Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Наконец официантка принесла кофе и его обед, который наверняка был обозначен в меню как завтрак. Яйца плохо прожарились — плевать, вкус еды его мало заботил. Ему почти всегда было все равно, чем питаться — если не считать нескольких лет в промежутке между сме... между событиями восемьдесят первого и тем годом, когда школа пала к ногам безалаберного отпрыска Лили. Монотонная обыденность учительского существования, не нарушаемая ничем, кроме здорового соперничества с Минервой, — которое иногда доходило до того, что они начинали шипеть друг на друга, как кошки, — только в это время он сумел расслабиться настолько, чтобы научиться ценить вкусную пищу.

— Что-нибудь будешь? — спросил Северус тем невыразительным тоном, который означал, что он полностью закрылся окклюменцией.

Лили — она благодарно улыбалась официантке — непонимающе моргнула.

— Что?

Вместо ответа он указал на тарелку.

— О нет, я сыта. Петунья приготовила обед, как невероятно это ни прозвучит; я совсем забыла, как она... — Лили осеклась, словно только что осознала, что ведет с ним светскую беседу — так, будто он не Пожиратель Смерти, который когда-то назвал ее грязнокровкой, а она не...

— Хорошо, — ответил он безразлично и принялся нарезать вилкой яйца на полоски. Официантка ушла; в течение нескольких секунд был слышен только скрип металла по керамике.

— Северус, — произнесла Лили тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Он поднял на нее глаза; окклюментные щиты его были прочны, как камень, и от одного взгляда на ее лицо в них разверзлась трещина шириной с Нил. В семнадцать он ни за что не разобрался бы в вихре ее эмоций, да и в тридцать восемь не до конца их понимал, даже с помощью легилименции — такая это невозможная была мешанина гнева, отвращения и... скорби. Кажется, скорби.

— Я хочу знать, почему, — сказала Лили. К чуть теплому кофе она не притронулась; над ее чашкой даже не поднимался пар. — Я осталась, потому что хочу спросить тебя, почему...

Северус отхлебнул кофе, выжидая. От влаги ее рыжие волосы завивались на концах, и она не принесла с собой зонтик. Сердце так громко колотилось у него в груди — почти до головокружения, — что он бы не удивился, если бы и она расслышала эти гулкие удары.

— Ладно, я хочу спросить тебя много о чем, — сказала она, — но прежде всего — отчего ты назвал меня... тем словом?

Северус опустил чашку на стол — вдумчиво и аккуратно, стараясь сконцентрироваться на этой вещице. Он столько раз проигрывал в мыслях этот диалог, представляя тысячи всевозможных сценариев в безопасном уединении собственного разума — но сейчас не мог вспомнить из них ни слова, был не в силах придумать для нее ни единого ответа.

— Я мог бы попробовать объяснить, — произнес он так же осторожно, как отставил в сторону кофе, — но ты не поймешь.

— Если ты не прекратишь говорить со мной свысока...

— А можешь, и поймешь, — негромко перебил он. — Что ты сказала тогда на прощание? "На твоем месте я бы постирала подштанники, Сопливус". Что-то в этом духе, если мне не изменяет память.

Лили побледнела — только скулы вспыхнули алым.

— Что? Ты — что?.. — похоже, она и впрямь растерялась.

— Ты обиделась. Выбрала самое язвительное, что смогла придумать в ответ, и сказала это. Защитная агрессия, — он взял вилку и подцепил желток, размазывая его по яичнице. Лили молчала.

— И ты ждешь, что я в это поверю? — наконец произнесла она; он не смог интерпретировать эту интонацию.

— Я ничего не жду. И уж тем более не несу ответственность за то, во что ты решишь поверить. Ты спросила — я ответил. Остальное твое дело.

Закрывшись окклюменцией, он говорил прохладно и бесстрастно — а внутри его мутило и корежило, все тело выкручивало, как мокрую тряпку. Сколько раз он мысленно молил ее о прощении, заклинал понять, выворачивал наизнанку каждый неприглядный закоулок души — и все только для того, чтобы при встрече швырнуть в лицо те старые обидные слова? Он и сам себя не понимал; должно быть, это окклюменция — с ней все становилось далеким и неважным, словно эмоциям перекрывало клапан.

— И где же здесь связь, — в лоб спросила она, — со всеми этими... — на этих словах ее голос понизился до шепота — сердитого и испуганного, — со всеми этими мерзкими Пожирателями Смерти?..

— Да, этим словом пользуются Пожиратели Смерти, — ответил он все тем же отрешенным голосом, — а также чистокровные снобы. Равно как и те, кто...

— Те, кто что, Северус? — спросила Лили запальчиво; на ее щеках все еще играл румянец.

— Те, кто хотели бы стать Пожирателем или чистокровным снобом, — закончил он самым равнодушным голосом из всех возможных.

— И к какой из этих категорий ты относишь себя?

