Мерле Карусо - Вживленные в Эстонию

Аннели. Когда у меня был день рождения, гостей много, бабушка еще жива была, и дед, кажется, был какой-то. И мальчик тоже один приходил, гостей много было, так хорошо все. Такие цветы красивые дарили, и один кто-то розу подарил.

Каур. Мальчик, побитый жизнью, признавался: «Не помню. Тетка мне об этом рассказывала, что… Мама где-то уже с неделю не меняла мне пеленок. Все тетка должна была делать — и пеленки мне поменять, и стирать их. Она говорила матери, что сама позаботится обо мне и братце. Сам я почти ничего этого не помню».

Рээлика. Мы с мамой пошли на рынок, и я маму там потеряла, потом постоянно маму искала и, наконец, ее так окончательно потеряла, что тетка какая-то меня домой привела.

Каур. «А, помню! Я нарочно взял баночку, две банки, и разбил их в тазике. Налил воду и потом встал на осколки, нарочно себе ноги изранил. Мол, будет ли мать ухаживать за моими ногами. Хотелось мне узнать это. Тетя-то точно будет, это я и так знал. Было мне годика два, наверно. Матери все было без разницы, конечно, говорила: так тебе и надо, сам виноват».

Это я прекрасно себе представляю, как живется, если у тебя нет отца, ведь мои родители развелись, когда мне было четыре годика. А вот как живется, если у тебя нет и матери тоже, этого я себе до сих пор представить не могу.

Эркки. Осколки причиняют боль, глянь-ка вот, сказал Рейго, кровеносный сосуд ишь какой сделают, вон чё делают (осколком ладонь ранит), больно сделают. Чужие люди разбили пополам и сразу бросили на землю, осколков много. Полиция не разрешает им так делать. Когда они гадостей наделают, то они в тюрьму пойдут. А тут, видишь, какой большой осколок. Сюда нельзя идти босиком.

Мечты

Май. О чем они думают перед тем, как уснуть? Лично мне думается о совершенно диком — ну… например, думаешь, там, о каком-то кумире, или что влюбилась в какого-то там парня, или хочешь стать балериной или принцессой, скажем. Может, и они вот точно так же каждый вечер ложатся спать и думают: почему это моя мама уже целый год меня не навещает?

Аннели. Я поехала к Тийту и Майве. Живут у меня там одни, в Таллинне. Вроде как друзья они мне. Когда они сюда пришли, то меня еще не знали, это мы потом только подружились. У меня даже фотографии имеются. И мы поехали в Вильянди. Там мы покушали, а потом они погнали меня на работу, работать велели, мы стали работать. Потом поиграли, и было очень весело, и потом другие еще танцевали. Потом пошли купаться, вода теплая такая. И потом пошли, поехали обратно, и потом обратно домой (голос утихает), и я вернулась обратно в детдом.

И потом мне дали вот это. Говорят, сердце лечит. Розовое, это самое, я и не знаю, чё это такое, на бумажке все написано.

Рээлика. Мечта моей жизни — найти себе порядочного мужа, кто бы заботился обо мне и не… вроде того, не бил бы, что ли, чтобы жизнь у меня была классной, и можно было бы поехать куда-нибудь далеко, где нет знакомых, чтобы никто меня не трогал, и я бы могла жить своей жизнью. Спасибо.

И получить себе красивый, нормальный телефон, причем — с огромным кредитом.

Кади. Свой дом должен бы быть спокойным и неповторимым. Думаю, в деревне где-нибудь, отдельный домик, потому как в доме с квартирами — там еще неизвестно, все может быть.

Каур. Мальчик, побитый жизнью, признавался: «Чтоб такого больше не было, что все надо будет быстро скушать. Просто должна быть хорошая семья. Чтоб не ругались мать с отцом, и все. Тогда и я бы тоже не стал, будь у меня нормальная семья. На них насмотрелся, на них. (Вздыхая, шепотом.) Не хочу я быть таким. (Еле слышно.) Не хочу».

Аннели. Раньше я хотела быть полицейским. Физ… это самое… культура — у меня только пятерки. Потом уж и не знаю, кем там я еще хотела быть, я еще подумаю, давно уже не думала.

Я шить умею! Я много еще чего умею. Блины умею печь, картошку пожарить, даже чистить, бутерброды приготовить.

Грядки полоть умею, уборку сделать — само собой!

Кади. Я хочу стать поваром. Из нашей школы многие пошли учиться в техникум.

Юри. Я хочу стать военным.

Эркки. Хочу в вертолетчики, сказал Рейго.

Рээлика. Я и не думала, никем я не хочу стать.

Не знаю! Даже не мечтаю, я только о верховой езде и мечтаю. У меня свой конь был в конюшне на Сауе. Как-то зашли туда с подружками и спросили: а можно нам тут помогать, и потом каждый выбрал себе коня, за кем ухаживать. Не знаю, как только первый раз села на коня, сразу же получилось верхом. Ездила там верхом на плацу, ну, примерно, пару раз в неделю.

Только одно до сих пор никак в толк не возьму — как ставится седло.

Золотая рыбка

Каур. Мальчик, побитый жизнью, признавался: «Я себе желаю, чтобы у меня была приличная жизнь. Чтобы я… Я же, сами понимаете, какой, чтобы мне захотелось вести себя прилично».

Рээлика. Вот бы золотая рыбка могла выкинуть такой фокус, чтоб можно было ему опять вернуться домой, и будто с ним ничего всего этого и не было, и того тоже, что в детдоме…

Аннели. Я бы желала себе, чтоб могла себе другую… чтоб жить в другой семье. Чтоб были у меня мать и отец. Жила бы я в другой семье. И осталась бы там насовсем…

Рээлика. У нее есть крестные родители, пусть она уговорит их взять ее к себе.

Аннели. Не хочу я ходить в школу в Финляндии.

Рээлика. Хочу себе коня получить.

Потом хочу себе собаку!

Потом хочу себе рыбок, аквариум.

Ничего рыбка не приносит, не делает, не хочет! Хочу себе этот зал! А рыбку можно получить, что ли?.. Ну, так я эту самую рыбку себе и хочу! (Смеется.)

Желаю в школе получать пятерки и четверки, и еще я желаю себе хороших друзей…

Желаю себе приемную семью.

Желаю в свою комнату диско-зал!

А чё вообще можно получить тогда, ничего ты не получишь…

Хочу себе музыкальный центр.

Хочу себе в комнату бассейн.

Ничего-то она не исполнит, да какая она рыбка золотая, разрезать ее пополам — и все тут.

Аннели. Что, если в школу пойду, там были бы хорошие учителя, и чтоб хорошо оценили меня.

Рээлика. В три кроны.

Рээлика. Я пожелаю, чтоб была я прекрасной и разумной. Золотая рыбка ни разу не помогла.

Каур. Все они прекрасные. Они словно совершенно обычные дети. Но мы-то знаем, что они вовсе не обычные. Некоторые ребята из Хайба будто в тумане живут, в какой-то другой совсем фазе. Иногда ничего такого заметного, как вдруг неожиданно прорвется какая-то несуразность, рывок непонятный — и сразу становится ясно: что-то тут не так. Есть в них какая-то большая-пребольшая часть той стороны, которую мы никогда не увидим, и это, ну, скажем так… настораживает.

Настораживает и в том смысле тоже, что, как бы им только не причинить боль, чтобы мне не было больно, нам не было больно, хотя, пожалуй, этого не избежать.

Эркки. Паутина, сказал Рейго. Люди сплетают.