Алексей Кожевников - Том 1. Здравствуй, путь!

Алексей Кожевников

Собрание сочинений в четырех томах

Том первый

Добрый талант

1

Творчество Алексея Венедиктовича Кожевникова находится в счастливой и редкостной поре как бы второго цветения. И сейчас, на восемьдесят шестом году жизни, он создает поразительно молодые по мироощущению произведения.

Его книги способны удивить читателя своим тематическим и сюжетным разнообразием, и в то же время их прочно объединяют характерные для всего творчества этого прозаика черты — чувство интернационализма, постоянное внимание к теме труда, постановка существенно важных проблем народной жизни.

Творческие интересы и искания писателя, идейно эстетическая направленность его книг тесно связаны с его жизненным путем.

Чтобы обнаружить истоки его литературного творчества, надо заглянуть в ныне уже далекое прошлое — последнее десятилетие минувшего века.

Алексей Венедиктович Кожевников родился в 1891 году в деревне Хабазы, бывшей Вятской губернии (теперь Кировская область), в небогатой крестьянской семье.

У его родителей Венедикта Федотовича и Марии Григорьевны Кожевниковых было десятеро детей.

Вот что сам писатель рассказывает о первых впечатлениях детства, сохраненных памятью. Вся семья ютилась в избе из одной комнаты, где не было ни перегородок, ни хотя бы занавесок. Родительская изба, битком набитая ребятишками, всегда вызывала у него представление о муравейнике. В семье все «добывали» своими руками: хлеб, молоко, мясо, рыбу, одежду, обувь. Покупали только сахар да керосин для лампы. Недолго здесь кормили детей «кашкой с ложечки». В пять-шесть лет они были уже работники: пасли гусей, оберегали цыплят от ястреба, поливали и пололи огород, боронили вспаханную землю, подносили скоту солому, сено… И выходили из них мастера на все руки.

Деревенская выучка принесла писателю неоценимую пользу — в самых трудных обстоятельствах он никогда не опускал рук, всюду мог найти себе дело, а с ним хлеб. Без денег, с одним, как говорит он, «умеем», он исходил и исколесил всю страну.

«Эта привычка не гнушаться никаким трудом очень помогала мне путешествовать… — отмечает писатель, — помогала близко сходиться с трудовым людом. Меня охотно принимали в свои артели, бригады, партии и лесорубы, и плотники, и землекопы, и плотогоны, и рыбаки, и коневоды, и геологи, и строители…

Самый разнообразный трудовой люд широко вошел в мои книги».

Тут речь пошла уже о книгах, о творчестве. Но до этого были годы ученья. Давалось все куда как нелегко.

Отец и мать этого многочисленного семейства были неграмотны. А детям своим все же постарались дать образование.

Сельская пятиклассная школа, которую окончил Алеша Кожевников, была по своему составу разноплеменной. Это обстоятельство сказалось, несомненно, впоследствии на его нравственном облике и на его гражданских воззрениях. Уже в детстве зародилось у него чувство дружбы, равенства и ответственности по отношению к своим иноплеменным товарищам, особенно укрепившееся в юные годы, когда он был семинаристом.

Но как попал мальчик из деревушки Хабазы в Казанскую семинарию?

Но было бы счастья, да несчастье помогло. Однажды Алеша невольно подслушал горький разговор отца с матерью о том, как же им справиться с тяжелой нуждой, как прокормить и вырастить стольких детей. И он принимает решение уйти из дому, освободив таким образом родителей от заботы о нем.

Тринадцатилетний подросток отправляется пешком за сто пятьдесят верст в Казань. Там, выдержав экзамены, поступает в инородческую семинарию, готовившую сельских учителей для Поволжья.

В отличие от многих учебных заведений царской России, Казанская инородческая семинария была единственная в стране, где вместе с русскими обучались татары, марийцы, чуваши и представители других пародов, населявших Поволжье.

В семинарии возрастает его интерес к народной жизни, к быту, он старается постичь всю сложность взаимоотношений народов, населяющих Российскую империю, задумывается над исторической ролью русского народа.

Здесь же, в семинарии, завязались знакомства юного Кожевникова с революционно настроенной молодежью.

Все это впоследствии найдет отражение в творчестве писателя.

В каникулы Алексей Кожевников зарабатывал хлеб насущный на Каме и Волге, нанимаясь «мальчиком» при пароходных пристанях, а став постарше, — грузчиком и рабочим на плотах и пароходах.

