Александр Мардань - Последний герой

ТАТЬЯНА: Ты же говоришь, у вас в магазинах все есть. И градусники в аптеках — тоже…

ВИКТОР: Ну, эвакуируют они нас…

ТАТЬЯНА: Отвезут на эвакопункт, за город, на медицинское обследование. Даже если ты возьмешь машину и мигом вернешься назад, за это время в квартире случайно разрушат стенку.

ЛЮДМИЛА: Как это — случайно?

ТАТЬЯНА: Так. Экскаватор траншею рыть начнет и ковшом стену зацепит. Неумышленно, конечно. Такому дому много не надо — сразу получится Пизанская башня.

ВИКТОР: Мы в суд подадим.

ТАТЬЯНА: Правильно. И фирма честно вернет вам деньги. Только уже по экспертной оценке, а не по договоренности. Что намного дешевле.

ЛЮДМИЛА: Ты что — серьезно?

ТАТЬЯНА: Абсолютно. А еще одного из вас можно объявить сумасшедшим и насильно на месяц поместить в диспансер. Тогда второй в одиночку долго здесь не выдержит. Правда, этот вариант — для тех, кому за семьдесят. Но поди их знай…

ВИКТОР: Погоди, погоди… Не нагоняй страху! Ну газ — ладно, а вот отключат воду — пойдем в прокуратуру.

ТАТЬЯНА: Куда? Поверьте, они там побывали еще до того, как объявили вам о расселении. И кроме «разберемся» вы в этом почтенном заведении ничего не услышите.

ВИКТОР: Откуда ты все это знаешь?

ТАТЬЯНА: У Миши есть доля в строительной компании. Там такие истории — каждый месяц. И я их понимаю. Сто квартир выкупили, а из-за сто первой стройку останавливать? И столько людей без работы оставлять? Только потому, что какой-то дедушка хочет умереть в своей квартире?

ЛЮДМИЛА: Тань, так что делать?

ТАТЬЯНА: Витя, дают шестьдесят — бери. Лучшее — враг хорошего. Зачем тебе двести?

ВИКТОР: Потому что двести — больше. И я собираюсь вложить их в бизнес.

ТАТЬЯНА: Ты? В бизнес? (Хохочет.) Люда, лучше потратить на туфли и помаду!

Слышно, как хлопнула дверь.

ЛЮДМИЛА (торопливо): Таня, давай потом договорим.

Входит Катя.

КАТЯ: Тетя Таня!!! С приездом! (Обнимаются, целуются.)

ТАТЬЯНА: Катюша! Господи!.. Встретила бы на улице — не узнала! Что ж ты одна, без мужа?

КАТЯ: Он не муж… Пока…

ТАТЬЯНА: Да? А я думала — раз вместе живете… Ну что, за женский день? Витя, наливай!

КАТЯ: Тетя Таня, как там театральная столица? Столько новых театров открылось…

ТАТЬЯНА: «Театры полны, ложи блещут»… А ставят одно и то же. Чехов, Шекспир, Островский. За классику прячутся. Я это все еще в молодости пересмотрела. А ты в Москву не собираешься? Ты же когда-то хотела поступать.

КАТЯ: «Поздно, — отвечала Маша».

ТАТЬЯНА: И правильно. Всю жизнь говорить чужие слова не своим голосом… Театр — это несерьезно. Опору надо себе в жизни искать. О будущем думать. И не повторять чужие ошибки.

ЛЮДМИЛА: Ну ты, Таня, сегодня уже всех построила…

Все замолкают. После паузы Татьяна встает.

ТАТЬЯНА: Извини, Люда, пойду я. Голова разболелась. Лечь хочу.

КАТЯ: Вы разве не у нас?

ВИКТОР: Давай такси вызовем.

ТАТЬЯНА (одевается): Да еще светло, пройдусь немного, возьму машину. Катя, мы послезавтра все в ресторан идем. Часов в пять приходи, отсюда поедем вместе. У тебя есть что надеть?

КАТЯ: Конечно. Я приду. До свидания, тетя Таня.

Татьяна выходит, Людмила идет ее проводить. Возвращается, садится за стол. Вытирает слезы. Некоторое время сидит молча, потом начинает чистить креветку.

ЛЮДМИЛА: Остыли наконец-то.

ВИКТОР: Не реви.

ЛЮДМИЛА: А кто ревет?

КАТЯ: Вы чего это тут?

ВИКТОР: Делили шкуру неубитого медведя.

КАТЯ: И как?

ВИКТОР: Тетя Таня хотела хвост на воротник.

Катя начинает хохотать, за ней Людмила и Виктор. Постепенно замолкают и молча сидят рядом.

ЛЮДМИЛА: Надо чайник поставить.

КАТЯ: Потом.

ЛЮДМИЛА: Нет, на электроплитке долго греется.

ВИКТОР (встает): Сейчас поставлю.

