Ромен Роллан - Робеспьер
Леба. Когда карают таких, как Демулен, — я это понимаю. Эти бессовестные болтуны, сами того не сознавая, приносят вред в порыве оскорбленного самолюбия. Мы, мужчины, обязаны нести ответственность за свои ошибки, даже за опрометчивые поступки. Но — женщины? Неужели нельзя держать их в стороне от наших кровавых столкновений?
Робеспьер. Они сами завоевали право в них участвовать после удара кинжалом Шарлотты Корде.
Леба. Что общего у Люсили с этой помешанной?
Робеспьер. «Нина от любви безумна...» Ты же знаешь, она замешана в тюремном заговоре.
Леба. Бедная заговорщица! Она старалась хоть чем-нибудь заглушить свое отчаяние.
Робеспьер. Она убила бы всех нас, если бы могла. Я понимаю ее и жалею, но ничем не могу ей помочь. Она подкупала наемных убийц.
Леба. Это пахнет предательством, ей поставили западню.
Робеспьер. Может быть, но она попалась в нее. И теперь уже немыслимо ее спасти. Чем больше сочувствия я к ней проявляю, тем яростнее они стараются ее погубить. А потом будут порицать меня же за бесчеловечный приговор — такова их двойная игра! Стоило мне отозваться с уважением о юном Гоше (ты его знаешь), стоило ему выказать мне свою преданность, как он стал мишенью для ожесточенных нападок Комитета. И даже Сен-Жюст на их стороне.
Леба. Гош и в самом деле самонадеян, заносчив, ни с кем не желает считаться.
Робеспьер. Пусть так, он молод, горяч. Республика не настолько богата талантливыми генералами, чтобы не дорожить такими, как Гош... И все-таки придется принести его в жертву, не то меня обвинят, будто я окружаю себя преторианской гвардией. Остерегайся дружить со мной, а то и тебя заподозрят.
Леба. Отчего же ты не порвешь с негодяями, которые завидуют тебе и порочат твое имя?
Робеспьер. Еще не время. Мы должны быть едины, таково веление Революции. Сам же ты сейчас призывал нас к единению. Видишь теперь, как нелегко быть в союзе даже с теми, кто слывет и кого я сам считаю, несмотря на личную неприязнь, самыми истыми, самыми стойкими республиканцами. За любое совместное решение несут бремя ответственности все сообща, хотя бы совесть того или иного возмущалась и скорбела. Я беру на себя ответственность за все постановления Комитета, и долг повелевает мне все их отстаивать, не отрекаясь ни от единого слова. О счастливое время, когда я выступал один против всех, одинокий перед лицом враждебного собрания! Теперь, когда в моих руках власть, я не менее одинок, но гораздо менее свободен...
Уже несколько минут из-за стены налево доносятся юные женские голоса и веселый смех. Леба становится рассеянным, прислушивается. Робеспьер улыбается.
Робеспьер. Да ты меня не слушаешь. То, что говорят за стеной, интересует тебя гораздо больше.
Леба (смутившись). Прости меня, Максимилиан.
Робеспьер (сердечно). За что же? Там твоя молодая жена с сестрами, они смеются и болтают. Она нарочно смеется громко, чтобы ты услышал ее. Ей не терпится увидеть тебя поскорее. Мы имели жестокость разлучить вас, оторвать друг от друга; может быть, в следующем месяце нам придется снова отослать тебя в армию. В глубине души, за каждую минуту, что мы у вас похитили, вы проклинаете меня, как за тяжкое преступление. Не отрицай! Я сам сознаю свою вину... Ну что же, пойдем к нашим милым подругам!
Уходят.
Занавес.
Тут же занавес подымается снова.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Комната дочерей Дюпле, в глубине двора, во втором этаже. Окно выходит в сад женского монастыря «Непорочное зачатие». На сцене Элеонора, Элизабета и Анриетта — сестра Леба.
Элеонора (Элизабете). Садись сюда! (Усаживает ее в кресло у окна.) Ты устала, должно быть. В твоем положении от Люксембургского сада до улицы Сент-Оноре конец немалый. Бедные твои ножки!
Элизабета. Да, мне становится тяжело таскать этого постреленка. Я едва доплелась; хорошо, что милая Анриетта поддерживала меня. Я несла одного, а ей-то приходилось тащить на себе двоих.
Анриетта. Вот лгунишка, это она торопила меня. Я не могла угнаться за ней.
Элеонора. Ты бежала бегом? Зачем было так спешить?
Анриетта. Чтобы догнать своего сокола.
Элеонора. Мужа? Его здесь нет.
Элизабета (полусердито, полусмеясь). Неправда. Он сказал, что придет сюда... Неужели он обманывает меня?
Элеонора. Он приходил и ушел.
Элизабета (огорчена). Не может быть... Он обещал меня дождаться.