Окончив в 1910 году семинарию, Алексей Венедиктович Кожевников вплоть до начала первой мировой войны учительствовал в деревнях своего края, в 1914 году его мобилизовали в царскую армию.

Когда разразилась гражданская война, Кожевников добровольцем вступил в Красную Армию и в ее рядах прошел Среднее Заволжье, Урал, часть Сибири…

После демобилизации из Красной Армии, в 1921 году, Алексей Кожевников приехал в Москву и стал студентом Литературно-художественного института имени В. Я. Брюсова.

2

Когда и как возникло в нем стремление к творчеству, к писательскому труду?

Хотя писатель и заверяет, что стихами всерьез он не занимался никогда, творческая биография его в истоке своем говорит о тяге к рифмованному, ритмичному слову. Проявилось это, когда Алеше Кожевникову, еще неграмотному деревенскому мальчугану, было около шести-семи лет. О печатном слове он представления не имел никакого, знал лишь разговорное да песенное.

Часто ему приходилось слушать рассказы крестьян, вернувшихся из Сибири, ходивших на поиски мест, куда можно было бы перебраться на житье. Одни расхваливали далекую обетованную землю, другим все в Сибири было не по нраву: морозы жгучие, зима долгая, снежное таежное бездорожье… Среди этих споров и рассказов нередко мелькало звонкое, летучее песенное слово «Енисей» — оно зацепило, увлекло его.

Как-то в праздник, одетый по этому случаю во все новое, выбежал мальчик на улицу и, переполненный своей мечтой о песенной реке, стал во всю глотку выкрикивать:

Е-ни-сей, Е-ни-сей…Та-та-та, та-та-та…А-лек-сей, А-лек-сей —Ла-по-та, ла-по-та!..

Лапотой дразнили вятских крестьян, бедных лапотников.

«Это было мое первое сочинение, — вспоминает писатель. — Я не старался над ним, оно выскочило само собой, от какого-то восторга. Я скандировал, разбрызгивая ногами грязные лужи, а вокруг праздные люди смеялись, подзуживали: «Ну-ка пройдись еще! Ловко получается». Один дядька из ходоков сказал: «Ишь с кем обвенчался, с Енисеем. Далеко замахнулся парень!»

Домой я пришел весь в грязи. Мать задала мне здоровую трепку — мой первый литературный гонорар. Долго саднила у меня спина, исхлестанная моими же портянками, сильно горели надорванные уши, но интерес к Сибири, к Енисею не угас».

Когда пальцы научились кое-как держать ручку, Алеша принялся записывать рассказы ходоков о сибирских странствиях, песни, сказки, разные байки, ладные словечки.

В избе-муравейнике выделить место не только для литературных упражнений, для занятий начинающего фольклориста, но даже для приготовления обычных школьных уроков возможности не было. Поэтому Алешины записи хранились в самовольно унаследованном от деда лукошке. Дед сплел его из лыка, как плел лапти — ходить с ним по грибы, по ягоды, да подошел срок распроститься деду с жизнью. И осталось лукошко висеть на чердаке, пока не довелось ему послужить для литературы и науки.

Рос мальчик, ширился его кругозор. Алеша перечитал все, что смог добыть в школьной библиотеке и у товарищей дома. Особенно манили его горизонты, которые открывали ему география и этнография. Ему даже захотелось систематизировать познания, почерпнутые из прочитанных книг. И написал Алеша «Всеобщую географию мира». Легла и она в лукошко.

В семинарии Алеша продолжал вести свои записи. Приехав из Казани на первые каникулы, решил пополнить ими свое хранилище. Но прежде захотел кое-что перечитать. И тут обнаружил жестокий ущерб, который нанесли науке… мыши. Они изгрызли весь архив в лукошке, оставили одну бумажную труху.

Так погибла «Всеобщая география мира», а с нею и множество пребывавших в эмбриональной стадии, еще не ясных самому автору замыслов. Таков был печальный конец его начинаний.

«Эта утрата огорчила меня до слез, но не убила привычки ко всему приглядываться, прислушиваться, все интересное записывать. Постепенно, через длинный ряд лет, записыванье перешло в писанье, в писательство.

В 1924 году напечатали мою первую книжечку «Продавец счастья», про мальчика с ученым попугаем, торгующего билетиками на счастье…

После напечатания этой первой книжки в моей голове появилось что-то очень бойкое, нетерпеливое, неустанное, какой-то живчик, своевольный распорядитель, выдумщик, советчик, вдохновитель, заботник — не знаю, как лучше, точнее назвать его, словом — будорага».