Алексей Арбузов - Сказки старого Арбата
БАЛЯСНИКОВ (вновь рассматривает куклу). Странно… Я только сейчас понял, как они удивительно схожи.
ХРИСТОФОР. А я сразу заметил это, Федя… В первый день.
БАЛЯСНИКОВ (пылко). Христофор! Что мы станем делать, когда она покинет нас?
ХРИСТОФОР. Просто не представляю, Феденька. Вероятно, я уже никогда не надену этот замечательный костюм, который так идет мне. И стричься я не буду так, и прическу эту не буду делать никогда.
БАЛЯСНИКОВ. Это невозможно, Блохин! Мне все время кажется, что, если уйдет она, - уйдет и жизнь.
ХРИСТОФОР. Не горюй, а вдруг к нам на огонек заглянет еще кто-нибудь.
БАЛЯСНИКОВ. Христофор! Пожалуйста, не изумляйся, но, по-видимому… Я люблю ее, Христофор.
ХРИСТОФОР. Виктошу? Ну и что же… Я тоже люблю ее, Федя.
БАЛЯСНИКОВ. Блохин, ты непонятлив. (Значительно.) Я люблю ее.
ХРИСТОФОР (пугаясь). Что ты говоришь… Нет, Феденька…
БАЛЯСНИКОВ. А я говорю - да! Безумно люблю ее… Вот и все.
ХРИСТОФОР. В твои годы?
БАЛЯСНИКОВ. Черт побери, но именно в мои годы любовь приобретает оттенок безумия! (В отчаянии.) Но подумай… через десять - пятнадцать лет я превращусь в ничто, а она будет так же безнадежно прекрасна!…
ХРИСТОФОР. Феденька, дорогой, ты ужасно заблуждаешься, и вовсе не ее ты любишь… Просто ты понял вдруг, какое это удивительное чудо: женщина!… И в ту же секунду заметил, что ты окончательно и навсегда одинок. Только и всего, Федя.
(Помолчав.) А кто виноват? (Вздохнул.) Всех вокруг себя распугал.
БАЛЯСНИКОВ. Может быть… (Беспокойно.) Мне такое множество лет, Блохин, но любовь… Никогда она еще не была мне так необходима! Может, ты прав, и совсем не в Виктоше тут дело, а просто бьется во мне потребность любить, бушует, жжет сердце… (Восторженно.) Читать вместе веселые книги и печальные стихи, встречать рассвет в незнакомых городах, работать до изнеможения и хвалиться этим друг перед другом, молчать в звездные вечера и умирать от смеха в дождливую погоду, - о черт, как я готов к этому!… Но поздно, поздно… (Поглядел вокруг себя.) А наши куклы? Может, и они не годны ни к черту? И эти добрые детки просто утешали нас, бедных старичков? Утешили и обратились в бегство! Где они… Виктоша, Кузьма? Почему они ушли? (Беспомощно.) Блохин… Блохин, я больше никому не нужен.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Снова вечереет. На дворе опять отличная погода. Возле окна, в кресле, сидит Христофор и что-то вяжет, напевая. С улицы входит Балясников, он бодр и весел, но, пораженный Христофором, останавливается на пороге.
БАЛЯСНИКОВ. Опомнись, Христофор… Что ты делаешь?
ХРИСТОФОР (с тихой радостью). Вяжу, Феденька. Многие умные люди уверяют, что это лучший способ сосредоточиться. А ведь нам это так необходимо. Беда только, что я как-то не могу верно схватить спицы и очень нервничаю поэтому.
БАЛЯСНИКОВ. Черт знает какой чепухой ты занят, когда люди вокруг живут напряженной трудовой жизнью… Печалишь ты меня, Блохин.
ХРИСТОФОР. Ну хорошо, извини, пожалуйста, но и объясни в то же время, отчего это у тебя так улучшилось настроение и где ты, собственно, был?
БАЛЯСНИКОВ (не без удовольствия). Посетил свою фабрику.
ХРИСТОФОР (продолжая вязать). Но сообщи, однако, зачем ты так поступил, если до конца отпуска у тебя еще целая неделя?
БАЛЯСНИКОВ (весело). Взгрустнулось мне, Блохин, взгрустнулось! А когда я туда явился, все страшно обрадовались и стали тянуть меня в разные стороны. Ну и я страшно обрадовался - все-таки прекрасно сознавать, что тебя тянут в разные стороны! Показали несколько новых игрушек. Некоторые - симпатичные. Особенно механическая гиена - сильно меня рассмешила. А также трубочист в цилиндре - очень меня растрогал. Но особенно радостно, что меня где-то недостает, понимаешь? (Прошелся по комнате.) А где Виктоша?
ХРИСТОФОР. Ушла в Дом моделей. У нее там встреча с таким знаменитым модельером, что его даже в Париж зовут.
БАЛЯСНИКОВ. Вот видишь - его зовут в Париж, а наши куклы для "Елены" лежат себе без всякого движения. Жить и не делиться с людьми тем, что создаешь, худшего наказания и не придумаешь. Но этот чертов маэстро предпочел меня какому-то мальчишке… Нет, уж тут ничего не поделаешь.
ХРИСТОФОР. А вот и ошибаешься, Феденька. (Хитро.) Очень даже многое можно тут поделать.
БАЛЯСНИКОВ. Христофор, что ты еще задумал? Отвечай!
ХРИСТОФОР. И ничего я совершенно не задумал, а только взял и отнес час назад твои куклы нашему замечательному маэстро.
БАЛЯСНИКОВ. Как ты посмел?…
ХРИСТОФОР. А мне это посоветовал совершенно один человек.
