Александр Мардань - Последний герой
ВИКТОР: Ты когда его в последний раз надевала?
ЛЮДМИЛА: По-моему… К Вере Степановне, на прошлый день рождения…
ВИКТОР: И потом не доставала?
ЛЮДМИЛА (несколько неуверенно, вспоминая): Нет…
ВИКТОР (с подозрением): Никуда больше не надевала?
ЛЮДМИЛА: Что ты имеешь в виду?
Виктор молчит.
ЛЮДМИЛА: Опять за старое? Витя, я не французская королева, чтобы любовникам подвески дарить. Ты его никуда не перекладывал?
ВИКТОР: Нет. Чужих здесь не было… Катя у тебя деньги просила?
ЛЮДМИЛА: Она это делает регулярно.
Звонок в дверь, Людмила идет открывать. Возвращается вместе со Сталиной Петровной.
СТАЛИНА ПЕТРОВНА (Людмиле): …давай пойдем вместе.
ВИКТОР: Куда это?
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Здравствуй, Витя. Я иду квартиру смотреть. Вроде, подходящая. Второй этаж, окна на юг.
ВИКТОР: А компас у вас с собой? А то ведь дурят. Говорят, что на юг, а на самом деле на северо-запад!
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Ну, меня-то, может, и надурят, а Барсика не обманут! Кот у меня — экстрасенс. Нехорошую энергию чует. Если в доме плохо — он и не войдет. Вот мы с Барсиком смотрели объект на Тенистой, так он…
ВИКТОР: …сказал: «Не буду тут жить!».
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Смейся-смейся… Не пошел в квартиру! Встал на пороге — шерсть дыбом! Значит, болел там кто или даже умер. Хозяева, конечно, промолчат, а у Барсика — шестое чувство! Ну что, Люд, пойдешь со мной?
ВИКТОР: Зачем? У Людки чутья — никакого.
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Там на одном этаже две квартиры продаются. Снова соседями будем…
ЛЮДМИЛА: Сталина Петровна, я не могу сейчас, мы уходим. У нашего завуча день рождения.
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Хорошо, завтра поедем.
ВИКТОР: Сколько они вам за вашу двухкомнатную дают?
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Тридцать тыщ.
ВИКТОР: Рублей?
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Побойся Бога! Конечно, баксов.
ВИКТОР: Не боитесь на старости лет валютными операциями заниматься?
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: А где ты видел, чтобы квартиры за рубли продавали? Чем надо мной насмешки строить, лучше скажи, за сколько вы сторговались?
ВИКТОР: Двести тысяч.
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Рублей?
ЛЮДМИЛА: Баба Сталя! Не слушайте вы его! Мы еще торгуемся.
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Ладно, Люда, завтра я тебя жду.
ЛЮДМИЛА: Договорились.
ВИКТОР: Тетя Сталя, я с вами спущусь, поздравлю ветерана.
Идут к выходу. В дверях сталкиваются с Катей.
КАТЯ: Здравствуйте, бабушка Сталин!
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Здравствуй, Катя! Как английский? Сдала?
КАТЯ: Пока не берут.
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Учи… Сейчас без языка никуда.
ЛЮДМИЛА: Сталина Петровна! Только чтобы они там не напоздравлялись! Мы же на именины опаздываем.
СТАЛИНА ПЕТРОВНА: Людочка, не беспокойся! Горючего осталось — минут на пять. Далеко не улетят.
Виктор и Сталина Петровна уходят.
КАТЯ: Хорошо, что я вас застала!
ЛЮДМИЛА: Конечно, хорошо. Я тебя две недели не видела.
КАТЯ: Мамуль, ты у меня самая красивая! Платье — супер!
ЛЮДМИЛА: Слушай, не могу найти бабушкин кулон. Ты не брала?
КАТЯ: Брала.
ЛЮДМИЛА: Где он?
КАТЯ: В ломбарде. Хозяйка наехала — срочно бабки за квартиру! Мам, успокойся, выкуплю я его. Мне на днях зарплату дадут.
ЛЮДМИЛА: Кто тебе разрешил? Почему мне не сказала?
КАТЯ: А что, ты бы разрешила?
ЛЮДМИЛА: Но это же бабушкина память!
КАТЯ: Ну-у, началось… Кулон — это память. И квартира — это память. Вы поэтому ее продавать отказываетесь?
ЛЮДМИЛА: При чем здесь квартира?
КАТЯ: При том! Продали бы ее — и всё.
ЛЮДМИЛА: Что — всё?
КАТЯ: Отдали бы мне мою часть.
ЛЮДМИЛА: Какую это — твою?
КАТЯ: Я, кстати, единственная в этой квартире родилась. Самое что ни на есть коренное население. Имею право на свою часть наследства. И не понимаю, чего вдруг ты решила изображать из себя Раневскую. (Цитирует с пафосом.) «…Здесь жили мои отец и мать… я люблю этот дом, без вишневого сада я не понимаю своей жизни, и, если уж так нужно продавать, то продавайте и меня вместе с садом…»
ЛЮДМИЛА: Да, я здесь выросла, и я люблю этот дом.