Элеонора. Он вернется. Он не думал, что ты придешь так рано. Тебя ждали только к ужину.
Анриетта. Не успел Филипп уйти, как она потащила меня вслед за ним.
Элеонора. И не стыдно тебе так гоняться за мужчиной?
Элизабета. Нет, не стыдно. Он мой.
Анриетта. Можно подумать, что у тебя его отбивают.
Элизабета. Еще бы! Конечно, отбивают.
Анриетта. Кто же?
Элизабета. Все! И Конвент, и Комитеты, и армия, а главное — Максимилиан... Все, все! Отнимают на недели, на месяцы и даже когда он здесь, в моих объятиях, когда я держу его крепко, они не могут оставить его со мной даже на день, на целый день. Я, наконец, похищу его и спрячу, да так, что никто и не найдет.
Анриетта. Я краснею за тебя. Как тебе не стыдно?
Элизабета. А ты, моя скромница, моя душенька, лучше не задевай меня. Не то я скажу, кто из нас больше спешил и кого ты надеялась здесь встретить.
Анриетта. Элизабета, молчи, не смей!..
Элизабета (Элеоноре). А что, красавец Сен-Жюст не заходил к Робеспьеру?
Элеонора. Его уже давно не видно. Не знаю, что с ним такое.
Анриетта. Какая ты злая, Элизабета! Я же просила не говорить о нем со мной.
Элизабета. Да я не с тобой и говорю. (Элеоноре.) Подумай, эти чудаки вот уже две недели как в ссоре.
Анриетта. Неправда! Ты не имеешь права читать мои мысли... И потом, теперь все кончено... Да и вообще между ним и мной никогда ничего не было.
Элизабета. Ты сама себе противоречишь: если никогда ничего не было, почему же теперь все кончено?.. К тому же ничего не кончено. И он тебя любит, и ты его любишь. Да, да, да, да!
Анриетта. Нет, нет! Он никогда меня не любил. А я разлюбила его... Все кончено. (Плачет.)
Элеонора. Она плачет... (Обнимает ее). Ну, перестань, милочка... Все обойдется.
Анриетта. Нет, не обойдется... Да я и не хочу... Я и не думаю плакать... Зачем она меня мучает? (Указывает на Элизабету.)
Элизабета. Душенька моя! Я не хотела тебя огорчать... Я не думала, что ты примешь это так близко к сердцу... Я просто пошутила...
Анриетта. Ты вот счастливая. Пожалела бы тех, кто несчастен.
Элизабета. Но ты будешь, будешь счастлива, я хочу этого. О да, я знаю, что я счастливая. И как это прекрасно! Судьба всегда меня баловала. Но я не эгоистка. Я хочу поделиться с вами, хочу, чтобы и вам было хорошо. И будет хорошо. Будет чудесно. Три друга — Леба, Сен-Жюст, Максимилиан — три брата. И три сестры... Я, хоть и моложе, буду старшей среди вас, я вас обогнала. Чего вы ждете? Следуйте моему примеру, да поскорее!
Элеонора. Ты балованный ребенок, тебе всегда все доставалось первой. Ну, а мы, мы должны заслужить свое счастье, если только на нашу долю выпадет счастье.
Элизабета. Так что же, значит, по-вашему, я не заслуживаю счастья? (Сразу меняет тон.) О да, конечно, я недостойна его. Вы заслужили его больше, чем я.
Элеонора. Никто не заслуживает счастья. Это дар судьбы. Благословен тот, кто его получает. И за дар этот ничем нельзя отплатить. Можно только принять его с благодарностью.
Элизабета. Я каждый день благодарю судьбу.
Анриетта (с улыбкой). И каждую ночь.
Элизабета. Нет, ночью мне не до этого.
Элеонора. Она потеряла всякую скромность. А такая была застенчивая, смущалась от любого слова, любого взгляда. Прямо не узнаю ее. Мне подменили сестру.
Элизабета. А что я сказала? Ничего дурного. ( Анриетте). Это твой негодный брат подменил меня.
Анриетта. Мы все расскажем Робеспьеру.
Элизабета. Ах нет! Пожалуйста, не надо! Он будет презирать меня.
Элеонора. Он знает, что у тебя ветер в голове.
Элизабета. Он такой мудрый. Он не может понять наших безумств.
Элеонора. Ты ошибаешься, Максимилиан понимает все. А твоим безумствам он сочувствует и любит их, как и я их люблю. Мы хорошо знаем, что для чистых сердцем все чисто...
Элизабета. Вы так добры. Он всегда был так добр ко мне!.. И все же... Я очень люблю его, но как-то теряюсь в его присутствии. Я преклоняюсь перед тобой, что ты его невеста... И перед нею тоже... (Указывая на Анриетту.) Восхищаюсь ее выбором.
