Кшиштоф Кесьлевский - Декалог

Дорота. У меня только заграничный паспорт.

Почтальон заполняет квитанцию и выдает деньги.

Дорота. Больше ничего?

Почтальон закрывает сумку и отрицательно качает головой.

В кабинете заведующей детского сада, временно превращенном во врачебный, ординатор заканчивает осмотр маленького мальчика. Отсылает его, шлепнув по попке, и делает запись в медицинской карте. Осматривает девочку.

Ординатор. К зубному не ходишь?

Девочка мотает головой: не ходит. Ординатор что-то помечает в карте.

Заведующая. Уже все, пан ординатор.

Ординатор. Скверные у них зубы.

Заведующая. Питаются не так, как нужно.

Ординатор. Да.

Заведующая. В понедельник? Как всегда?

Ординатор входит в больницу, вахтер прикладывает руку к фуражке.

Сестры и врачи раскланиваются с проходящим по отделению ординатором. Пациенты на площадке между этажами вытаскивают изо рта сигареты, чтобы сказать: «Здравствуйте». В коридоре своего отделения ординатор останавливает молодого врача.

Ординатор. Где лежит Геллер, коллега?

Врач на минуту задумывается.

Врач. Оперированный? В двенадцатой.

Ординатор. Дайте мне его историю.

Подходит к палате номер 12, хочет войти, но через стеклянную дверь видит у кровати одного из больных Дороту. Некоторое время смотрит на обоих и уходит.

Анджей, муж Дороты, на несколько лет ее старше. Дорота смотрит на него с тем горестным изумлением, с каким мы невольно глядим на умирающего близкого человека. Она принесла мужу баночку компота, но, понимая всю неуместность этого дара, прячет баночку в сумку. Несмело поправляет подушку, разглаживает одеяло, наконец выходит, и тогда Анджей осторожно приоткрывает глаза — проснулся? Или все это время не спал, просто не хотел говорить с женой? По лицу Анджея пробегает судорога боли. Из-под полуопущенных век он рассматривает окружающие предметы. На белой спинке кровати облупилась краска. Откуда-то на эту спинку падают, разбиваясь, капли воды — вначале медленно, с большими интервалами, по одной или две-три сразу. На стене у самого потолка мокрые потеки. На подоконнике валяется несколько листочков. Анджей закрывает глаза. Ясно, что ему ничего этого не хочется видеть. Из батареи в подставленное ведро капает вода — в таком же ритме, как на спинку кровати. Лицо Анджея опять искажается от боли.

Секретарша. К вам какая-то женщина. Геллер.

Ординатор. Разве уже больше двенадцати?

Секретарша проверяет время по часам.

Секретарша. Три минуты первого.

Ординатор отрывается от бумаг и рукой показывает входящей Дороте на стул.

Ординатор. Садитесь.

Дорота достает сигареты и спички.

Дорота. Можно?

Ординатор. Я не курю, но если вам обязательно…

Дорота прячет сигареты и спички. Ординатор рассматривает на свет рентгеновский снимок, который лежал в истории болезни Анджея.

Ординатор. Диагноз, лечение, операция — все поздно…

Дорота. Что это значит?

Ординатор поворачивается к ней.

Ординатор. Плохо.

Складывает бумаги, считая, что разговор окончен.

Дорота. Он будет жить?

Ординатор. Не знаю.

Дорота встает, подходит к ординатору.

Дорота. Я должна знать. И вы должны…

Ординатор. Единственное, что я должен, — лечить вашего мужа, и как можно лучше. А знаю я одно: не знаю.

Ранние сумерки. Вахтер при виде ординатора прикладывает пальцы к козырьку. Ординатор сворачивает в переулок. Дорота в «фольксвагене» загораживает ему путь.

Дорота. Я вас подвезу.

Ординатор. Спасибо, я хожу пешком.

Дорота ждет, пока он отойдет подальше, и медленно едет за ним.

