Артур Миллер - Осколки
СИЛЬВИЯ: Он звонил. Заключение у него уже есть, но он хочет прийти завтра, когда у него будет больше времени. Он и в самом деле очень приятный.
ГЕЛЬБУРГ: Ну, а как сегодня?
СИЛЬВИЯ: Не волнуйся, очень жаль, но…
ГЕЛЬБУРГ: Скоро тебе станет лучше. — Ой! У меня же письмо от нашего капитана! (Достает письмо из кармана пиджака.)
СИЛЬВИЯ: От Жерома?
ГЕЛЬБУРГ: (полный гордости). Почитай. (Особо широкая вычурная улыбка). Твой сын. Генерал Маккарти дважды беседовал с ним.
СИЛЬВИЯ: В форте Силл?
ГЕЛЬБУРГ: Это в Оклахоме. Он должен сделать доклады об артиллерии! В форте Силл! Там находятся все эксперты.
Она непонимающе смотрит на него.
Это как если бы пригласили в Ватикан прочитать Папе лекцию на религиозную тему.
СИЛЬВИЯ: Надо же! (Складывает письмо и возвращает его.)
ГЕЛЬБУРГ: (старается не выглядеть рассерженным). Не понимаю тебя.
СИЛЬВИЯ: Почему? Я рада за него.
ГЕЛЬБУРГ: По тебе не видно.
СИЛЬВИЯ: Я никогда с этим не свыкнусь. Ну кто идет в армию? Мужчины, которые ничего другого не умеют.
ГЕЛЬБУРГ: Я хотел показать людям, что еврей может быть не только адвокатом, врачом или бизнесменом.
СИЛЬВИЯ: Отлично, но почему именно Жером?
ГЕЛЬБУРГ: Для еврейского юноши большая честь отправиться в Вестпойнт. Без связей мистера Кейза ему бы туда никогда не попасть. Он может стать первым генералом — евреем в армии Соединенных Штатов. И тебе не важно быть матерью такого человека?
СИЛЬВИЯ: (с приступом злобы). Я же сказала, что меня это радует.
ГЕЛЬБУРГ: Не кипятись. (Нетерпеливо оглядывается). Когда ты опять будешь ходить, я помогу тебе повесить новые шторы.
СИЛЬВИЯ: Я начала…
ГЕЛЬБУРГ: Они лежат уже больше месяца.
СИЛЬВИЯ: … но, к сожалению, потом это случилось.
ГЕЛЬБУРГ: Я просто считаю, Сильвия, ты должна себя чем-нибудь занять, не надо раскисать.
СИЛЬВИЯ: (едва не срываясь). Мне очень жаль, очень жаль, что все так…
ГЕЛЬБУРГ: Пожалуйста, не волнуйся, беру свои слова назад!
Короткая пауза. Патовый момент.
СИЛЬВИЯ: А что выяснилось при обследовании? (Гельбург молчит). Которое проводил специалист.
ГЕЛЬБУРГ: Вчера вечером я был у доктора Хьюмана.
СИЛЬВИЯ: Да-а? А почему ты мне ничего не сказал?
ГЕЛЬБУРГ: Хотел поразмыслить над тем, что от него услышал.
СИЛЬВИЯ: И что же это?
Словно решившись, Гельбург подходит к ней и целует в щеку. Она смущена и слегка напугана.
Филипп! (Легкая непонимающая улыбка).
ГЕЛЬБУРГ: С этого момента я хочу кое-что изменить. В манере поведения.
Сначала он стоит неподвижно, затем подкатывает ее кресло к стулу, садится и берет за руку. Она не знает, как к этому относиться, но руки не отнимает.
СИЛЬВИЯ: Ну, и что же он сказал?
ГЕЛЬБУРГ: (ласково похлопывая ее по руке). Расскажу. Потом. Я хочу купить «Додж».
СИЛЬВИЯ: «Додж»?
ГЕЛЬБУРГ: Хочу научить тебя водить машину. Сможешь ездить, куда захочешь, например, в гости к маме. Хочу, чтобы ты была счастлива, Сильвия.
СИЛЬВИЯ: (удивленно). О-о?
ГЕЛЬБУРГ: У нас достаточно денег, мы кое-что можем себе позволить. Можем съездить в Вашингтон… это должен быть крепкий автомобиль.
СИЛЬВИЯ: Но «Додж» всегда черный, да ведь?
ГЕЛЬБУРГ: Не всегда. Я уже видел несколько зеленых.
СИЛЬВИЯ: А ты любишь зеленый?
ГЕЛЬБУРГ: И это тоже цвет. Можно привыкнуть. Или в Чикаго. Настоящий большой город.
СИЛЬВИЯ: Расскажи, что сказал доктор Хьюман.
ГЕЛЬБУРГ: (поддерживает). Он считает, это может быть связано с душой. Словно нечто повергло тебя в страх. Психическое.
Сильвия молча слушает.
Ты испытываешь какой-то страх?
СИЛЬВИЯ: (медленно качает головой, пожимает плечами)… Не знаю, не думаю. Что за страх? Что он имеет в виду?
