Артур Миллер - Цена
ЭСТЕР (смеется). В самом деле? А я ведь только его купила!
СОЛОМОН. Так у вас ещё и хороший вкус? Поздравляю, носите на доброе здоровье. (Убирает руки).
ЭСТЕР. Дорогой, я в чистку, но скоро вернусь. (Делает шаг к двери, СОЛОМОНУ). Это надолго?
СОЛОМОН (осматривая мебель, как соперника, с которым надо вести борьбу). С мебелью никогда не знаешь — надолго, или ненадолго или на не очень долго.
ЭСТЕР. Ну, я надеюсь, вы ее оцените по достоинству, а?
СОЛОМОН. Ага. (Машет рукой). Слушайте, идите уже в чистку, а мы прекрасно сами во всем разберёмся.
ЭСТЕР. Потому что здесь много хорошего, я-то знаю. Я, а не он.
СОЛОМОН. Я работаю в этом деле шестьдесят два года и еще никого не надувал. Идите, и пусть вам там будет хорошо.
ОНА и ВИКТОР смеются.
ЭСТЕР (грозя СОЛОМОНУ пальцем). Надеюсь, я останусь вами довольна.
СОЛОМОН. Золотко, мной все женщины всегда были довольны, что тут поделаешь!
ЭСТЕР (всё еще улыбаясь, ВИКТОРУ, идя к двери). Ну, а ты будь начеку.
ВИКТОР (кивая). Пока.
Она выходит.
СОЛОМОН. Люблю, когда женщина недоверчива.
ВИКТОР (удивленно смеется). Это вы о чём?
СОЛОМОН. Это я о том, что когда женщина слишком доверчива, как можно ей доверять!
ВИКТОР одобрительно смеётся.
Вот была у меня жена… (Жестом себя прерывая). А, да какая разница! Ответьте, если вы. конечно, не против, как вы меня нашли?
ВИКТОР. По телефонной книге.
СОЛОМОН. Ах, оставьте, какая там книга!
ВИКТОР. Как, какая?
СОЛОМОН (загадочно). Нет-нет, всё в порядке, все в порядке.
ВИКТОР. Там вы зарегистрированы как оценщик.
СОЛОМОН. О да, я зарегистрирован. Я запатентован. Мне даже привили оспу.
ВИКТОР смеется.
Не смейтесь, если вы не зарегистрированы, то вам остается только подняться на лифте и сигануть из окна. Но зачем я вам это говорю, вы же полицейский, и сами знаете эту жизнь. (Надеясь на контакт). Разве не так?
ВИКТОР (сдержанно). Может, и так.
СОЛОМОН (осматривая мебель. Одна рука на бедре, другая как бы естественно и в то же время элегантно лежит на ручке кресла). Так. (Смотрит вокруг и продолжает с нерешительней улыбкой). Сколько же у вас мебели! И что, все продаёте?
ВИКТОР. Угу.
СОЛОМОН. Хорошо, хорошо. Я просто хотел ещё раз убедиться. (Со слабой надеждой ни ответную улыбку). Откровенно говоря, никак не ожидал увидеть в этом районе такое нагромождение.
ВИКТОР. Но это со всего дома.
СОЛОМОН (с какой-то неуверенностью). Слушайте, что вы волнуетесь, все будет прекрасно. (Встает из кресла и идет к паре шифоньеров, которые ему, очевидно, понравились. Затем смотрит на люстру, потом прямо на ВИКТОРА). Начальник, я не хочу вникать, но все же — какая связь? Как к вам это попало?
ВИКТОР. Это мебель моей семьи.
СОЛОМОН. Ах, оставьте. По-моему, она стоит здесь уже сто лет, нет?
ВИКТОР. Да, отец перетащил все сюда после кризиса в двадцать девятом. Дом отошёл к кредиторам, а у него остался лишь этот этаж.
СОЛОМОН (как бы подчёркивая, что он верит). Понятно. (Идёт к арфе).
ВИКТОР. Вы уже оценили или вам надо…
СОЛОМОН (поглаживая раму арфы). Еще нет, но сейчас подсчитаю. Долго я вас не задержу, у меня столько работы. (Трогает струну, прислушивается. Потом наклоняется и проводит пальцами по резонатору). Ваш отец скончался?
ВИКТОР. О, давно — около шестнадцати лет назад.
СОЛОМОН (выпрямляясь). И это стоит здесь шестнадцать лет?
ВИКТОР. Ну, мы не собирались ничего трогать, но дом-то ломают, значит… А вещи хорошие, вы же видите, хотя тогда купить их для него было пара пустяков.
