Александр Галин - Парад

Александр Галин

Парад

Комедия в двух действиях

От автора

Я не нарушаю законы. Мне иногда даже нравится их исполнять. Как законопослушный пешеход, в очередной раз победив себя и дождавшись зелёного света светофора, я перехожу улицу и втайне любуюсь собой и своей гражданской зрелостью; в день заполнения налоговой декларации я стараюсь меньше смотреть в зеркало, зная, как опасен для пишущего человека нарциссизм, но когда приходит наконец счастливый для меня час отправляться в сберкассу и платить налоги, – тут я уже не могу справиться с собой: мне трудно сдержать радость и гордость, я стараюсь не спешить, я наслаждаюсь исполнением этого, одного из самых трудных для россиян (как, впрочем, и для остальных жителей планеты), гражданского долга… Поэтому, закончив свою новую пьесу «Парад» и желая строго следовать закону, я решил написать что-то вроде предуведомления о том, что пьеса эта – исключительно для зрителей, маркированных знаком «18+». Своим обращением я как бы наношу этот греховный знак на титульную страницу пьесы, хотя моя пьеса и не содержит того терпкого, двусмысленного и пряного обещания, на которое этот знак намекает. Пьеса целомудренна и чиста. В ней нет ни любимой мной с детства русской матерщины (моё курское вольное детство на улице Весёлой, приучившее меня к ней, из жизни не вычеркнуть), ни горячих и буйных страстей, ни тайных плотских утех. И хотя есть кому в этой пьесе и обронить крепкое словечко, и эксгибиционистски наглядно исполнить на сцене супружеский долг, но одними героями движет пресноватый и безобидный долг родительский, другими – дружба и благородство, ну и так далее. Правда, имеются некоторые комические обстоятельства и вытекающие из них неожиданные, абсурдные перипетии, связанные с карнавальной атмосферой гей-парада в Амстердаме, куда попадают мои герои, а это, по совокупности, конечно, «тянет» на «18+». Поэтому я хочу попросить директоров театров, администраторов, капельдинеров, охрану, пожарных последовать моему примеру и подробно ознакомиться с Федеральным законом Российской Федерации от 29 декабря 2010 года № 436-Ф3 «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», а также Федеральным законом Российской Федерации от 29 июня 2013 года № 135-Ф3 «О внесении изменений в статью 5 Федерального закона “О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию” и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях защиты детей от информации, пропагандирующей отрицание традиционных семейных ценностей», – и, ознакомившись с данными законами, строго руководствоваться их духом и буквой и не пропускать на спектакли по этой моей пьесе российских граждан, не достигших восемнадцатилетнего возраста. Должен обратиться и к будущим режиссёрам. Если вы решите дать моей пьесе сценическую жизнь, прежде чем репетировать, найдите тексты этих законов, не поленитесь и внимательно вчитайтесь в них. Но я умоляю вас, не инсценируйте эти законы, не вводите их прямо или опосредованно в действие, не придумывайте для них «параллельную жизнь», или что-то в этом роде. Не надо беспокоить их тихое кладбищенское существование. Наши законы не живут долго, а некоторые умирают сразу же после рождения. Да что говорить! На моём веку менялись и умирали не только законы – поменялся сам общественный строй, который они призваны были сторожить; и, похоже, я опять становлюсь свидетелем таких перемен. Глядишь, и через пару лет возраст гарантированного целомудрия поднимут до двадцати одного года или выше, а то возьмут и от греха подальше объявят таковым всю человеческую жизнь…

И всё же главная наша с вами ответственность заключается в соблюдении не только подобных законов. И пьеса, и спектакль имеют свод законов собственных, и я знаю – конечно, именно они, дорогие мои режиссёры, будут вас интересовать в первую очередь. Скажу по секрету: меня они интересовали всегда, беспокоят и постоянно преследуют и сейчас. Я долго искал этот сюжет, придумывал и додумывал его, потому что в нём, как мне кажется, угадывается, неподвластное нам, скрытое от глаз, всегда фрагментарное, лишённое окончательной формы и формулировок, тайное движение жизни. О нём в нашей советской и постсоветской цивилизации лучше других сказал Сергей Есенин, словами, и по сей день отдающими грохотом артиллерийской канонады: «С того и мучаюсь, что не пойму – Куда несёт нас рок событий». Этот неведомый и безжалостный «рок», к которому тянутся в пьесе мои слепые предчувствия и предвидения, не обращает внимания на возрастные категории граждан. Он и был моей скрытой целью и моим основным законом. Вы спросите: а почему «скрытой»? А потому, что я не хочу показаться слишком «серьёзным» автором: ведь я писал «человеческую» комедию, которой чужды надутая многозначительность, пафос, авторитеты, репутации и так далее.