ГЕЛЬБУРГ: Он объяснит лучше, но… это, как на войне, где у людей бывают такие страхи, от которых они на время слепнут. Это называют контузией. Когда они вновь почувствуют себя уверенно, это проходит.
СИЛЬВИЯ: (задумывается на мгновение). А что с исследованиями, которые провел этот из «Маунт Синай»?
ГЕЛЬБУРГ: Они не нашли ничего органического.
СИЛЬВИЯ: Но я парализована!
ГЕЛЬБУРГ: Он утверждает, что если страхи велики, они и могли привести к этому. Ты боишься?
СИЛЬВИЯ: Не знаю.
ГЕЛЬБУРГ: В общем… можно я скажу, что думаю?
СИЛЬВИЯ: Что?
ГЕЛЬБУРГ: Я думаю, это связано с нацистами.
СИЛЬВИЯ: Но об этом пишут газеты: они разносят в щепки еврейские магазины… Мне что, нельзя читать газеты? Все улицы усеяны осколками!
ГЕЛЬБУРГ: Положим, но из-за этого ты не должна вечно…
СИЛЬВИЯ: Но это же смешно. Я не могу двигать ногами, потому что читаю газеты.
ГЕЛЬБУРГ: Этого он не говорил, а я задаю себе вопрос: не слишком ли ты…
СИЛЬВИЯ: Это смешно.
ГЕЛЬБУРГ: В общем, поговори с ним завтра сама.
Пауза. Вновь обращается к ней, берез за руку, открыто показывая, по чему он скучает.
Ты должна поправиться, Сильвия.
СИЛЬВИЯ: (смотрит в его измученное лицо и пытается засмеяться). Что это значит? Я что, умираю? Или как?
ГЕЛЬБУРГ: Как ты можешь так говорить?
СИЛЬВИЯ: Я еще никогда не видела у тебя такого лица.
ГЕЛЬБУРГ: Да нет же, нет! Просто я беспокоюсь за тебя.
СИЛЬВИЯ: И все же мне это непонятно… (Отворачивается, почти плача).
ГЕЛЬБУРГ: …мне всегда было немного непонятно… (вдруг резко)… посмотри-ка на меня!
Она оборачивается к нему. Он опускает взгляд.
Не знаю, что бы я без тебя делал, Сильвия, правда не знаю. Я… (ему страшно трудно говорить)… я люблю тебя.
СИЛЬВИЯ: (равнодушная, смущенная улыбка). Что все это значит?
ГЕЛЬБУРГ: Ты должна выздороветь. Если я что-то делаю не так, я изменю себя. Мы попробуем жить иначе. А ты должна делать, что скажет врач.
СИЛЬВИЯ: Да что я могу? Торчу здесь, а они заявляют: со мной все в порядке.
ГЕЛЬБУРГ: Послушай… Хьюман — очень умный человек…
Он поднимает ее руку, смущенно и с улыбкой целует запястье.
Когда я разговаривал с ним, мне пришла в голову одна мысль. Может, нам стоит сесть втроем и поговорить о… ну, обо всем.
Пауза.
СИЛЬВИЯ: Теперь это уже не важно, Филипп.
ГЕЛЬБУРГ: (смущенно усмехнувшись). Откуда ты знаешь? Может…
СИЛЬВИЯ: Слишком поздно.
ГЕЛЬБУРГ: (с напором, испуганно). Почему? Почему поздно?
СИЛЬВИЯ: Мне странно, что тебя это все еще заботит.
ГЕЛЬБУРГ: Не заботит, просто иногда я думаю об этом.
СИЛЬВИЯ: Слишком поздно, мой дорогой, это не играет уже никакой роли. Уже много лет.
Она забирает руку. Пауза.
ГЕЛЬБУРГ: Ну, хорошо. Но если ты захочешь, то я…
СИЛЬВИЯ: Мы ведь говорили об этом. Из-за этого мы с тобой дважды были у рабби Штайнера. А что изменилось?
ГЕЛЬБУРГ: Тогда я думал: это произойдет само собой. Я был так молод и ничего не смыслил. Это возникло из ничего, и я думал оно так же и исчезнет.
СИЛЬВИЯ: Прости, пожалуйста, Филипп, но оно не возникло «из ничего».
Гельбург молчит, пряча взгляд.
Ты пожалел о том, что женился.
ГЕЛЬБУРГ: Я не «пожалел»…
СИЛЬВИЯ: Нет, пожалел. Но можешь и не стыдиться этого.
Долгая пауза.
ГЕЛЬБУРГ: Я хочу сказать тебе правду: тогда я думал, если мы расстанемся, это меня не убьет. Это я могу подтвердить.
СИЛЬВИЯ: Я всегда это знала.
ГЕЛЬБУРГ: Но уже много лет я не думаю так.
СИЛЬВИЯ: Ну и вот она я. (Раскидывает руки, взгляд в высшей степени ироничен). Вот она я, Филипп!
ГЕЛЬБУРГ: (с болью). Так, как ты это говоришь, звучит не очень-то…