КАТЯ: Неправда! Ну, дед с бабой — допустим, сами строили. А вы с папой?
ЛЮДМИЛА: Не кричи! Давно скандалов не было. (Включает приемник.)
КАТЯ: В его Сиплодрычинск ты ехать не захотела, а в квартирной очереди вы какими были по счету? Три тысячи восемьсот подползающими? Вам просто некуда было деваться, вот и пришлось с родителями жить. Друг у друга на голове…
ЛЮДМИЛА: Да! Это Я знаю, что такое четверо взрослых и ребенок в этой квартире. Это Я знаю, что такое — тесно. А ты-то что? Когда ты подросла, мы уже тут были втроем.
КАТЯ: А когда маленькая была? Я все прекрасно помню. Как лежала в кровати и видела, что на кухне горит свет, потому что ты не идешь спать. Потом слышала папины шаги на лестнице, и по звуку угадывала, что пьяный. Потом он долго ковырял ключом, а бабушка деду шептала — она думала, что шепчет! — «Опять Витька поддал!». Ты закрывалась с ним на кухне, ругалась и плакала. И думала, что все спят, и никто ничего не слышит… Про другое я вообще говорить не хочу…
ЛЮДМИЛА: Ты не хочешь — так я тебе скажу. Ты уже девочка взрослая… И про то, как мужа любила с подушкой в зубах. И про то, как в ванную выйти лишний раз боялась, потому что через родительскую комнату надо было идти. Ты думаешь, мы с Таней тут скандалов не наслушались? И всего остального… Зато — не угол, не барак, не подвал и не коммуналка. У многих и этого не было. А другое мы только в кино видели.
КАТЯ: Сказку про крота я знаю. «Здесь наша родина». Только я так жить не хочу.
ЛЮДМИЛА: Как Золушка хочешь — все и сразу? А в жизни получается — ничего… и постепенно.
КАТЯ: На самом деле никто из нас эту квартиру не любит. Непонятно только, почему мы не выехали первыми.
ЛЮДМИЛА: Потому что папа в очередной раз решил стать Ротшильдом.
КАТЯ: Я — за. Главное, чтобы не Биллом Гейтсом.
ЛЮДМИЛА: Почему?
КАТЯ: Он всё завещал бедным. А родным детям — всего по десять миллионов. Представляешь? Остальное пусть зарабатывают сами.
ЛЮДМИЛА (смеется): А тебе десятки мало?!
КАТЯ: Мне — нет, а вот его детям представляешь как западло?
ЛЮДМИЛА: Деньги счастья не приносят.
КАТЯ: …но доставляют массу удовольствия!
Телефонный звонок. Катя снимает трубку.
ЛЮДМИЛА: Катя! Тебе сюда не звонят! (Отнимает у нее трубку.) Алло! (Пауза.) Ну сколько раз можно вам повторять! Грибница осталась только чернобыльская! Брать будете? (Кладет трубку.)
КАТЯ: Так что папа задумал?
ЛЮДМИЛА: Решил не выселяться, пока фирма не заплатит ему столько, сколько он хочет. А хочет он много и сразу. Как ты.
КАТЯ: И сколько нам сегодня дают, что мы брать отказываемся?
ЛЮДМИЛА: Сорок тысяч.
КАТЯ: Это ж сколько будет, если на рубли перевести?! Срочно соглашайтесь, пока они не передумали.
ЛЮДМИЛА: Нет, этих денег только на винт и якорь хватит, а нам целый пароход нужен, креветок ловить.
КАТЯ: Зачем? К пиву?
ЛЮДМИЛА: Папа придет — он тебе расскажет.
КАТЯ: И ты согласилась ждать?
ЛЮДМИЛА: Катя, а если это, действительно, шанс? Сначала нам предложили двадцать пять, через месяц — тридцать, сегодня уже говорят, что согласны заплатить сорок. А вдруг получится еще больше? И у тебя будет своя квартира. И я не буду больше бегать по урокам, а ученики смогут приходить ко мне. Я тоже в этой жизни на что-то имею право. И у папы все изменится. Ему надо хотя бы один раз добиться успеха — и все пойдет по-другому…
КАТЯ: А что у него в клубе?
ЛЮДМИЛА: Всё. Уже закрылись.
КАТЯ: Ну, хоть расплатились? Или как всегда?
ЛЮДМИЛА: Почему — как всегда? Так еще никогда не платили. Два ружья для пейнтбола и ящик с боеприпасами. Шарики с краской.
КАТЯ: Ух ты! Где?
ЛЮДМИЛА: В прихожей, за вешалкой.
Катя выходит, возвращается с ружьем, рассматривает его, целится в вазу на серванте.