БАЛЯСНИКОВ. Кто?
ХРИСТОФОР. Не скажу ни за что. И вообще зря ты тут глаза вытаращил и руками махаешь. Пусть лучше наш маэстро придет в необычайный восторг.
БАЛЯСНИКОВ (жадно). И что же? Пришел он в восторг?
ХРИСТОФОР. А вот этого я совершенно не знаю, потому что отдал куклы не ему, а его замечательной жене, в связи с тем что он ушел в ателье укорачивать приобретенные им в поездке брюки. А вот сейчас он уже наверняка вернулся и любуется твоими куклами.
БАЛЯСНИКОВ. А если не любуется? Если, напротив, выражает свое недоумение? Или, нежно обняв жену, может быть, хихикает с ней вместе над нашей работой? Что тогда, Блохин?
ХРИСТОФОР. Тогда, конечно, дело плохо, но только этого не может быть.
БАЛЯСНИКОВ. Почему?
ХРИСТОФОР. Потому что, по-моему, ты - гений.
БАЛЯСНИКОВ. Блохин, не ври.
ХРИСТОФОР. Очень мне надо врать. Ну посуди сам, Федя.
БАЛЯСНИКОВ (размышляя). Вообще-то, конечно.
ХРИСТОФОР. Ну вот видишь.
Звонок телефона.
БАЛЯСНИКОВ (весело хватает трубку). У аппарата капитан Немо.
Мужской голос: "Федор, не валяй дурака… Как тебе не надоест, ей-богу!"
(Христофору.) Он!… Маэстро!
Мужской голос: "Должен сказать, что ведешь ты себя крайне непоследовательно. Сначала рекомендуешь мне молодежь, а затем сам, в секрете начинаешь работать над "Еленой". Впрочем, я привык к извивам твоего характера, и меня ты уже ничем не удивишь!"
Ладно, к чертям!… Но мои куклы? Произвели они на тебя хоть какое-то впечатление?
Мужской голос: "Они превосходны! Как только я их увидел, все другие кандидаты отпали сразу же. Особенно великолепна Елена - я просто влюбился в нее… Ты превзошел сам себя, Федор".
(Христофору.) Он влюбился в Елену!… Мужской голос: "Завтра утром я жду тебя в театре. Еще раз поздравляю. Ты
неисчерпаем". Вешается трубка.
ХРИСТОФОР. Ну?
БАЛЯСНИКОВ (со слезами на глазах). Я неисчерпаем.
ХРИСТОФОР. Видишь! Я тебе это говорил.
Балясников, подумав, подходит к Христофору, и молча целует его.
Ты и представить себе не можешь, какая для меня радость видеть тебя счастливым,
Феденька. Пойдем-ка скорее к холодильнику и разопьем по этому случаю бутылочку чешского пива. Я купил его сегодня ранним, ранним утром.
БАЛЯСНИКОВ. Неисчерпаем… (Пожав плечами.) Все может быть. (Уходит с Христофором на кухню.)
Отворяется дверь - из прихожей появляются Виктоша и Кузьма. Их движения замедленны; не глядя друг на друга, как зачарованные, они бродят по комнате и что-то тихо бормочут. Но вот Виктоша садится на ручку кресла, улыбается сама себе. Кузьма подходит к ней, восторгаясь, оглядывает и наконец целует. За этим следует долгое молчание.
КУЗЬМА. Знаешь, мальчиком я прыгнул с третьего этажа. По собственной инициативе. Все время об этом думаю сейчас.
ВИКТОША. А по-моему, тебя обязательно сшибет встречный транспорт. Когда ты переходишь улицу, ты никогда не смотришь в сторону движения.
Поцелуй.
КУЗЬМА. В школе-то я учился не слишком хорошо. Особенно в девятом. Все время думал о тебе - не успевал делать успехи.
ВИКТОША. Но альпинизмом тебе заниматься не следует. И в драки вмешиваться не надо. Зачем тебе это?
КУЗЬМА. Но я и не вмешивался. Просто на танцах мне было всегда скучно. Я постоянно ждал, что придешь ты, но ты не приходила.
Поцелуй.
ВИКТОША. А ты часто простужаешься?
КУЗЬМА. Нет. Но мне всегда хотелось иметь аквариум.
ВИКТОША. А давай купим тебе лучше теплые носки!
КУЗЬМА. Я до тебя очень любил рыб. Мог часами наблюдать за их жизнью.
ВИКТОША. И довольно. И хватит. И больше не надо.
Поцелуй.
КУЗЬМА. Погоди… А где мы будем с тобой жить?
Ритм сцены меняется - они словно пробудились от сна.
ВИКТОША. А где мы будем жить?
КУЗЬМА (подумав). У меня. (Восторженно.) Скоро из Ташкента вернется моя тетка. У нее очень сложный характер, и я ее горячо люблю.
ВИКТОША. Нет… (Помолчав.) Мы будем жить здесь.
КУЗЬМА (вспыхнул). С ним? Никогда!…
ВИКТОША. Он сказал, что это единственная его мечта - быть с тобой.
КУЗЬМА. Он так сказал?
ВИКТОША. Пойми - он такой одинокий.
КУЗЬМА (сопротивляясь.) Сам виноват!
ВИКТОША. А может быть, виноваты они - эти женщины?… Оказался он для них слишком труден, и так они и не поняли, дурочки, какое он чудо.
КУЗЬМА. Невероятно! Ты просто неравнодушна к нему!…
ВИКТОША. Конечно. И мне бы хотелось никогда с ним не расставаться.