Действующие лица

Скворцов

Лариса – его жена

Виктор – их сын

Долорес

Карина

Марина

Действие первое

Балкон номера гостиницы в Амстердаме. В больших окнах отражаются небо, крыши и верхние этажи зданий на другой стороне канала. С набережной поднимается праздничный гул толпы, музыка оркестров.

Только что проснувшийся Скворцов, в трусах и босой, выходит на балкон. Ему за сорок, красивый, сильный, с рельефным атлетическим телом. В ослабевшей руке звонящий, видимо, разбудивший его телефон. Сквозь пьяную дрёму, прищурясь, смотрит на экран, с трудом пытаясь понять, кто звонит.

Скворцов (по телефону). Да, Лид… Ну да, я уже в Амстердаме… Лидок, а зачем кому-то говорить, где я?.. Рустама Ильдаровича я наберу. Всё, привет… Всё, всё, никаких дел. Ты услышала? Меня ни с кем не соединять. Я в понедельник буду на месте, вот и соединишь. Давай-давай, не скучай. Всё! Я на выходные пропал с радара.

Выключает телефон, оставляет его на небольшом столике, возле которого стоят два кресла. Идёт к балконным перилам, какое-то время наблюдает за происходящим внизу.

Чему вы так радуетесь, болезные! (Кричит.) Аллё! Мужики! С какого хрена вы там беснуетесь?

В распахнутую балконную дверь выглянула Лариса, в наскоро накинутом на мокрое тело гостиничном халате. Под стать мужу, красивая, статная. Торопливо вытирает полотенцем волосы.

Лариса. Господи, это ты орёшь? Я в ванной услышала…

Скворцов. Ларис, ты глянь на них!

Лариса. Проснулся наконец?

Скворцов (смеётся). Лариска, туда посмотри. Вон на мосту два мужика мне руками машут – к себе зовут. Слушай, они меня за своего приняли, что ли? (Кричит вниз.) Ребята, я не по этой части.

Лариса. Не трогай их.

Скворцов (кричит). Ребята! Как у вас праздник называется? День гомосека?

Лариса (выходит на балкон). Ты что! Прекрати! Это тебе не Россия! Если там кто-то русский понимает – позвонят в полицию. Тебе это нужно?

Скворцов. Пацаны, у вас День дровосека сегодня?

Лариса. Ну пожалуйста, успокойся уже. Идём в номер.

Скворцов (жене). Лариска, нет, ты посмотри…

Лариса. Что я буду смотреть, мне надо ещё собраться. Пойдём, Коленька, у меня к тебе разговор есть.

Скворцов. Ларис, ну хоть поцелуй мужа… (Целует её, потом отстраняется.) Чего ты, как не родная?

Лариса. Родная, родная.

Скворцов. Я скучал…

Лариса. И я скучала.

Скворцов. Принеси, что там есть в минибаре.

Лариса. Колька, я серьёзно, нам надо поговорить, пока Вити нет. Я ждала, когда ты в себя придёшь. Оденься.

Скворцов. Там мужики по улице в трусах ходят – и ничего, а я на своём балконе. (Смеётся.) А на баб посмотри!.. Или это мужики плывут? Глянь!

Лариса. Господи! Ты оставишь их в покое или нет?!

Скворцов. Слушай, а вообще это у них государственный праздник, что ли? Типа как у нас красный день календаря?

Лариса. Откуда я знаю! Прошу тебя, пойдём!

Скворцов (остаётся у перил). А чего праздновать! Делов-то! Ну кинул палку товарищу, и что, по этому поводу хороводы водить? (Кричит вниз.) Ну чего вы машете мне? Чего вы машете? Лариска, ты глянь, какие они упорные! Сюда смотрите, дровосеки!

Неожиданно поднимает жену на руки.

Лариса. Что ты делаешь, прекрати!.. Колька! Ну прекрати!..

Скворцов, с женой на руках, ходит вдоль перил.

Скворцов (кричит). Ребята, сюда смотрите! Смотрите, какая у меня баба!