Unknown - Пока смерть не разлучит нас (СИ)
Когда его ступор затянулся, Гарри осторожно села напротив него и выпустила в лицо длинную струю сизого дыма. Это неожиданно возымело эффект — Джон несколько раз моргнул, резко вдохнул и зашёлся в кашле, так и не глядя на сестру.
Гарри внимательно смотрела, как брат опрокинул себе в рот щедрую порцию алкоголя и тут же зажмурился, шумно выдохнув через нос и зажав рот кулаком, словно борясь с тошнотой. Только после того как Джон вздохнул с облегчением, а на щеках заиграли лихорадочные пятна румянца, он поднял тяжелый взгляд на Гарри. И та содрогнулась от увиденного: глаза брата постарели разом на несколько тысячелетий.
— Почему ты не сказала мне, что он жив? — требовательно спросил Джон, и Гарри почувствовала, как липкий холод пополз по позвоночнику. Тот самый момент, которого она страшилась больше всего, — когда брат, наконец, обретёт память и придёт к ней за ответами — наступил.
Женщина молча смотрела на медленно тлеющую сигарету, даже не пытаясь подыскать слова в оправдание. Джону нужно было выговориться, выплеснуть на кого-то свою злобу, и Гарри была готова взять этот удар на себя. Это было самым меньшим, что теперь она могла для него сделать.
— Почему ты не сказала, что его в принципе невозможно убить?
Гарри прикрыла глаза. Конечно, ещё вчера Шерлок Холмс для брата был мертвецом, безвозвратно потерянным другом. Сегодня же — не только живым, не только бессмертным, но и бывшим возлюбленным. Тем самым, из-за любви к которому он лишил себя жизни. Точнее, не совсем он — сейчас в сидящем перед ней Джоне Ватсоне почти не осталось ничего от того юноши-жреца, наивного и открытого миру мальчишки, о котором она заботилась с самого его рождения. Ничего не осталось от её младшего обожаемого брата, поникшего от первого удара судьбы, подобно цветку на солнце... Нынешний Джон был гораздо выносливей.
Гарри с силой смяла чадящий окурок о дно пепельницы.
— Боже, Гарриет, — Джон с силой потёр лицо ладонями, — я целый год упивался своим горем! Целый год, чёрт возьми! Неужели в тебе нет ни капли сочувствия?
— А кто пожалел меня, когда я узнала о своей судьбе? — не выдержала сестра, стискивая до боли кулаки. — Где был ты? Ты подумал, каково было мне? Смириться с этим? Рассказать, чтобы меня вновь упекли в лечебницу? С этим невозможно жить, я пробовала, пробовала! Даже Клара не выдержала, а ведь терпела меня столько лет! А ты был так далеко... — голос Гарри сорвался.
Джон моментально оказался рядом, прижав сестру к себе.
— Ты никогда не поверил бы мне, сказал бы, что все это — плод моего больного воображения, кошмары... — Гарри захлёбывалась словами и слезами, судорожно вцепившись в брата и уткнувшись лицом в его рубашку. — Ведь я — шизофреник, Джонни! Я больна!
Вдруг Гарри охнула:
— Ты ранен? У тебя вся рубашка в крови!
— Ш-ш-ш, тише, успокойся, — Джон погладил сестру по голове, ероша короткие светлые пряди на макушке. — Кровь не моя. А ты не больна, — он немного помолчал, сжимая сестру в крепких объятиях. — Боги, что же ты натворила... С ними... С нами...
— Я… — Гарри шумно всхлипнула, — я готова была отдать собственную жизнь, только бы отомстить за твою смерть.
— Гарри, милая, — Джон мягко отстранился от сестры, присел на корточки, глядя на неё снизу вверх, — это был мой выбор. Мое сознательное желание, пусть жестокое по отношению к тебе и поспешное. Но зачем ты...
— Месть, — голос Гарри стал неожиданно резким, и произнесенное слово разрезало тишину, подобно холодной стали клинка. — Я так хотела отомстить, что, втыкая копье в твою могилу, пообещала богам свою жизнь, только бы наказать виновных.
— Только лишь из-за того, что один доверчивый юнец разочаровался в любви! Посмотри на меня, Гарри! Посмотри! — Джон обхватил ладонями заплаканное лицо сестры. — Его уже давно нет, он разбился о прибрежные скалы. Есть я и ты, есть Шерлок и Майкрофт, кем бы они ни были тогда. Это нужно остановить, понимаешь?
— Это наш путь, — покачала головой Гарри. — Мойры навечно переплели нити наших судеб с нитями судьбы бессмертных. Все могло закончиться еще тысячу лет назад, но ты пал под Константинополем, и нам снова пришлось вернуться, чтобы дать им шанс.
