вади не успел ничего сказать, потеряв сознание.
На мгновение все вокруг застыли, в растерянности глядя на них. Изекииль получил несколько ожогов, но гораздо больше пострадал Вади, который, не раздумывая, завернул малыша в свое одеяло, а сам остался беззащитным перед огнем. Но Вади всегда был готов жертвовать собой ради других.