О Господи — она была готова заплакать. Она сверкала глазами, словно собиралась оторвать ему нос заклинанием, но на самом деле чуть не плакала. Ему захотелось срочно умереть, потому что по сравнению с такой жизнью это было почти что безболезненно. Так что он сказал правду.

— Понятия не имею.

Лили взглянула на него в упор; презрительно фыркнула, скривив губы в неприязненной усмешке.

— Что ж, ты хотя бы не врешь.

Северуса мгновенно захлестнуло бешенство — столь всепоглощающее, что он лишь чудом не расколотил об стену тарелку и не разнес все окна в забегаловке одним взмахом волшебной палочки. "Я лгал, - едва не выкрикнул он, — я лгал семнадцать лет — семнадцать лет этой ебаной мудистики — чтобы защитить твоего пизданутого сыночка, и на хуя все это было нужно? На-ху-я?"

На мгновение мир заволокло белесой пеленой — потом исступление кончилось — прошли какие-то секунды, не больше — и он снова обрел над собой контроль и увидел наконец дрожащую и совершенно белую Лили.

Он попытался что-то сказать — успокоить ее или вспомнить что-нибудь из того, что повторял ее призраку семнадцать лет, но получилось только прошептать:

— Может, хватит говорить со мной снисходительно?

Лили медленно поднялась с диванчика. Ее трясло. Он не мог шевельнуться. Он стал льдом. Стал камнем.

Затем она развернулась и помчалась к выходу; с силой рванула на себя дверь — колокольчик залился истошным звоном — и дверь захлопнулась.

Бесконечное мгновение Северус сидел и просто смотрел на ее нетронутый кофе. Потом он вытряхнул из бумажника все деньги, какие там были, швырнул их на столик рядом с тарелкой и побежал за Лили.

Глава 2

Ледяной дождь хлестал в лицо, но Лили была ему даже благодарна: это позволяло не думать о том, что только что случилось. Машинально пригнув голову — холодные капли окропили темечко — и подняв воротник дубленки, чтобы хоть как-то прикрыться от воды, она все торопилась вперед, не зная, что будет делать, если Сев — если Снейп — ее догонит. Может — вскрикнет и запустит в него каким-нибудь глупым проклятием, может — разревется; но ни того, ни другого ей не хотелось, потому что этот чертов Северус Снейп...

— О-ох, — только услышав это, она осознала, что с кем-то столкнулась.

— Простите, — выдохнула она, пытаясь обогнуть неожиданное препятствие, но плечо сдавили чужие пальцы. На мгновение ей померещилось, что это Сев — Снейп! Черт побери, этот окаянный Снейп даже не извинился за то, что обозвал ее грязнокровкой и хотел присоединиться к Пожирателям Смерти, а она никак не могла...

— Куда торопишься, лапушка? — лицо обдало пивным дыханием.

О, Мерлин. Ее угораздило нарваться на пьяных. Что ей грозит, если она нарушит запрет на магию для несовершеннолетних и вмажет этим магглам по яйцам только за то, что они приставали к ней на улице?

— Подальше от вас, — отрезала она, пытаясь выдернуть руку, но он только ухмыльнулся и, покачнувшись, подступил к ней на шаг. Его дружки пьяно загоготали — вот извращенцы...

Лили дала ему в пах коленом, и он скрючился от боли; попыталась прошмыгнуть мимо пьянчуг, но кто-то из них обхватил ее сзади.

— Пусти! — выкрикнула она, пытаясь ударить его локтем в живот.

— Не-а, — плеснул в ухо нетрезвый голос, — гляньте только, какая славная цыпочка...

Что-то хрустнуло, и чужие руки разжались; маггл кулем осел на тротуар, словно мешок мокрого цемента. Лили стремительно развернулась...

Разумеется, это оказался Северус — с монтировкой в руках, ни больше, ни меньше. Черная и грозная, она вырастала из его кулака, и свет ближайших витрин заставлял блестеть дождевые капли на металле. Северус был смертельно бледен, и у него мерцали глаза; она ощутила внутри пустоту, словно кто-то невербальным заклинанием вынул из нее все внутренности — да, и сердце тоже...

Послышался дробный топот быстро удаляющихся шагов; моргнув и оглядевшись, Лили убедилась, что рядом с валяющимися на земле пьянчугами остались только она и Северус — и еще прохожие, которые заметили сквозь пелену дождя, что происходит что-то интересное, и притормозили поодаль, перешептываясь и жестикулируя.

Северус перешагнул через того, которого ударил он — монтировкой — и остановился перед вторым, с которым расправилась Лили. Тот стонал, пытаясь подняться; Северус поддел его монтировкой за подбородок, заставив пьяницу запрокинуть голову и задрать перекошенное лицо. Лили почувствовала, что сейчас засмеется, а потом ее вырвет. Или в обратной последовательности.