Паул Путниньш - Приглашение на порку
ХАБИХТ (с минуты смотрит на красное зарево и о чем-то думает, тогда дает Корму красиво оформленное письмо для царя.) Перечитаете, Корм и завтра же отошлите царю Николаю второму в Петербург. То, что на переполненной площади у церкви все законопослушно прослушали это письмо, мы воспринимаем как общее сожаление народа за свои деяния… И как радость за восстановившийся порядок! Нет так ли, Корм?
КОРМ (читает). «Его Царскому высочеству, Императору Николаю второму…. (быстро просматривает письмо, в слух прочтя только последнее предложение). У нас снова порядок!»… Письмо отправлю господин барон. Только вряд ли оно сможет изменить ситуацию, которая сложилась тут у нас на месте…
ХАБИХТ. Корм! Вы о чем-то сомневаетесь? Вы не верите в наши моральные победы за эти две недели?
КОРМ. Не знаю, господин барон… Кто это знает, это окажутся наши моральные приобретения или… проигрыши. Мы, это вы, сейчас поступили умно. Но за нашей спиной стояли драгуны с винтовками. Тогда не трудно свой ум проявить. Но как нам теперь знать — может и у них тоже свое разумение. Их никто не охраняет, и они теперь будут скрывать от нас и ум свой и свою глупость.
ХАБИХТ (через минуту). Идите, Корм! Относительно охраны… Я переговорю с Сухоруковым — может быть небольшую часть драгунов пока и оставить в поместье. Но только пока. Так как я, Корм, считаю — прав оказался я! Это мы победили!
КОРМ. Не знаю, не знаю, господин барон… (Он кланяется и уходит.)
ХАБИХТ (подходит к окну, который стал еще красней от пожарищ, с минуты глядит на этот угрожающий свет). Вы сами это для себя выбрали. Вы не пришли, когда я пригласил. И тогда я пошел к вам… Правда — без приглашения! Незваный? Этого только еще не хватало, чтобы мы ждали, когда вы нас позовете!
Шестая сцена
Еже раз та же общая комната в доме «Эзертеви». Вечер того же воскресенья.
Эмма деятельно и тихо прибирает комнату. Явно взволнованный входит Карлис.
КАРЛИС. Ей богу, не могу понять… За окном совсем темно, а матери все нет… Как после обеда ушла соседской Лизе основу на кросно положить, так… Чтоб только что неладное не случилось… Такая неспокойная ночь ожидается…
ЭММА. Да придет, придет мать.
КАРЛИС. Парни тоже заснули недождавшись бабушкиной сказки.
ЭММА. Да сам ты, отец, рассказчик не хуже. Рейнис с Янисом иногда и решить не могут чьей сказке отдать предпочтение. Малому Артуру тому, конечно, хорошо все — лишь бы кто что рассказывал!
КАРЛИС. Что там я. Сказка моя получается такой прямой, необтесанной и резкой, как сама жизнь. А мать… Рассказы Маргариты не забудешь… Так я ее и в первый раз приглядел, — когда в доме общества со сцены говорила…
Как вздыхает Даугава, и волны как катитКак Стабурагс слезами плачет!..
Я и теперь в ушах слышу! Эти аплодисменты, это согласие! А она стоит гордая, запрокинув голову… А молодой барон Хабихт тогда был в зале. Положил он глаз на Маргариту… С баронами такое редко бывает. А тут — сидит в первом ряду, смотрит на нее и хлопает, как рассудок потерявши… Ну, уж нет! — я подумал. Не достанешься ты барону! Мне, мне! Вырвал я из петлицы цветок маргаритки, протиснулся к сцене и вручил ей цветок! Так мы в первый раз взглянули друг другу в глаза… И навсегда! Да и барон тогда вскочил, стиснул в руках перчатки, но цветка у него не было… Маргарита вежливо улыбнулась барону, тогда взяла меня под локоть, и я проводил ее в зал. (Еще через минуту.) Скоро уже был первый праздник песни в Риге, Рука об руку мы шли и пели! Рука об руку… (Еще через минуту.) Много тяжкого, много бед было после, но и радости и счастья было не мало. И всю жизнь рядом со мной была эта ее простая и ненаигранная гордость…
ЭММА (все так же активно что-то делая по дому, как бы про себя). Гордость, гордость, слово то, какое безразмерное. И в конце концов — из гордости хлеб не испечешь.
КАРЛ. Не все в хлеб дано превратить. (Опять беспокойно.) И где это она задерживается…
Появляется Эдуард — все еще опираясь на костыль и утомленный болезнью.
ЭДУАРД. Отец, кто знает, какая ночь нас ожидает… Я возьму большую шубу и переночую в сарайчике на дальнем лесном лугу. Если они найдут меня здесь — пропали и вы и я.