СОЛОМОН. Очень хорошие, да, я же вижу. (Бросив последний взгляд на арфу). Я тоже был очень хороший, а вот теперь уже не очень. Вы же знаете, время ужасная штука. (Показывает на арфу). Вот и резонатор дал трещину, вы же видите. Но вы не волнуйтесь — это все ещё приличная вещь. (Идет к шкафику и трогает фанеру). Забавная истории с этими шкафами: тридцать лет на них никто даже не смотрел, боялись как чумы, а сегодня они вдруг опять в моде. Вот и думай. (Идет к одному из комодов).
ВИКТОР (довольно). Что ж, назовите хорошую цену — и дело сделано.
СОЛОМОН. Определенно. Вы же видите, что я вас не надуваю. (Показывает на комод). Этот шифоньер у меня не простоит и недели. (Показывает на другой). Они парные, вы же видите.
ВИКТОР. Да, вижу.
СОЛОМОН. И стул тоже ничего. (Садится на обеденный стул — проверяет его прочность). Люблю стулья.
ВИКТОР. Там ещё, в спальне, хотите пройдем?
СОЛОМОН. Да? (Идёт по направлению к спальне). Ну и что у вас там? (Заглядывает в спальню). Какая кровать! Это очень красивая резная кровать. Такая сразу пойдет. Это кровать ваших родителей?
ВИКТОР. Да, по-моему, они купили ее в Европе. Любили путешествовать.
СОЛОМОН. Очень красивая, очень хорошая, мне нравится. (Осматривая мебель, возвращается к креслу в центре комнаты). Милая, видно, была семейка.
ВИКТОР. Кстати, обеденные столы раздвигаются, и, по-моему, за них можно усадить двенадцать человек.
СОЛОМОН (глядя на стол). Я знаю. Да. В крайнем случае даже четырнадцать. (Поднимает рапиру). А это что? По-моему, когда я входил, вы собирались проткнуть этим вашу жену.
ВИКТОР (смеется). Да нет, просто я только что её обнаружил. Когда-то я занимался фехтованием.
СОЛОМОН. Вы учились в колледже?
ВИКТОР. Да, пару лет.
СОЛОМОН. Очень интересно.
ВИКТОР. Давно это было.
СОЛОМОН. Нет, вы знаете: ведь это для меня самое главное — что происходит. Ведь когда меня зовут? Или когда развод, или когда кто-то умер. И каждый раз другое дело. То есть, в общем, конечно, одно и то же, но всё-таки другое. (Садится в кресло).
ВИКТОР. И вы подбираете осколки?
СОЛОМОН. Это вы хорошо сказали, «подбираю осколки». По-моему, наша работа похожа — у вас ведь тоже каждый раз другое дело.
ВИКТОР. Что-то интересное бывает не так уж часто.
СОЛОМОН. Вы регулировщик или кто вы?
ВИКТОР. Я работаю в Рокэвэй, в основном, в аэропортах.
СОЛОМОН. Это где, в Сибири, нет?
ВИКТОР (смеется). Нет, но меня это устраивает.
СОЛОМОН. Так вы предпочитаете в чужие дела свой нос не…
ВИКТОР (смеётся). Именно. (Показывает на мебель). Так сколько?
СОЛОМОН. Сколько? (Вынимает две сигары и осматривается). Хотите сигару?
ВИКТОР. Спасибо, я давно бросил. Так всё-таки сколько?
СОЛОМОН. Я смотрю, вы деловой человек.
ВИКТОР. Точно.
СОЛОМОН. Тем лучше. Тогда где у вас бумага? На право владения?
ВИКТОР. У меня нет… но… (Пытаясь засмеяться). Я владелец и всё.
СОЛОМОН. Другими словами, ни сестер ни братьев…
ВИКТОР. Брат у меня есть.
СОЛОМОН. Ага. И вы с ним в хороших отношениях? Это не потому что я вмешиваюсь, а знаете, эти семейки, где все друг от друга без ума, а стоит кому-то из родителей умереть, так сразу начинается: мне то, а мне вот это, и начинается такое!
ВИКТОР. Это не тот случай.
СОЛОМОН. Если бы речь шла об одной вещи, ну о двух, было бы ничего, но всё вместе и без бумаги…
ВИКТОР. Хорошо. Я возьму у него бумагу, не волнуйтесь.
СОЛОМОН. Определённо возьмите. Потому что даже самые тузы, вы не поверите, — юристы, профессора, звёзды экрана — да они готовы отдать адвокату полтысячи, только чтобы отсудить какой-нибудь грошовый книжный шкафчик, и всё потому что все, видите ли, хотят не упустить своё. Так что…
ВИКТОР. Я же сказал: бумагу принесу. (Показывает вокруг). Так как же?
СОЛОМОН. Хорошо, сейчас и приступим. (Указывает на обеденный стол). Вот вы сказали, что этот обеденный стол, то что называется «испанский якобизм». Стоил он тысячу двести, а может, тысячу триста, но было это году в двадцать первом или двадцать втором. Так?