«Фольксваген», соблюдая почтительное расстояние, въезжает следом за ординатором в жилой квартал. Ординатор сворачивает за угол дома, Дорота прибавляет скорость, но за углом никого нет. Дает задний ход. Подъезжает к дому, в котором они оба живут, и — нарушая правила — ставит машину перед самым подъездом, чтобы ординатор не смог улизнуть.

Ординатор сидит в большой комнате. Везде импровизированные полки, посылочные ящики, множество склянок, пузырьков с лекарствами, разноцветных коробочек. Ординатор с помощью двух молодых людей выискивает в разложенных перед ним справочниках описания лекарств, находит их польские названия. Надевая и снимая очки, читает сроки годности лекарств. В комнату входит худощавый мужчина в черном, только у горла белеет полоска стоячего воротничка. Это ксендз, которого мы, возможно, помним по первой новелле. Ординатор поднимает на лоб очки.

Ординатор. Работы на неделю.

Ксендз. Прошу прощения… у нас здесь сейчас будут занятия.

Ординатор кисло улыбается.

Ординатор. Тогда на месяц.

Дорота уже замерзла в машине. Включает мотор и печку, греет руки. Ординатор, завидев издалека «фольксваген», пятится и входит в другой подъезд.

Ординатор нажимает верхнюю кнопку в лифте и по коридору, тянущемуся вдоль всего здания, переходит в нудный подъезд. Вызывает лифт и спускается на свой этаж. Ключи, три замка и так далее.

Дорота с изумлением видим, что в оранжерее загорается свет.

Ординатор, еще в пальто, читает оставленную пани Басей записку: «Суп в холодильнике, кактус я пересадила в горшок и подперла. Вы его не трогайте. По объявлениям звонила. В среду приду и расскажу. Барбара». Звонок. Ординатор вздыхает. Настойчивый звонок повторяется.

Ординатор. Сейчас!

Зажигает газ, ставит на огонь четыре приготовленные пани Басей кастрюли с водой и открывает дверь. Дорота, не снимая дубленки, входит в комнату.

Ординатор. Я зашел через другой подъезд. Можете курить!

Дорота вытаскивает из пачки сигарету; пальцы у нее дрожат. Озирается в поисках пепельницы, встает. На письменном столе пепельницы нет, зато есть фотография в рамке. Несколько мужчин стоят около старого винтового самолета.

Ординатор. Как вы моетесь?

Дорота. Грею на газу воду.

Ординатор. Послушайте… Я правда не знаю.

Дорота затягивается и стряхивает пепел на ладонь.

Дорота. Я очень… Мы с мужем… Я его люблю.

Ординатор. Я несколько раз видел вас вместе. Похоже было.

Дорота рассматривает горстку пепла у себя в ладони.

Ординатор. Медицина ничего не знает о причинах. О последствиях — чуть больше. Прогнозы… тоже мало что можно сказать…

Дорота перебивает его.

Дорота. Американцы своим больным говорят.

Ординатор. Да, говорят. Плохие прогнозы в основном подтверждаются, хорошие — реже.

Дорота. Пускай будет плохой. Скажите: он умрет. Чтобы я знала. Я буду делать для него все, что могу…

Пепел с её сигареты падает на пол.

Ординатор. Ничего вы не можете. Только ждать.

Короткие рациональные ответы ординатора бесят Дороту, но она должна во что бы то ни стало довести разговор до конца. На этот раз ей удается стряхнуть пепел в ладонь. Успокаивается.

Дорота. Если дадите еще минуту, я скажу, почему мне необходимо это знать.

Ординатор. Слушаю.

Дорота. Я не могла забеременеть. А теперь я на третьем месяце. Не от мужа… Если сделать аборт… всё, это последний шанс. А если муж будет жить… нельзя рожать этого ребенка. Мужчина, о котором я говорю, очень близкий мне человек. Не знаю, поймете ли вы… Можно любить сразу двоих…

Ординатор. Надежды на выздоровление у него не больше пяти процентов, на то, что выживет и будет влачить жалкое существование, — примерно пятнадцать. Так утверждает медицина. Я же… Я слишком много видел людей, которые жили, хотя не должны были жить, и таких, которые умирали без причины.