В этот момент в комнате гаснет свет.

ВИКТОР: Катя, какой чай? Сок же есть!

В темноте снова раздается дружный хохот.

Та же комната, в центре стола — керосиновая лампа и бутыль с помидорами. По комнате в нескольких местах — на журнальном столе, серванте — расставлены свечи.

Входит Людмила, в сердцах бросает сумочку на диван, падает в кресло. Из кухни появляется Катя.

КАТЯ: Привет! Я тут пытаюсь картошку пожарить, только примус все время гаснет. Техника — полный отстой! Что делать?

ЛЮДМИЛА: Ты еще спроси — кто виноват…

КАТЯ: Ты чего такая — на метле?

ЛЮДМИЛА: Ученик у меня на другом конце города. Приезжаю, как обычно, а его мама мне говорит: «Сережа заболел. Я вам звонила-звонила, чтобы предупредить…». Я ж не стану ей объяснять, что у нас телефон отключили. Полдня проездила. А мне сегодня еще сочинения проверять. Опять при свечах буду сидеть. С керосинкой не могу — так воняет.

КАТЯ: Ма! Я тебе тут привезла… (Выходит на кухню, возвращается и ставит на стол коробку.) Вещь — супер, специально для подводников. Тут радиоприемник плюс фонарь. На батареях.

ЛЮДМИЛА: Солнышко, спасибо тебе. (Целует ее.) Ну что, пошли бороться с примусом?

КАТЯ: Не, мне уже идти пора. Я вообще на минутку заскочила, фонарь отдать и узнать, как вы тут. Ты бы хоть с работы мне звонила.

ЛЮДМИЛА: В учительской телефон вечно занят.

КАТЯ: Без телефона — еще туда-сюда, но без воды… Я картошку почистила, а потом из ковшика руки полчаса отмывала!

ЛЮДМИЛА: Там мне осталось? Сольешь?

КАТЯ: Вы откуда воду носите?

ЛЮДМИЛА (старается говорить весело): Кафешка через дорогу. Пока пускают. Жалеют. Говорят: «Вам надо коромысло купить — легче будет». А я им объясняю, что когда коромысло придумали, тогда еще «хрущевок» не было. Не зря у нас лестничные площадки клетками называются. С коромыслом — застрянешь.

КАТЯ: Что папа?

ЛЮДМИЛА: Уговаривает потерпеть. Ходит за водой, таскает консервы, воюет с примусом. Говорит, что еще немного — и обедать будем в ресторане. Каждый вечер.

КАТЯ (обнимает Людмилу, целует ее): Все, мамуль, я понеслась.

ЛЮДМИЛА: Ладно. А я пока буду вещи собирать. Начну с зимних. Чем бы ни закончилось — а складываться надо.

КАТЯ: Последнее китайское предупреждение: если что… Мой адрес вы знаете. (Уходит).

Оставшись одна, Людмила раскрывает коробку, достает приемник-фонарь, включает его, настраивает волну. Звучит песня:

Песню дружбы запевает молодежь, молодежь, молодежь.Эту песню не задушишь, не убьешь, не убьешь, не убьешь!

Людмила открывает шкаф, достает дорожную сумку и начинает складывать одежду.

Входит Виктор. В руках у него несколько рулонов обоев и бутылка водки.

ВИКТОР: Привет! (Ставит бутылку на стол, около банки с помидорами.) Ух ты, музыка! Откуда?

ЛЮДМИЛА: Катя подарила.

ВИКТОР: Душно у нас…

ЛЮДМИЛА: Что ты хочешь? Полдня примус горел. Но картошка все равно полусырая.

ВИКТОР: Под водочку и такая сойдет.

ЛЮДМИЛА: Есть повод?

ВИКТОР: Сразу два! С какого начать?

ЛЮДМИЛА (смотрит на него с надеждой): Не пугай меня.

ВИКТОР: Люда, все как нельзя лучше! Я только что с фирмой говорил… (Делает таинственную паузу.)

ЛЮДМИЛА: Ну?!!!

ВИКТОР: Угадай, сколько?

ЛЮДМИЛА: Вить! Не зли меня!

ВИКТОР: Семьдесят!

ЛЮДМИЛА: Вить… Я… Хватит, да? Все, сил больше нет. Примус, ведра, свечки… Вить, ты гений. Честно, я не думала, что у тебя получится их до такой суммы дожать. Здорово! И себе квартиру получше найдем, и Кате останется…

ВИКТОР: Смотри. (Распаковывает один из рулонов, разворачивает, прикладывает к стене.) Нравится?

ЛЮДМИЛА: Очень. Только с обоями все-таки надо было подождать, вдруг комнаты будут нестандартного метража. Придется докупать… Или наоборот…

ВИКТОР: Какого — нестандартного? У нас тут все меряно-перемеряно. Эти — в спальню, а сюда, в большую, что-нибудь посветлее поищу.