Стивен Кинг - Дорожные работы
– Да.
– Я терпеть не могу снег. Мой брат, так тот вообще отправляется каждый год в Пуэрто-Рико первого ноября и остается там до пятнадцатого апреля. Ему там принадлежат сорок процентов одного отеля. Говорит, что должен присматривать, как работают его капиталовложения. Этакий говнюк. Да он за своей задницей не может толком присмотреть, после того как посрет, а тут придумал тоже – капиталовложения… Чего тебе надо?
– Простите? – Он вздрогнул и почувствовал себя как-то неудобно.
– Ты приехал ко мне, чтобы что-то у меня получить. Как я могу достать тебе то, что ты хочешь, если я не знаю, что это такое?
Он с удивлением обнаружил, что не может ответить на этот откровенный вопрос. Казалось, что у слова, обозначавшего то, в чем он нуждался, слишком много углов, чтобы он мог вытолкнуть его изо рта. Он вспомнил об одной своей шалости, которую совершил еще ребенком, и улыбнулся уголками рта.
– Что там такого смешного? – заинтересовался Мальоре. – Давай, выкладывай.
– Однажды, когда я был еще ребенком, я засунул йо-йо [5] себе в рот, – сказал он.
– И это, по-твоему, смешно?
– Нет, не это. Я потом не мог его вынуть – вот это смешно. Мама отвела меня к доктору, и он вынул эту штуку. Он ущипнул меня за задницу, а когда я разинул рот, чтобы завопить, он просто выхватил ее двумя пальцами.
– Лично я не собираюсь тебя щипать за задницу, – сказал Мальоре. – Что тебе нужно, Доуз?
– Взрывчатые вещества, – сказал он.
Мальоре внимательно посмотрел на него, потом закатил глаза и хотел было что-то сказать, но в последний момент передумал и задумчиво почесал подбородок. – Взрывчатые вещества, стало быть, – сказал он, наконец.
– Да.
– Я знал, что у этого парня крыша поехала, – сказал Мальоре, обращаясь к самому себе. – Когда ты ушел, я еще сказал Питу: вот парень, который нарывается на несчастный случай, прямо-таки лезет на рожон. Так ему и сказал.
Он ничего не ответил. Фраза о несчастном случае напомнила ему о Джонни Уокере.
– Ну ладно-ладно, хорошо, ответь мне только на один вопрос: для чего тебе нужны взрывчатые вещества? Ты что, хочешь взорвать египетскую торговую выставку? Или положить взрывчатку в самолет? Или, может быть, просто-напросто отправить в ад свою любимую тещу?
– Я бы не стал тратить на тещу взрывчатку, – ответил он, и оба они засмеялись, но атмосфера продолжала оставаться напряженной.
– Так в чем же дело? Кто тебе насолил?
– Никто мне не насолил, – ответил он. – Если бы дело было только в этом, если бы я хотел кого-нибудь убить, я бы просто купил пистолет, и все. – Тут он вспомнил, что он уже купил пистолет, и не только пистолет, но и винтовку, и его закормленный «Пепто-Бисмолом» живот вновь почувствовал себя неспокойно.
– Так зачем же тебе взрывчатые вещества?
– Я хочу взорвать дорогу.
Мальоре посмотрел на него с откровенным недоверием. Все его эмоциональные проявления отличались некоторой преувеличенностью, словно он приспособил свой характер к увеличительным свойствам своих очков. – Итак, ты хочешь взорвать дорогу. Какую дорогу?
– Она, вообще-то, еще не построена. – Он начал получать от этого разговора своего рода извращенное удовольствие. Кроме того, это ведь оттягивало предстоящее ему неизбежное объяснение с Мэри.
– Итак, ты хочешь взорвать дорогу, которая, вообще-то, еще не построена. Боюсь, мистер, я тебя принял не за того, кто ты есть. У тебя не просто крыша поехала. Ты – самый обыкновенный природный псих. Можешь ты объяснить, чего ты, наконец, хочешь?
Тщательно выбирая слова, он сказал:
– По решению городского совета строится дорога, которую называют новым участком 784-й автострады. Когда она будет закончена, автострада будет проходить прямо через город. По целому ряду причин, в которые я не хочу вдаваться, – потому что не могу, – эта дорога уничтожила к чертовой матери двадцать лет моей жизни. Это…
– Потому что они собираются снести прачечную, в которой ты работаешь, и дом, в котором ты живешь?
– Откуда вы это знаете?
– Я же тебе говорил, что я тебя проверю. Ты что, подумал, что я шучу? Я даже знал, что ты потеряешь свою работу. Может быть, даже раньше тебя самого.
– Нет, я знал об этом еще месяц назад, – машинально возразил он.
– Хорошо, объясни мне, пожалуйста, как конкретно ты собираешься все это осуществить? Может быть, ты просто собираешься проехаться вдоль строительства, поджигая бикфордовы шнуры своей сигарой и швыряя из окна машины связки динамитных шашек?
– Нет. Когда бывает праздник, они оставляют свои машины на месте работ. Я хочу их все подорвать. Кроме того, есть еще три новых эстакады. Их я тоже хочу взорвать.
Мальоре вылупился на него расширившимися от удивления глазами. Так он смотрел на него довольно долгое время. Потом он откинул голову и расхохотался. Живот его трясся, а пряжка его брючного ремня ходила вверх и вниз, словно щепка на поверхности бурного ручья. Его хохот был громким, искренним, сочным. Он хохотал до тех пор, пока слезы не брызнули у него из глаз, и тогда он вынул откуда-то из внутреннего кармана огромный носовой платок нелепого вида и вытер их. Он стоял и смотрел, как Мальоре смеется, а потом вдруг почувствовал внезапную уверенность в том, что этот толстый человек в очках с сильными линзами обязательно добудет ему взрывчатые вещества. Он продолжал наблюдать за Мальоре, улыбаясь одними уголками рта. Он не возражал против смеха. Сегодня смех звучал хорошо.