— Шанс на что?
— На избавление от проклятия, Джон.
— Они… — Джон распахнул глаза, в которых мелькнула тень надежды.
— Да, — кивнула Гарри. — Будут прощены и снимут тяжесть бессмертия, станут такими же, как и все остальные люди.
— Значит, он не останется вечно молодым, когда я…
— Ты простил его, да? — спросила Гарри, грустно улыбаясь и вглядываясь в лицо брата. — Сделал то, что я так и не смогла... Только одного не могу понять, — нахмурилась она, — почему ты глушишь скотч у меня на кухне, когда должен быть совсем в другом месте?
— Ты как всегда права, моя старшая сестричка, — вздохнул Джон, — но я не готов вернуться домой. По крайней мере, сейчас. Чёрт, всё это в голове просто не укладывается!
Джон отставил пустой стакан и, помявшись, поинтересовался:
— Я могу сегодня остаться у тебя?
— Конечно. Гостевая спальня в полном твоём распоряжении. Погоди немного, я принесу тебе запасную одежду.
Брат кивнул и вышел к лестнице, ведущей на второй этаж, но тут же вернулся.
— А как это произойдет?
Гарри растерянно посмотрела на него, не сразу ухватив суть вопроса.
— Ритуал, Джон, — пояснила она. — Нужно провести ритуал.
— Понятно, — хмыкнул Джон и отправился наверх. Шаги на лестнице стихли, хлопнула дверь гостевой комнаты.
— Да, Джонни, — продолжая обращаться к брату, которого уже не было рядом, тихо произнесла Гарри, — всего лишь ритуал.
Чиркнул огонёк зажигалки, на миг осветив её печальное лицо, прикрывающие крошечный трепещущий огонёк ладони и тонкую палочку сигареты, а затем кухня снова погрузилась в осенние сумерки, пропахшие табачным дымом и обещанием долгой бессонной ночи.
***
— Следуйте инструкции, и боли вас больше не побеспокоят, миссис Хэмпстон. Всего доброго!
Джон устало улыбнулся пожилой леди, которая была его постоянной пациенткой, выслушал слова благодарности и запер дверь на ключ. К радости, или к сожалению, на сегодняшний день пациентов больше не предполагалось, и абсолютно измученный Джон Ватсон опустился в своё кресло.
«Ты ОК?» — коротко тренькнул телефон, послушно выводя на экран смс от Грега. Джон незлобиво фыркнул, но отвечать не стал.
Как и предполагалось, ночью Джон почти не сомкнул глаз: страницы памяти шелестели и отвлекали, настойчиво шумели обрывки голосов, словно кто-то оставил включенным плохо настроенное радио; несколько раз снизу раздавался звон посуды — Гарри до рассвета чем-то гремела на кухне. Тиканье часов раздражало неимоверно. Джон переворачивался с боку на бок, комкал одеяло, пытался считать до тысячи, но сонм мыслей не желал отдавать Морфею столь ценную добычу.
Только за три часа до подъёма окончательно выбившийся из сил Джон отключился, точно в могильную яму рухнул, не видя снов.
Наутро отражение в зеркале порадовало глубоко залёгшими тенями и настолько уставшим видом, что Сара, окинув внимательным взглядом мятую одежду Джона, поинтересовалась, не нуждается ли он в отпуске на пару дней. Поспешному ответу «Всё в порядке» она явно не поверила, но, тем не менее, по первой просьбе отправила к нему на приём нескольких своих пациентов: Джон решил, что если работа помогла ему тогда, то и сейчас поможет.
Хватило его ненадолго.
Сидя в больничном кафетерии, рассеянно размазывая остывшее картофельное пюре по тарелке, он разглядывал толпящихся сослуживцев.
В глубине души Джон всегда чувствовал некоторый дискомфорт, едва отслеживаемую несовместимость с реальностью, как если бы он был кусочком пазла из другого набора. Он честно пытался жить обыкновенной жизнью — дом, попытки завести семью, работа, предпочитал действовать, а не жаловаться на судьбу, но теперь всё перевернулось с ног на голову, и Джон понятия не имел, как привести всё в положение хоть малейшего равновесия. Не говоря уже о вернувшейся памяти. Что это — проклятие или дар?
Как об этом сказать Шерлоку?
Когда у Джона в двадцатый раз обеспокоенно поинтересовались, всё ли в порядке, он попросту сбежал из кафетерия, оставив попытки пообедать.
Как Джон ни пытался отсрочить своё появление на Бейкер-стрит, смена подошла к концу, и он должен был появиться дома, поговорить с Шерлоком и посмотреть правде в лицо, даром что эта «правда» столь долгое время искусно водила его за нос.