КАРЛИС. Разговоры идут, что барон свою дикую угрозу — жечь дома, придумал только чтобы людей пугать!
ЭДУАРД. После увидим. Но если барон добился всего этого там — у церкви, то сжечь несколько крестьянских хуторов — это для него сущий пустяк. Я все же пойду.
КАРЛИС Может так и лучше. Позже принесу что потеплее.
ЭММА (взглянув на окно, кричит). Горит! (В окне виден еще ели заметный отблеск пожарища.)
КАРЛИС (застонав). Нелюди, нелюди…
ЭММА (подбежав к окну). Горит! И в другом месте тоже! А вы тут — гордость, гордость…
КАРЛИС (кричит). Спасайся, сын!
ЭДУАРД. Все должны спасаться!
КАРЛИС. Мы уж потом — как-то! Но ты теперь быстро! (Эдуард выбегает из комнаты.) Где Эрнест? (Чуть ли не в панике.) Эрнест! Эрнест! Скот надо спасать!
ЭММА. Эрнест еще не приходил с леса — говорил, поздно будет… (Бежит к другому окну.) Горит! И там тоже два зарева… (Отблески пожарищ в окнах все заметнее.)
КАРЛИС (кричит). Дети! Детей наших одевать надо! (Хочет броситься в соседнюю комнату.) Эмма, отвязывай скот, выпускай из хлева! (Таща за собой шубу, медленно возвращается Эдуард.)
ЭДУАРД (отчужденно, как бы снегом покрыт). Пусть спит скот… Путь стоит на привязи… Вовеки веков…
КАРЛИС. Эдуард, сын, что случилось? Спасайся! Маленьких одевать надо… (В комнату, медленно, входит сникнувшая Маргарита.)
МАРГАРИТА. Не надо, не надо малышей одевать. Пусть дети спят — пусть сны ясные видят… (Маргарита медленно опускается на стул.)
КАРЛИС. Мать…
ЭДУАРД (стоит, смотрит, не выпуская полу шубы из руки). Мать была за поркой…
КАРЛИС (кричит). Мать! Моя Маргарита…
В дверях с хлыстом в руке, немного смущенный, появляется сосед Бренцис.
ЭММА (бросается к Маргарите). Мать, я помогу! Я помогу раздеться! Минутку, сейчас нагрею воду. В миг! (Выбегает из комнаты.)
БРЕНЦИС (живо, деловито). Разве не хорошо? (Концом хлыста показывает на светлые окна.) У соседей вся жизнь вылетела в трубу, лишь пепел останется…
КАРЛИС (отчужденно, как бы издалека). Мать, да как ты могла… Моя гордая Маргарита…
БРЕНЦИС (живо, деловито). Как могла, как могла… Ты тоже Эзертев, как не с этого света говоришь. Хотел бы, чтобы хата твоя синим пламенем горела? Радовался бы лучше! Спасибо бы мне сказал!
КАРЛИС (все также отчужденно). За что?
БРЕНЦИС (кивнув на Маргариту, совсем сердито). За то, что отвез её туда… И обратно привез. Коли ты сам конюшню на замок запер. На днях встретил Эмму, руки заламывает — что будет, что будет… Страшно ей было тут в доме, что кому сказать — вроде как свекровь нарочно на порку посылает… Я и так и этак ее успокаиваю… Так разве сами слепые, незрячие! Что в волости творится! И если бы порка настоящая, так только несколько ивовых прутьев, не моченных при том, в пух и прах разлетаются при первом ударе… Я же знаю — старую Лизу свою сводную сестру тоже туда отвез. Я ведь знаю эти дела! Ну, так и вразумил вашу Эмму, — что свекровь сама заварила, сама пусть и выхлебывает…
МАРГАРИТА (все тек же подавлена, сидя). Хорошо, Бренцис… теперь езжай… Спасибо сосед, спасибо…
ЭДУАРД (как бы удар получил). Спасибо… (Кричит.) Спасибо! Еще — спасибо! Мать, мать, мать!
БРЕНЦИС (ничего не поняв, пялится к двери). Тогда с Богом, что ли. Иль как… (Выходит.)
ЭДУАРД (кричит). Почему ты нас погубила, мать! Почему уничтожила нас как людей! Как свободных людей! Никогда мы уже не встанем!
МАРГАРИТА. Встанем, сынок.
ЭДУАРД (потрясенный, тихо). Не встанем. Я уже не встану.
МАРГАРИТА. Если ты не встанешь, встанут другие… Я вас в эту ночь сберегла! Сберегла для всего, что еще впереди!
ЭДУАРД. Но каких ты нас сберегла! Смирившись, униженных… Извечные рабские душонки мы ныне!