– Ну, парень, ты – законченный псих, это уж точно, – выдавил из себя Мальоре, когда его хохот понемногу перешел в хихиканья и всхлипывания. – Как жаль, что Пита здесь нет и он ничего этого не слышал. Ведь он никогда мне не поверит. Вчера ты назвал меня х-хи-хи-хреном моржовым, а с-с-сегодня… С-с-с-сегодня… – И он вновь зашелся раскатистым хохотом, то и дело утирая платком катящиеся по щекам крупные слезы.
Когда его веселье снова поутихло, он спросил:
– И как вы собираетесь финансировать это маленькое предприятие, мистер Доуз? Теперь, когда вы лишились своей высокооплачиваемой работы?
Интересно он это сформулировал. Когда вы лишились своей высокооплачиваемой работы. Эта фраза придала всему случившемуся сегодня ощутимую реальность. Он потерял работу. Все это не было сном.
– В прошлом месяце я вернул в компанию страховой полис на мою жизнь и получил за него деньги, – сказал он. – Я делал взносы за десятитысячную страховку в течение десяти лет. Получилось около трех тысяч долларов.
– Неужели ты уже тогда все это планировал?
– Нет, – сказал он честно. – Когда я получил деньги за страховку, я еще толком не знал, зачем они мне понадобятся.
– Стало быть, в те дни ты еще оставлял себе все пути открытыми, да? Ты думал, что, может быть, лучше просто поджечь дорогу, или расстрелять ее из пулемета, или придушить ее, а может быть…
– Нет. Я просто еще не знал, что я собираюсь сделать. Теперь я знаю.
– Понятно. На мою помощь можешь не рассчитывать.
– Что? – Он уставился на Мальоре, искренне пораженный. Такого в сценарии не было предусмотрено. Мальоре должен был какое-то время помучить его расспросами, наподобие сурового, но справедливого отца. А потом достать ему взрывчатку. Ну, может быть, еще произнести ритуальную фразу, что-нибудь наподобие:
Если тебя поймают, я скажу, что ни разу тебя в глаза не видел.
– Что вы сказали?
– Я сказал нет. Н-Е-Т. По-моему, я достаточно ясно выразил свою мысль. – Он подался вперед. Добродушные искорки исчезли из его глаз, словно их никогда там и не было. Теперь они казались мертвыми и неожиданно маленькими, несмотря на увеличительный эффект стекол. Они ничуть не были похожи на глаза развеселого неаполитанского Санта-Клауса, готового принести тебе на Рождество любой подарок – чего бы ты ни пожелал.
– Послушайте, – сказал он Мальоре. – Если меня поймают, я ни словом о вас не обмолвлюсь. Даже имени вашего ни разу не упомяну.
– Как же, поверил я тебе, держи карман шире! Да ты расколешься на первом же допросе, твой адвокат докажет твою невменяемость, ты отправишься в бесплатный санаторий с четырехразовой кормежкой и цветным телевизором, а мне приделают пожизненное. Ищи дурака.
– Да нет, послушайте…
– Нет, это ты меня послушай, – перебил его Мальоре. – Ты забавен только до определенного предела. А мы этот предел уже миновали. Раз я сказал нет, значит, нет, и никаких гвоздей. Никакого оружия, никакой взрывчатки, никакого динамита, вообще ничего. Хочешь узнать почему? Я тебе объясню. Ты – недоделанный психопат, а я – бизнесмен, деловой человек. Кто-то сказал тебе, что я могу «достать», чего только душа не пожелает. И я действительно могу кое-что достать. И уже достал, причем для огромного числа людей. Но и для себя я тоже кое-что достал. В сорок шестом году я получил два с половиной года за незаконное ношение оружия. Оттрубил десять месяцев. В пятьдесят втором на меня пытались повесить обвинение в причастности к мафии, но я отвертелся. В пятьдесят пятом мне шили уклонение от налогов, но и тут я отвертелся. В пятьдесят девятом на меня повесили скупку краденого, и тут мне не удалось отвертеться. Я отсидел восемнадцать месяцев в Каслтоне, зато парень, который разоткровенничался перед присяжными, получил симпатичную уютную могилку полтора на два метра. С пятьдесят девятого меня арестовывали три раза, причем дважды дело было прекращено за недостаточностью улик, а один раз присяжные были вынуждены признать меня невиновным. Им очень хочется до меня добраться, потому что если вина будет доказана, то я с моим послужным списком загремлю сразу на двадцать лет без права досрочного освобождения за хорошее поведение. А единственное, что от меня останется через двадцать лет, это мои почки, которые они сдадут на попечение какому-нибудь грязному ниггеру из велферовского приюта в Нортоне. Для тебя это что-то вроде игры. Опасная, сумасшедшая, но все равно игра. А для меня это не игра, и заруби себе это на носу. Ты думаешь, что говоришь правду, когда утверждаешь, что будешь держать язык за зубами. Но ты лжешь. Нет-нет, не мне лжешь. Ты себе лжешь. Так что мой ответ однозначный и окончательный: нет. – Он развел руками. – Если бы тебе нужны были телки, Господи, да я б тебе подарил две за бесплатно – за одно только представление, которое ты тут вчера закатил. Но в такие дела я не вмешиваюсь, уволь.
