За все в ответе - Михаил Филиппович Шатров
Д о л г о в. Владимир Ильич, а мы не фетишизируем народ?
Л е н и н. А разве для вас, Саша, народ — послушный, бессловесный объект руководства? Нет, извините! Когда я ответил английским товарищам не призывом к революции, что было бы преступлением, а советом работать в массах, просвещать массы и в конце концов завоевывать массы на свою сторону, вы сказали, что мой ответ…
Д о л г о в. Был странным и разочаровывающим.
Л е н и н. Откуда у молодого марксиста такое нежелание работать с массой, считаться с ней? И в то же время решать за народ, говорить от его имени? Почему мы победили в семнадцатом, хотя нас было всего лишь несколько тысяч? Потому что нас поддержали миллионы. В этом наша сила. И мы будем непобедимы, пока массы будут за нас. Самое святое для коммуниста — связь с народом. Порвутся связи, мы заживем своей жизнью, народ своей — быть беде. Поэтому не отмахивайтесь по-барски от народа, а если вы партия народа — извольте выражать его коренные интересы, извольте жить в гуще, а не отгораживаться, извольте знать настроения, знать все, понимать массу, уметь подойти к ней, завоевать ее абсолютное доверие и, конечно, не льстить массе, а говорить правду!
Входит Н а т а ш а, протягивает пакет.
Н а т а ш а. Из Реввоенсовета, материалы о Врангеле.
Л е н и н (расписываясь на корешке). Спасибо. Из Риги не звонили?
Н а т а ш а. Нет. Ходок будет в час. Сапожниковой я все объяснила, она плачет.
Л е н и н. Попросите товарищей из МК отнестись к ней очень внимательно.
Н а т а ш а. Я уже позвонила.
Л е н и н. Спасибо. И еще, если вас не затруднит: достаньте где-нибудь чайник, наполните его холодной водой и вылейте на мою несчастную голову, будь она неладна!
Н а т а ш а машинально кивает и выходит из кабинета.
Д о л г о в. Владимир Ильич, я внимательно выслушал ваши аргументы, многое заставляет меня задуматься. Но ответьте мне на такой вопрос: в чем же в таком случае заключается наш интернациональный долг?
Л е н и н. Построить подлинный социализм, дать народам мира осуществленную светлую идею, доказать преимущества социализма перед капитализмом практическими успехами. Это главное. Делать максимум осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробуждения революции во всех странах. Это интернационализм на деле!
Д о л г о в. Но если мы будем строить так, как сейчас, — в сутки по чайной ложке, — это никогда не кончится и ваши слова останутся лишь словами. Это с одной стороны. С другой стороны, вы говорите, что советизация Европы с помощью Красной Армии…
Л е н и н. Безусловно.
Д о л г о в. Но тогда, чтобы ускорить процесс, может быть, нам действительно необходим метод военного принуждения? Ведь человек действительно ленивое животное, без приказа и команды он работать не будет. Троцкий, на мой взгляд, прав и в том, что свободный труд производителен только в условиях буржуазного строя. В наших условиях экономику можно построить только на принудительной основе. Это лучший, идеальный метод для строительства…
Л е н и н (сдерживая себя). Чего?
Д о л г о в. Коммунизма.
Л е н и н. Какого? Того, которому Маркс дал очень точное определение — «казарменный коммунизм»?
Д о л г о в. Дело не в определениях, а в сути моей мысли.
Л е н и н. Какое отношение имеет казарма, где люди — безымянная масса, строительный материал, не больше, работают из-под палки, где отрицается личность человека, где боятся таланта и потому насильственно освобождаются от него, где отрицается культура и царствует нравственный застой, где нет жизни, а властвует регламент, — какое отношение, я вас спрашиваю, имеет эта казарма к коммунизму?
Д о л г о в. Я имел в виду нечто другое.
Л е н и н. Ничего другого вашим «идеальным» методом построить нельзя. Если замечательную идею осуществлять негодными средствами — знаете, что вы получите? Люди могут усомниться в идее и, не разобравшись, обвинить ее, а не средства — вот в чем гвоздь! (Ходит по кабинету.) Я только одного не могу понять, Саша, — откуда у вас, молодого человека, этакое барское, презрительное отношение к человеку, как к вещи? Если для коммуниста человек — это вещь, ленивое животное, тогда возможно все — от мировой революции с помощью штыков Красной Армии вплоть до мечты о коммунизме из-под палки! Но тогда, простите, это не коммунист! (Наливает из графина в стакан воду, пьет.)
Д о л г о в. Я вас очень расстроил, Владимир Ильич? Я понимаю. Но поверьте, было бы в тысячу раз хуже, я бы просто оскорбил вас, если бы стал поддакивать.
Л е н и н. Саша, я ненавижу поддакивающих. Будь моя воля, я бы во всех кабинетах повесил лозунг: «Да здравствует гибкость ума, а не гибкость поясницы!»
Д о л г о в. Я должен все это продумать, понять, а не просто запомнить.
Л е н и н. Браво, Саша! Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа! Коммунизм не может быть заучен! Выстрадан, продуман, понят, освоен! Без работы мысли — это всего лишь вывеска.
Д о л г о в. И если я не приду к согласию с вами, я сам сделаю все необходимые выводы.
Л е н и н. Это какие же?
Д о л г о в. Очевидно, при таком несовпадении наших позиций я не смогу оставаться на своем посту.
Л е н и н (погасив улыбку). Какое у вас образование?
Д о л г о в. Неоконченное реальное, вытурили за листовки, потом — самообразование.
Л е н и н (обрадованно). Все дело в этом! Надо учиться, срочно, немедленно! Такая мешанина в голове…
Д о л г о в. Учиться? Сейчас? Кто меня отпустит?
Л е н и н. А вы скажите своему начальству: мне надо стать коммунистом, мне надо сесть за парту.
Д о л г о в. Я с пятнадцатого года большевик.
Л е н и н. Ну-ну, только не обижаться. У меня поводов для обид сегодня было гораздо больше. Я столько лет знаю вас, Саша, слежу за вами с откровенной симпатией, дома смеются, говорят, что влюблен… Неужели ваша чистая душа не подсказала вам, что все, что вы сегодня предлагали, — да, да, все от начала до конца! — противно большевизму, противно человеческому чувству?
Д о л г о в. Но почему?
Л е н и н. Потому что вы признаете и утверждаете единственное средство в отношениях с массой — насилие, вместо убеждения и примера.
Д о л г о в. Извините, Владимир Ильич, мы насилия не отменили и отменять не собираемся.
Л е н и н. Дорогой Саша, мы в идеале против всякого насилия. Насилие, к сожалению, может быть оправдано сейчас единственно как способ противодействия насилию, развязанному против нас, как насилие над насильниками, а не как способ управления народными массами. Неужели вы сами не чувствуете безнравственность вашей постановки вопроса?
Д о л г о в (сокрушенно). Нет, Владимир Ильич, не чувствую.
Л е н и н (после паузы). Саша, надо не просто учиться, не просто поглощать какие-то знания. Без воспитания в себе на основе этого знания коммунистической морали,